– Начнем сначала. Кока приезжает в Прагу, чтобы встретиться с тобой. Он хочет передать тебе нечто ценное. В него стреляют, и он успевает только протянуть эту вещь в твою сторону. Ты ничего не замечаешь, и тогда эту вещь подбирает банковский служащий... – Петрова прикрыла глаза. – После этого он начинает следить за тобой... Что бы это значило?
Даша хотела ответить, но Лелька, заметив ее порыв, показала кулак и приложила палец к толстым губам. Даша решила не нарываться на конфликт.
– Что это значит? – повторила Аня уже заметно повеселевшим голосом. – А это может означать только одно! Рыжая, – Петрова щелкнула пальцами, – эта вещь не имела никакой материальной ценности.
Даша растерянно хлопала глазами:
– А что же она тогда имела?
– Ценность этой вещи заключается в коэффициенте ее информативности.
– Чего-чего?
– Это ключ к чему-то, что действительно является очень ценным, и воспользоваться этим ключом, судя по всему, можешь только ты. Поэтому-то клерк и следит за тобой.
У Даши стал какой-то прибитый вид. Она не очень понимала, как это Петрова за несколько секунд пришла к тому же самому выводу, что и эфэсбэшник. И подозревала, что, скорее всего, так никогда этого и не поймет.
Тем временем Анечка продолжала размышлять вслух:
– Что же именно Макеев хотел тебе передать? Достаточно маленькое – ведь он держал эту вещь в ладони, довольно легкое... Ты же звука не слышала?
– Ничего я не слышала, – подавленно ответила Даша. – Ничего не слышала, кроме криков и выстрелов. И потом: там палас. Вот если бы шкаф упал, тогда бы, наверное... А что-то маленькое... Нет, не слышала.
– Палас? – заинтересовалась Аня. – Какого цвета там палас?
– Цвета? Не знаю... Серого, по-моему, ну или близкого к этому. Но не красного и не в цветочек, и не...
– Значит, этот предмет был, скажем так, нейтрального цвета: серый или бежевый. Что это может быть? Маленький, легкий, серый?
– Дохлая мышь, – подала голос из своего угла Лелька.
Даша сердито посмотрела на нее и цыкнула:
– Нечего сказать – лучше молчи. – Затем снова обратилась к Ане: – Чего гадать? Надо эту гниду отловить и выбить из него всю недостающую информацию. Вон мужиков возьмем с собой – сразу обделается со страху...
– Каких это ты мужиков с собой брать собралась? – поинтересовалась Аня и скрестила руки на груди.
– Да каких угодно. Хоть с работы с твоей...
– Об этом забудь.
– Ну хорошо. Тогда Эдика с Леней. А чего, здоровые ребята.
– Еще чего придумаешь? – начала злиться Петрова. – Иди вон Игоря попроси. Если он тебя костылем сразу не прибьет, то, может быть, и согласится. И потом, ты что, международного скандала хочешь?
– А кто ему дал право покойников обкрадывать? – моментально завелась Даша. – Это, между прочим, по международному праву называется мародерством. И кое-где за это вообще расстреливают.
– Ты предлагаешь его расстрелять?
– Нет, я предлагаю ему морду набить. Чтобы чужого не брал. Какая гадина! Он же знал, что у меня на счету хрен с маком остался и все равно – не побрезговал! Одинокую женщину обокрасть...
Аня поспешила утихомирить разбушевавшуюся подругу.
– Ладно, одинокая, успокойся. Лучше подумай, как нам его найти...
– Да никак. Вернее, очень просто. Надо выйти на улицу Горького и идти по ней, пока его жирная рожа не начнет в витринах мелькать. Потом остановиться, взять его за одно место и...
– Я поняла, – остановила поток яростной брани Петрова, – Одевайся и пойдем.
– Куда? – растерялась Даша и даже успокоилась.
– На Тверскую. Так теперь улица Горького называется.
Глава 27
1
Эта поездка была, пожалуй, самой сложной из всех. Несколько дней по указанному адресу никто не появлялся. Когда же Герман, потеряв всякую надежду дождаться нужного ему человека, решил возвращаться в Москву, под вечер шестого дня перед дверьми подъезда наконец показалась мужская фигура.
