«Крестные отцы» отвечали: «Черномазых мы не пустим, мы брезгуем ими». Галло ярился: «Нельзя же работать по старинке! Вы думаете, я люблю негров?! Вы думаете, я ими не брезгую?! Вы думаете, ими не брезгует президент Джонсон?! Но ведь настали новые времена! Негров теперь процентят, их отбирают для работы в правительственных органах! Им начали давать кафедры! Они стали офицерами в армии! И мы должны процентить, чтобы не потерять их вовсе! Добрый мир с ними лучше хорошей войны!» Словом, «крестные отцы» не приняли предложение Галло. Тогда он организовал через прессу «утечку информации»: появились статьи, что «Бешеный Джо» — друг негров. Потому-то Джонсон и взял в руки пистолет, в карман положил десять тысяч и продырявил череп «защитнику меньшинств» Коломбо.
Люди Коломбо ответили на эти выстрелы — своими. «Бешеный Джо» получил пять пуль в живот и лоб. Над его гробом была произнесена клятва: «Улицы Нью-Йорка станут кровавыми реками, „Бешеный Джо“, ты будешь отмщен».
В течение недели, последовавшей за этой клятвой, были убиты Ферриано, Бруно Карневале, Ричард Гроссман, Чиприо и Томи Эрнст — мафиози из окружения Коломбо.
«Борцы за гражданские права» душили, резали, стреляли; драка за сферы влияния — кровавая драка, любой титул примешь, любому богу поклонишься, только б сохранить власть и деньги…
— А что вы знаете о Вито Дженовезе и Чарлзе Лучиано? — спросил я, когда принесли поразительно вкусное «капучини» — кофе со взбитыми сливками или бог еще знает чем.
Дон Нино ответил:
— Об этих людях говорят слишком много, но мне кажется, что никто не знает правды, да и никогда ее не узнает. Сильные люди — одно лишь можно утверждать со всей определенностью. И, как говорят все, знавшие их, в высшей мере добрые. Разве злые люди могли бороться против фашизма? Против Муссолини и Гитлера поднялись добрые, разве я не прав?
…Это невероятно интересно, когда ты долго готовишь материал, подбираешь факты, делаешь пометки на полях, сопоставляешь данные, имена, адреса, потом забрасываешь папки в стол — вроде бы вычеркнул из памяти, вздор, безделица, шальная идея, ничего больше. Но память — сложная штука, набор шифров, миллиарды пеналов, нет других таких хранилищ в мире, как бы не ошеломляла Ленинка или библиотека конгресса. Вроде бы ты и позабыл о папках, куда разложил журнальные вырезки, газетные заметки и записи бесед с интересными людьми, как вдруг, стоит высверкнуть по особому какому-то факту — и вся разлапистость материалов отливается в точную форму. Разговоры в Катанье и Неро оказались теми недостающими звеньями, которые помогли увидеть всю тему собранной, литой, что называется.
У меня в дневниках давно уже хранились кое-какие материалы об одном из лидеров американской мафии Вито Дженовезе. Итальянские мафиози — я видел их фотографии — незаметны, добродушны, тихи; истинные провинциалы в стоптанных башмаках, в рубашках без воротничков. Они преображаются ночью, когда, поглядывая на секундную стрелку, ждут выстрела — их люди разделались с непокорным, который думал жить по законам, отдельным от неписаного устава тайного ордена сицилийцев.
Когда Вито Дженовезе отправлялся в Новый Свет, он был «нижним» мафиози, самым, пожалуй что, «нижним», ибо рожден был Вито не в Сицилии, а в Неаполе, «городе мелких мошенников», как мне сказал в Палермо один синьор, — сидел за столиком дорогого кафе в рваных ботинках на босу ногу, пил «Наполеон», который стоит здесь баснословные деньги, и с удовольствием беседовал со мною на хорошем английском.
Дженовезе привлекался к суду пять раз: убийство конкурентов, продажа оружия и содержание тайных публичных домов. Пять раз он был оправдан за «отсутствием улик» — закон молчания в «коза ностре» идентичен закону «мафии» в Сицилии, с той только разницей, что за нарушение этого закона в Бруклине убивают очередью из автомата, а в Сицилии — выстрелом из старинного карабина.
