Климов же год назад вообразил себя бугром, начальником, чьи требования должны немедленно исполняться, независимо от того, разумны они или лишены всякого смысла. При этом он не снисходил до глупых объяснений, почему поступал так, а не иначе, видимо считая, что умный сам догадается.
— Что ты хочешь? — отозвался старлей.
— Может быть, навестим сегодня второго дружка Сереженьки? Как его зовут? Одного убили, а один еще жив. Ты не помнишь, как их звали? — он замычал в трубку.
— А ты?
— Память совсем ни к черту! — Он коротко выматерился. — Но вообрази себе, я выпил всего сто пятьдесят граммов водки, как мне и разрешили. Примерный мальчик, да и только! А память все равно как решето! Про баб же Абрамыч ничего не говорил, так что режим я не нарушал!
— А ты не забыл, какое сегодня число?
— При чем здесь это?!
— Сегодня праздник и никто не работает.
— Этот праздник у нас для детишек, а мы с тобой из этого возраста вроде бы вышли! Или ты еще не выспался? А может быть, не насытился ласками своей волжской красавицы? — Он загоготал во весь голос, и старлей позеленел от злости.
— Заткнись, ты!.. — жестко обрубил его Кравец. — Не доставай меня, слышишь?!
Капитан перестал гоготать, но тут же стал чавкать, потом забулькала вода.
— Так пойдешь или нет? — причмокивая, спросил он.
— Ты у нас, кажется, на больничном и восстанови-ка лучше свою голову!
— Подожди!..
— Да пошел ты!
Кравец бросил трубку и долго не мог прийти в себя. Достал бутылку водки, налил себе полстакана и залпом выпил. Закусил хлебом и семгой.
«Да, надо сходить в кино, причем найти какую-нибудь дурную комедию типа «Особенности национальной охоты», чтобы забыть обо всем, — подумал про себя старлей. — Иначе с ума сойдешь!»
Он выпил еще водки и стал варить кофе.
Крикунов в полдень первого января навестил Людмилу Захаровну Власову. Он принес ей бутылку яичного ликера, а себе пива. Она встретила его в черной косынке, в черном платье, сгорбившаяся и постаревшая за эти несколько дней.
Пашу похоронили утром тридцать первого декабря, но Сергей на похороны не пошел. Он не любил сам вид кладбищ, венки, запах сырой земли и весь обряд прощания с умершим. Вечером позвонил Степа и рассказал, что Пашу провожал весь класс, посидели в кафе на поминках, а потом двинулись в пивбар.
— Я лежал больной и не мог прийти, — объяснил Сергей матери Паши. — Простите меня!
Он обнял Власову, и та, всхлипнув, прослезилась.
— Давайте помянем Пашу, — налив матери водки, а себе стакан пива, предложил Крикунов. — Это был мой лучший друг, и, узнав о его смерти, я просто слег и сутки не мог подняться! Глотал лекарство и вот сегодня только встал и сразу же пошел к вам! Давайте помянем!
Они выпили, помолчали.
— Это я виновата! — нарушив тишину, заговорила Власова. — Старший лейтенант из угрозыска опоздал на полтора часа. Если б я сразу дала ему адрес Пашиного санатория, он бы успел к нему раньше убийцы! Он сам так сказал. Паша просил меня никому не говорить, где он, вот я и молчала…
— Мне и всем ребятам будет не хватать Паши! — разливая водку и пиво, вздохнул Крикунов.
Он взял руку Людмилы Захаровны и поцеловал ее. Она снова всплакнула.
— Я всем друзьям раздаю вещи Паши, — утирая платком слезы, проговорила Власова. — Если тебе что-то надо, возьми любую вещь, не стесняйся!
— Нет-нет, спасибо!
— Возьми, я прошу тебя! Они там, в шкафу!
Сергей кивнул, подошел, со скрипом распахнул дверцу. Здесь висели рубашки, брюки, куртки, костюмы, галстуки, лежала обувь, новая и поношенная, свитера, плееры, двое часов, расчески, золотой перстень, запонки и разная мелочь, находящаяся в карманах любого человека: от зажигалки до всяких брелков и безделушек. Крикунов помедлил, потрогал щетину на лице и забрал немецкую электрическую бритву. Вернулся за столик к Власовой.
— Спасибо, — пробормотал он.
— Спасибо тебе за память!
Он налил себе пива.
— А этот старший лейтенант расспрашивал вас о друзьях Паши?
Людмила Захаровна кивнула.
— Вы сказали, что мы втроем дружили?
— Да, я рассказала ему, что ты, Паша и Степа были как братья. Лейтенант уже приходил к тебе?