Здоровый, крепкий мужчина вынырнул откуда-то из темноты и, не включая свет, стал возиться с ключами, пытаясь открыть замок. Только войдя в подъезд, он включил свет, воровато оглянулся и быстро поднялся по лестнице.
Лозенко посмотрел на часы: надо дать Белову минут двадцать-тридцать: пусть придет в себя с дороги, умоется, переоденется, а потом уже можно и в гости напрашиваться.
Через полчаса Герман неторопливо, словно прогуливаясь, подошел к стеклянной двери подъезда, на которой, казалось, знал уже каждое пятнышко, отыскал фамилию Beloff и нажал кнопку. Однако ожидаемого звука зуммера не послышалось. Микрофон переговорного устройства был глух. Герман удивился и для верности несколько раз подергал ручку двери, но та оставалась закрытой. «Может, не услышал?» – подумал Лозенко и еще раз уперся пальцем в кнопку звонка. Потом еще раз и еще... Тишина. «Может, не работает сам звонок?» – решил Герман и достал телефон. На пятом гудке включился автоответчик.
«Вот так номер. Выходит, господин Белов ни с кем общаться не собирается. Это плохо. Очень плохо».
Однако отступление не входило в планы Лозенко – слишком большие деньги были поставлены на кон. Он отошел в тень дерева и стал дожидаться, пока кто-нибудь из жильцов откроет дверь. Минут через пятнадцать вспыхнул свет, и за стеклянной стеной показалась пожилая дама в брючном костюме, ведущая на поводке маленькую серебристую собачку. Герман дождался, пока дама откроет дверь, и шагнул ей навстречу с обворожительной улыбкой.
– Добрый вечер, мадам, – на чистейшем французском языке поздоровался он и предупредительно придержал дверь.
– Добрый вечер, месье. О, благодарю вас! – Старушка окинула Германа внимательным взглядом, но ничего не спросила. – Скорее, Мими, скорее, не задерживай месье.
Лозенко подождал, пока они пройдут, и, слегка поклонившись на прощание, зашел в подъезд. Лифта в доме не было, и он стал быстро подниматься по лестнице, следя за номерами квартир. Нужная дверь находилась на третьем этаже и, к его немалому удивлению, оказалась железной. Наверное, это была единственная железная дверь в Бельгии, если не считать банковских учреждений.
Нажав круглую кнопку звонка, Герман прислушался. Очень тихо, еле слышно прозвучала мелодичная трель. Значит, звонок работал. Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой. Тогда гость вдавил кнопку и не отпускал до тех пор, пока в квартире не послышалось глухое металлическое лязганье. Скрипнули дверные петли, и Лозенко уже готов был улыбнуться, но услышал грубый голос:
– Кто там?
Очевидно, в квартире была еще одна, внутренняя, дверь.
– Добрый день, месье. Я представитель российского телевидения, – как можно спокойнее ответил Лозенко. – Могу я говорить с месье Беловым?
За дверью послышался шорох. Скорее всего стоящий по ту сторону, пытался получше рассмотреть незваного гостя в глазок.
– Месье, вы слышите меня?
Тишина.
«Вот идиот», – обозлился Герман, не зная, как поступить дальше.
– Послушайте, месье, я ухожу, но если господина Белова заинтересует возможность заработать, выступив в...
Дверь неожиданно распахнулась, и здоровенный амбал в буквальном смысле слова втащил Лозенко в узкую прихожую.
– Тебе чего тут надо? – В лицо пахнуло пивным перегаром. – Тебя кто прислал?
Герману стало нехорошо. Он ненавидел грубую силу – в детстве ему здорово доставалось от сверстников, и он до сих пор помнил состояние унизительной беспомощности, когда какая-нибудь свинья подходит к тебе и изо всех сил бьет по лицу. Нет, его не пугала сама драка, просто он ненавидел радость соперника, успевшего ударить первым. Поэтому тогда же, еще в детстве, Лозенко вывел для себя одно правило: при первых признаках опасности бить первым, не важно, что за это достанется еще сильнее: тот, кто бьет первым, впоследствии не чувствует себя униженным.