Этот каскад оправдательных приговоров по делам, которые казались всем бесспорными (заслуживали пожизненного заключения или электрического стула), помог Дженовезе стать одним из руководителей «коза ностры». Он держал в руках проституцию, организовывал грандиозные шантажи, где взносы затравленных им людей исчислялись сотнями тысяч долларов, продажу наркотиков; он, пожалуй что, первым поставил этот бизнес на широкую ногу. Однако завязал этот бизнес в один узел с международной политикой Чарлз Лучиано.
В 1936 году Чарлза Лучиано посадили на скамью подсудимых. Срок — тридцать лет. Его помощник Бошальте был отправлен на электрический стул.
Вито Дженовезе, однако, исчез. Объявился он позже в Сицилии, объявился самым поразительным образом: в штаб-квартире чернорубашечников. Он открыл потрепанный портфель и вывалил на стол триста тысяч долларов.
— Я мечтаю, чтобы великий дуче узнал — его скромный единокровец хочет построить новое здание партии. Думаю, это докажет мою преданность фашистской Италии больше, чем слова иных болтунов.
Дуче узнал об этом; он внимательно изучил досье «крестного отца», он понимал, «кто есть кто» в мире мафии, которой он столь торжественно объявил войну и к разгрому которой так напыщенно звал нацию. Он разгромил мелюзгу, сильных не тронул; более того, он сохранил их — дуче думал о будущем.
— Дженовезе, — сказал он, вызвав к себе мафиози, — в Америке, в этой стране продажных плутократов и финансовых воротил, некий Карло Треска, марксист и мерзавец, оклеветал меня, а вместе со мною и все движение фашизма, то есть движение народных масс, выступающих за свободу и мир, против интернационального большевизма и алчного империализма. Я хочу, чтобы ты сказал свое слово по этому поводу, Дженовезе.
Дон Вито сказал свое слово: Карло Треска изрезали тремя автоматными очередями из «томми»; разложившийся труп нашли в трущобах старого Манхэттена.
Когда сообщение об этом появилось в газетах, Муссолини вызвал к себе Дженовезе поздно ночью, пригласил к столу и протянул мафиози бокал с шампанским.
— Ты истинный патриот новой Италии, — сказал дуче. — Фашизм не забудет твоей преданности.
А что же Лучиано, второй «крестный отец»? В 1942 году, как раз в то время, когда состоялся первый контакт Муссолини с Дженовезе, узник каторжной тюрьмы был привезен на конспиративную квартиру американской разведки ОСС. Беседы продолжались семь дней. Затем Лучиано, которому оставалось отсиживать еще двадцать четыре года, был поселен в тихом коттедже на побережье неподалеку от Нью-Йорка. Оттуда его перебросили в Африку. В Сицилию он пробирался сам — резидент ОСС начал свою работу. Помимо разведки он помнил и о бизнесе: именно он продал в Сицилии своим друзьям мафиози огромное количество американского оружия — конечно же «для борьбы с фашизмом»; сделка с Пентагоном исчислялась миллионами долларов; ни одному левому партизану, понятное дело, это оружие в руки не попало. А когда союзники высадились в Сицилии, первыми визитерами у американского губернатора острова полковника Полетти было два друга: Лучиано и Дженовезе; один — резидент американских спецслужб, другой — друг дуче, истинный борец, настоящий фашист.
Кому же они служили? Да никому. Себе. Мафии. Если допустить возможность победы фашизма — Дженовезе вхож к дуче. Если же победят союзники — Лучиано коронован резидентом ОСС.
…Структура мафии, рожденная в Сицилии, надежно гарантирует «безопасность преступников, обреченность жертв, непрерывность работы».
Первичная организация — «семья». Именно такого рода «семья» объединяет одну, порой две сицилийские деревни. Кто является членом «семьи»? Отцы, дети, братья (и сестры конечно же!), двоюродные братья, шурины и девери — поди разруби такого рода «семейную поруку», когда неосторожно вырвавшееся слово ставит под удар не кого-нибудь, а сына или брата! Такое не простят — закон молчания обратно пропорционален «закону мести». По семейному принципу сформировалась и «коза ностра», когда сто лет назад первые сицилийские иммигранты появились в Новом Свете — без знания языка, без профессии, неграмотные крестьяне, умевшие метко стрелять, молчать и благодарить до гробовой доски того, кто дал хлеб их детям.