— Не он, кто-то другой собирался расспросить меня после праздника о Паше, — отмахнулся Крикунов, — но я так и понял, что менты вас расспрашивали.
— Но я же не соврала…
— Нет-нет, что вы! Я расскажу все, что знал, если им это поможет найти убийцу.
Они выпили за память о ее сыне, и Сергей поднялся.
— Вы уж не забывайте обо мне, заходите, — провожая его, попросила Людмила Захаровна.
Крикунов пообещал. Они обнялись, и Власова долго не выпускала его из объятий. Он осторожно отстранил ее и ушел.
Из автомата Сереженька позвонил Степану, рассказал, что заходил к матери Пашки помянуть друга и как жутко сдала Людмила Захаровна. Он говорил, раздумывая лишь об одном: завтра к Степе припрутся менты и вытрясут из него то, что не успел сказать Власов. И для зачистки есть лишь день сегодняшний.
— Ты чем собираешься заниматься?
— В кинуху хочу сходить, посмотреть что-нибудь на большом экране и поржать как следует! Сейчас «Ударник» после ремонта открыли, там долби стерео сделали, зал хороший и какой-то фильм прикольный идет, вчера одна соска рассказывала, я чуть не блеванул от смеха! Хочешь, пойдем вместе?
— Ты один, что ли?
— Сейчас один, всех баб разогнал!
— А сколько было?
— Четыре! — Он расхохотался. — Клево Новый год встретил! Оттянулся на славу!
— А ты на какой сеанс пойдешь?
— Часа на четыре прикидываю, поскольку я еще в постели. Пока поднимусь, позавтракаю, раньше не получится. Ну что, двинем, оттянемся?
— Да нет, наверное! С Новым годом тебя! Увидимся!
— Давай!
Крикунов положил трубку, задумался. Выглянул из телефонной будки. Двенадцать сорок дня, а Люсиновка тиха, как украинская ночь: ни одной машины. Лишь ветер гоняет по шоссе старую прошлогоднюю газету. И это почти центр Москвы. Время очень удобное, чтобы навестить старого товарища.
Степа жил один в трехкомнатной квартире в старых желтых домах между Серпуховкой и Люсиновкой. Два года назад в Измайлове умерла Степина бабушка, и его родители переехали в ее двухкомнатную квартиру, расположенную рядом с парком, где любили прогуливаться по вечерам, дав сыну возможность пожить без опеки, и все одноклассники использовали Степину хазу как дом свиданий. Ключ от нее имели человек пять. Степка не раз предлагал ключ и Сергею, но тот отказывался: он сам жил один.
За то время, что Крикунов стоял в телефонной будке, лишь один сонный пенсионер переполз через Люсиновку, тыкаясь головой в закрытые по случаю праздника магазины. Но основной народ еще спит после шумной новогодней ночи, спят и свидетели, а потому к Степе лучше зайти сейчас, пока он еще ни с кем не договорился о походе в «Ударник». Потом будет сложнее устраивать охоту на него. Сейчас в самый раз.
Он зашел в подъезд, поднялся на третий этаж, прислушался: у Степы было тихо. Крикунов позвонил. Степа включился не сразу, видимо, после телефонного разговора снова закемарил. Но второй долгий звонок заставил его встать, подойти к двери, заглянуть в «глазок». Сергей улыбнулся, помахал Степе рукой. Толстячок радостно раскрыл рот, замахал в ответ и открыл дверь.
Это были старые квартиры, построенные в конце тридцатых годов по указанию кремлевских вождей, и сюда переселили всю обслугу и большую часть среднего звена, занимавших ранее квартиры в Кремле: помощники, референты, секретари, машинистки, повара, плотники. Благодаря такому отселению многие из переселившихся уцелели в ходе чисток Ежова и Берии. Но и для секретарей квартиры на Серпуховке строились полногабаритные, с большими комнатами, ваннами, высокими потолками и просторными прихожими.
— Заходи, я еще валяюсь! — крикнул Степа, возвращаясь обратно в спальню и запрыгивая в постель.
Крикунов прошел следом за ним. В спальне стояла елка, телевизор и стол с закусками.
— Водки, пива, ликера, чего хочешь? — предложил хозяин, кивая на подоконник, где стояла груда бутылок. — Угощайся сам!
На постели валялись чулки, колготки разных цветов и даже черный лифчик.
— Трофеи вчерашней ночи! — радостно гоготнул Степа. — Какие-то бабы голодные попались! Я тебе звонил, между прочим, хотел на помощь позвать, да телефон не отвечал. Ты с Ленкой кувыркался?
Сергей кивнул, взял черный чулок, растянул в руках. Он оказался прочным, не рвался.
— Я зашел у тебя стольник перехватить, — проговорил Крикунов. — Сбербанки закрыты, а мы с Ленкой на мели оказались. Завтра откроют, я отдам.