Но, к сожалению, сейчас все выглядело несколько сложнее, чем в детстве. Бить первым представителю российского телевидения вроде как негоже, к тому же этот боров запросто пришибет его одним ударом.
Белов, в свою очередь, видя, что предполагаемый противник ничего предпринимать не намерен, немного успокоился. Он быстро выглянул на площадку, убедился, что там больше никого нет, и захлопнул стальную дверь.
– Может, вы наконец отпустите меня? – стараясь говорить как можно спокойнее, спросил Герман. – В таком подвешенном состоянии мне тяжело разговаривать. К тому же вы видите – я вешу меньше вас в два раза.
После небольшого колебания Белов решил отпустить его, но тут же ухватил снова, потащил на кухню и буквально швырнул в плетеное кресло.
Герман, сохраняя достоинство, поправил помятый воротник. Затем уселся в кресле как можно удобнее и, делая вид, что ничего не произошло, огляделся. Типичная французская кухня – светлая, легкомысленная и очень чистенькая. Лозенко так устал от неустроенности своих бывших сограждан, тех, с кем ему приходилось общаться, что был даже готов простить хозяину «начало разговора».
Тем временем Белов опустил жалюзи, ногой подвинул к себе табуретку, уселся и, постукивая кулаком о кулак, наклонился вперед.
– Говори быстро, кто тебя прислал.
Герман вежливо улыбнулся.
– Если позволите, я буду говорить медленно. Я хочу, чтобы вы успели уяснить как минимум две вещи. Первое: мне нужен господин Белов, а не вы. Второе: думаю, вы меня явно с кем-то перепутали. И чтобы не нервировать вас лишний раз, предлагаю просунуть руку во внутренний карман моего пиджака – там документы.
Амбал молча сунул руку в его карман. Достав документы, дважды их перечитал и даже посмотрел на свет.
– Я и есть Белов, – наконец сказал он. – Чего надо?
– Вы?! – Лозенко без труда изобразил удивление. Представить себе этого монстра некогда успешным адвокатом было трудно.
2
Белов рос спокойным, скромным мальчиком, немного странным, но добрым и неглупым. В детстве начитавшись книжек о разведчиках, он твердо решил поступать в военное училище, но не получилось – не прошел медкомиссию. И некому тогда было интересоваться: а почему? Ведь с виду парень был косая сажень в плечах, никогда ничем не болел. Однако Валера почти не расстроился и подал документы в юридический институт. Как детдомовец он был зачислен без экзаменов.
Учился Белов старательно, с однокурсниками не ссорился, но и дружбы ни с кем не заводил. Преподавателей удивляло отсутствие у студента какой-либо личностной оценки при ответах на вопросы, но Валера с лихвой компенсировал это тем, что, отвечая на вопрос, легко цитировал огромные куски юридических текстов без малейшей запинки.
К концу обучения юноша всерьез увлекся уголовным правом и, покидая институт, обладал невероятным даже для опытного юриста объемом знаний. Защиту выстраивал без лишних эмоций – изящно, легко. Валере прочили успешную карьеру адвоката по уголовным делам. Так оно и случилось.
По окончании института Белов сначала устроился работать помощником одного из адвокатов, но довольно быстро оброс собственной клиентурой. Цену себе не набивал, время не тянул. Однако отличался одной странностью – никогда не брался за дела, когда клиент был заведомо виновен. Коллеги по-дружески пытались ему объяснить, что задача адвоката – не восстановление справедливости, а защита человека, обратившегося за помощью. Валерий не спорил, но преступников тем не менее защищать отказывался. В результате сложилась парадоксальная ситуация: наличие Белова в качестве защитника служило для судьи своеобразным сигналом – подсудимый, скорее всего, не виновен.
В один прекрасный момент этим решили воспользоваться настоящие преступники. К Белову обратились друзья бандита, которому грозила длительная разлука со свободой, и предложили баснословный даже по столичным меркам гонорар. Белов наотрез отказался брать дело. Тогда ему пригрозили расправой.