Несколько «семей» объединены в «коска», что значит «бедро». Семейный принцип и здесь сохраняет свою силу. «Бедра» составляют «ассоциации», которые отвечают за отрасль промышленности или бизнеса; они же получают «налог» с профсоюзов. «Ассоциации» составляют «Л’Онората Сосиета», то есть мафию.
Глава семьи — «капо» (в Европе), «босс» (в США). На случай провала существует «второй босс». Но лишь «боссу» подчинен «советник» — «светлая голова», человек с образованием, чаще всего юридическим. На «второго босса» замыкаются «лейтенанты», которые не знают «босса»; им незнаком и «советник». «Лейтенанты» командуют «солдатами». Именно эти «солдаты» выполняют приказы руководства, «спущенные» через «лейтенантов». Все, как в разведке: исполнителю ничего не известно о задумке «босса», приказ передан через «второго босса»; сплошная цепь, разорвать которую трудно, почти невозможно. (Существуют также «наемники». К числу этих париев относятся «неитальянцы». Их нанимают в качестве курьеров, которые возят наркотики через границу, а также в тех случаях, когда замыслилась очень сложная операция политического толка — тогда нанимают Рея, Руби; те, в свою очередь, находят своих освальдов.)
Главные задачи «солдат»: разложение полиции и госаппарата; установление устойчивого влияния на «ключевых» работников бизнеса, банков, авиакомпаний и портов — во имя этой цели допустимы все пути: шантаж, похищение, насилие, убийство; и наконец, контроль за зонами влияния. Деятельность мафии точно разграничена на легальную и нелегальную: к первой относятся рестораны, которые содержит мафия, бары, доки, аэропорты, порнография, профсоюзы; ко второй — азартные игры, проституция, торговля наркотиками.
Для того чтобы надежно конспирировать, знания итальянского языка недостаточно; не спасает даже сицилийский диалект — агенты полиции специально изучают язык мафиози, ибо сейчас большинство членов «семей» говорит на жаргоне.
Примером того, как мафия умеет скрывать имена преступников, оставляя на дороге штабеля трупов, является «палермская война». Началась она в 1950 году, когда в Италии была объявлена новая земельная реформа, ограничивавшая размеры латифундий. Реформа проводилась из-за того лишь, что левые силы Италии смогли так нажать на правительство, что отказ удовлетворить требования крестьянства мог вызвать падение кабинета. Мафия начала вырабатывать стратегию — в новых условиях надобны новые методы. Обмен мнениями между доктором Наварро, вождем мафии на северо-западе Сицилии, захватившим контроль над всеми портами Палермо, и его молодыми коллегами кончился схваткой. Принципы были забыты — началась борьба за власть. Молодое крыло мафии нанесло удар: Кармело Наполи, старый мафиози, осуществлявший надежную связь между преступниками и муниципальными властями, получил посылку. Когда его телохранитель вскрыл фанерный ящик, там лежала голова одной из любимых немецких овчарок дона Кармело — так в мафии объявляют смертный приговор врагу.
Кармело Наполи немедленно предпринял свои шаги, он знал, как это делается, он помнил уроки старого учителя, «первого монарха мафии» дона Вито Касио Ферро. Об этом человеке следует рассказать подробней.
Когда дона Вито Касио посадили на скамью подсудимых по обвинению в контрабанде, он, посмеиваясь, сказал прокурорам:
— Уважаемые синьоры, вы никогда не сможете доказать мое участие в преступлениях, совершенных моими людьми и мною, — их было много, это я вам говорю. Вы не найдете ни улик, ни свидетелей. Это я вам обещаю. Зачем же вы обвиняете меня в контрабанде — я ведь действительно не занимался этим, слишком мелко для меня…
Он не сказал, естественно, что мелкая контрабанда не нужна ему — «монарх мафии» создал флот, состоявший из пятидесяти кораблей разного тоннажа, это индустрия, а не контрабанда.
Уже в начале века его люди обосновались в Нью-Йорке: ни один мало-мальски серьезный шаг не предпринимался людьми «коза ностры» без консультаций с «крестным отцом», жившим в Сицилии, одетым, как средний крестьянин, набожным и тихим доном Вито.
Когда началась Первая мировая война, он создал специальные группы мафиози, вооруженные и подготовленные для проведения специальных акций. Отряды мафиози формально воевали в рядах союзников, еще бы, ведь они такие патриоты! При этом конечно же, грабили склады, захватывали эшелоны, наводили террор на непокорных — война кончится, память о всесилии мафии останется надолго.
Именно в это время дон Вито и принял решение о внедрении мафии в государственные органы. Сотни мафиози — с санкции своих «лейтенантов», а те, в свою очередь, в соответствии с указаниями «помощников капо» — предложили услуги полиции в качестве платных осведомителей. Именно на них была возложена обязанность направлять полицию — если понадобится — по ложному следу.
Следующий этап: рекрутирование мафиози в карабинеры — охранник порядка днем, нарушитель — ночью.
Третий этап — выдвижение своих кандидатов в депутаты: начали практиковать это в Палермо, закончили в Риме.
Прорастание оказалось куда как более постоянным и надежным, чем все остальное: был разгромлен Муссолини, люди дона Вито Касио остались. Те, которым пришлось уйти из-за компрометирующих связей с фашистским режимом, уступили места «оппозиционерам», загодя подготовленным мафией. «Советники» думали впрок, не зря получали баснословные деньги, зазря мафия не платит; дурню с пистолетом, который решетит противника, дают тысячу; тот же, кто думает, кого и как убить, получает миллион; верно говорят: «стрелять — не думать».
…Кармело Наполи проинформировал проросших о посылке; полиция установила негласное наблюдение за его домом; два телохранителя утроили бдительность, при каждом подозрительном шорохе хватались за парабеллумы; ночью дом охраняло пять человек. Прошло три дня, четыре — никаких тревожных симптомов.
Наполи был убежден — его неведомые враги поняли, что рисковать нет смысла, ибо он сомнет любого. Еще бы, связи решают все.
Через неделю, однако, Наполи был убит: его изрешетили автоматными очередями из машины, стоявшей на перекрестке. Почерк «коза ностры». Никто, естественно, не был найден. Видимо, молодые мафиози смогли уплатить больше тем, кто раньше кормился из рук дона Кармело, полиция сработала не на старика, а против него — смена хозяев, ничего не поделаешь.
Следующим был расстрелян Джузеппе Греко.
Затем убили старика Галатоло.
Лишь за десять дней было убито семь человек, так или иначе вовлеченных в борьбу за власть. (Десять дней — семь человек! И — не найти следов. А тут каких-то тридцать свидетелей по делу Кеннеди. Чепуха, да и только, коли соотнести это с приобретенным опытом.)
Во время «палермской войны» выдвинулись три молодых лидера мафии: Николо д’Алесандро, Нико Коттоне и Дженко Руссо.
Первым был убит Коттоне, вторым — Алесандро; единственным «младомафиози» остался Дженко Руссо, которого учил «король наркотиков» Лучиано, а опекал дон Кало. Он шел вместе с двумя друзьями в одной упряжке, шел к деньгам и власти. Все были убеждены, что его друзей «погасили» (убили) старики в отместку за гибель «артишоков» («старых мафиози»). Ответ на вопрос — кто планировал убийство — не получен до сих пор. Мне же сдается, что и Коттоне и Алесандро пали по указанию Руссо; борьба за власть — жестокая штука; понятие «былая дружба» в этой драке — сущая абстракция, вздор, сантименты. В мафии умеют бить намертво всех тех, кто не только покушается, — кто может покуситься на твой интерес: в ход идет «нырок» или «веточка» (финка). Неважно, кто замахнулся на твое: «девяностограммовая гиря» («важная шишка») или «муравей» («молодой мафиозо»). Кара одна — смерть. (Замечено, что в «черновой работе» мафиози очень важна роль шляпы: сдвинута направо — «за мной следят», сдвинута назад — «срочно на помощь», сдвинута налево — «я вижу тебя и постоянно слежу за тобою».)
Вито Дженовезе, впрочем, постоянно сдвигал шляпу налево: «всех вижу, постоянно за всеми слежу» — особенно после войны.
Этот «добрейший», по словам моего собеседника дона Нино, человек должен был получить корону «короля мафии», ибо Лучиано в это время занимался Европой и Кубой, а других конкурентов не было. Он бы и получил корону, но случилось невероятное: жена Анна сбежала из его особняка и потребовала развод.