Неизвестно, осуществили бы преступники свои намерения, но у Белова произошел срыв. И раньше немного странный, он стал вести себя просто как параноик: нанял двух телохранителей, которые по очереди находились при нем двадцать четыре часа в сутки, обил двери квартиры металлическими листами, на улицу почти не выходил, все дела вел по телефону или факсу. Чтобы попасть на слушание дела, нанимал бронированный автомобиль. Со временем и этим меры безопасности показались ему недостаточно надежными, и тогда Белов обратился в посольства нескольких стран с просьбой предоставить гражданство, так как его – принципиального и неподкупного адвоката – преступный мир приговорил к смерти. Как ни странно, но через три месяца бельгийское посольство согласилось предоставить ему убежище. Белов покинул Россию, но болезнь осталась с ним.
Благодаря своим уникальным способностям Белов быстро нашел работу внештатного консультанта у адвокатов, ведущих дела со странами СНГ. Профессионализм Белова не вызывал сомнений, а объем знаний был воистину поразительным, что существенно сокращало время подготовки дел.
Однако в последнее время болезнь обострилась. Застать месье Белова на месте было все сложнее и сложнее. Коллеги начинали проявлять недовольство.
3
Лозенко прекрасно знал о болезни Белова и в глубине души подозревал, что дело с его вербовкой почти безнадежно, но предложенный гонорар – полтора миллиона долларов – заставил Германа рискнуть.
– Вы и есть Белов? – с расстановкой переспросил он хозяина. – Простите, а могу я, в свою очередь, увидеть ваши документы?
Хозяин явно не ожидал такого поворота событий. К тому же сидящий перед ним человек производил приятное впечатление. Голос его звучал мягко, успокаивающе.
– Зачем я вам понадобился?
Лозенко мысленно пожелал себе удачи и начал самым задушевным голосом, на какой только был способен:
– Начну с самого главного. Недавно была арестована крупнейшая преступная группировка, действовавшая не только в России, но в других странах. Материалы дела показались нашей компании интересными, и мы решили снять об этой банде фильм. Когда же начали знакомиться с материалами уголовного дела, то неожиданно обнаружили имя адвоката, который в свое время категорически отказался защищать этих негодяев. Лично меня эта история настолько заинтересовала, что я стал вас искать, но... – Лозенко засмеялся. – К тому времени вы уже покинули пределы нашей страны. Как я уже упомянул, преступников недавно арестовали, все они получат большие сроки, кто-то даже пожизненный. И мы очень хотели бы, чтобы вы в этом фильме выступили. Ведь именно из-за наглости преступников и бездействия правоохранительных органов вам пришлось покинуть Родину, отказаться от самостоятельной работы... В свою очередь мы готовы предоставить максимальные гарантии вашей безопасности: спецрейс, охрану, бронированный автомобиль. Если пожелаете, я буду неотступно находиться рядом с вами...
Белов долго молчал.
– Я никому не верю, – наконец заговорил он. – Вам не удастся меня заманить.
– Вы думаете, что я бандит? – Лозенко широко развел руки, словно демонстрируя абсурдность такого предположения.
– Не важно, что я думаю. Но в Россию не вернусь.
Тогда Герман решил зайти с другой стороны:
– Валерий Александрович, я много о вас знаю, ведь вы всегда бескомпромиссно боролись со всей этой нечистью. О вас до сих пор ходят легенды как о принципиальном и неподкупном адвокате, человеке с большой буквы. Неужели вы позволите своре гнусных жуликов, находящихся под замком, себя запугать? Ведь именно этого они и хотели – выбить такого человека, как вы, из рядов борцов за справедливость, неужели вы...
Время шло. Лицо Белова становилось все спокойнее, расслабленнее. Лозенко понял, что сейчас его единственный шанс – добиться подмены одной навязчивой идеи в голове безумца другой идеей: стать мучеником за идеалы справедливости. Герман старался не переборщить, внушал, что для охраны адвоката будут привлечены все необходимые средства.
Через три часа Белов сломался.
– Хорошо, – сказал он и поднялся во весь свой гигантский рост. – Я согласен. Но есть одно условие.