— Какие проблемы, Серый?! Тебе зеленый или деревянный?
— Давай зеленый.
Степа подскочил, достал с полки первый том «Истории КПСС», открыл ее: в середине толстенной книги был вырезан прямоугольник для хранения долларовых купюр.
— Я уже третий том нашей компартии осваивать начал! — хохотнул Степа, вынимая из тайника толстую пачку баксов.
«Вот и новогодний мотив для ментов», — усмехнувшись, подумал про себя Сергей, растянул чулок, ловко набросил его на толстую шею одноклассника и мгновенно задушил его, не испытав при этом никакого удовлетворения. Наоборот, его чуть не стошнило.
5
Сан Саныч перехватил денег у Дениса Морозова, съездив утром к нему на работу, хотя Нина и предлагала свои сбережения. Они чуть не поругались из-за того, кто будет платить, но Смирнов решил мудро по-третейски: «Не будет у Дениса, гуляем на твои!» Но у Дениса деньги нашлись. Он пообещал и дружескую поддержку в стычке с бугаями Юры, если до этого дойдет.
— А ты уверен, что он твоего сына похитил? — выслушав рассказ друга, спросил Морозов.
— Сомнений нет.
Денис списал домашний телефон и номер машины похитителя, пообещав через знакомых в московских управлениях выяснить его адрес и фамилию.
Перед тем как снова встретиться вчерашней компанией, они завезли Сашу к Наталье Михайловне. Та с радостью согласилась побыть с внуком и даже захотела оставить переночевать его у себя, если понадобится, а Сан Саныч пообещал сыну сходить с ним на елку в детский сад.
Ресторанчик старого приятеля Юры находился недалеко от метро «Динамо», в небольшом полуподвальчике, но устроен был уютно и оригинально: с большими, вдоль стен расположенными аквариумами с яркой подсветкой, где плавало много разноцветных рыбок. В основном зале все столики были заняты, но им предложили отдельный кабинет, достаточно просторный, куда не проникали голоса из большого зала. Из деликатесов директор ресторана, сам их встретивший, предложил копченого угря, устриц и стерляжью уху. Для мужчин принесли водки, а Татьяна запросила себе опять бутылку виски. У Сан Саныча екнуло в груди, потому что в кармане лежало всего шестьсот долларов, и Юра, заметив неуверенность фотографа, остановил официанта:
— Не надо! Принесите нам только лед в большой чаше, а виски у нас с собой!
Поскольку Юра хорошо знал хозяина, официант лишь ласково кивнул, а Юра вытащил из «дипломата» бутылку «Белой лошади» и поставил на стол.
— Вчера я не очень угодил нашей хозяйке с золотой текилой, и потому сегодня решил исправить досадный промах, — улыбаясь, проговорил он.
— Новый год праздную с двумя новыми мужчинами! — закуривая, радостно воскликнула Татьяна. — Это хороший знак! Не люблю старые компании, старую мебель, старые традиции!
— Ну, я не очень новый, мне кажется? — мягко возразил Юра.
— Мы познакомились несколько месяцев назад! А вот Сан Саныча я увидела в первый миг Нового года и сразу влюбилась! Нинка жутко возревновала!
— Ну перестань нести чушь! — покраснела Нина.
— А чего такого, все свои! Верно, Юр?
— Я восхищен этим безумным темпераментом! Это же Кармен с безумным блеском в глазах! — воскликнул Юра.
— Он все время набивается на роль Хозе, забывая, что с тем стало! — рассмеялась Татьяна.
— Да, я хочу быть пронзенным твоим кинжалом! — страстно прошептал он.
У Сан Саныча был твердый план. Они выходят из ресторанчика, Нина предлагает выпить кофе в надежде, что Юра пригласит их всех к себе домой. Если мальчик там, то бизнесмен под любым предлогом от этого откажется, пригласит в кафе, в бар, куда угодно. Фотограф предполагал и то, что похититель мог догадываться о родственных отношениях между Сан Санычем и похищенным им мальчиком, поэтому делал все, чтобы ввести бизнесмена в заблуждение: трогательно отзывался о Саше, сыне Нины, гладил ее по руке, выказывая ей любовь и нежность, что вызывало ревностные нападки Татьяны.
— Я хочу, чтобы Саша сделал мой портрет! — неожиданно заявила Татьяна. — Большой, во всю стену, и необычный. Я хочу, чтоб он снял меня обнаженной. Ты, Ниночка, не будешь возражать?
— При чем здесь я? — вздернула плечами Асеева. — Ты же будешь обнаженной, а не я!
— А можно мне поприсутствовать? — загорелся Юра.
— Нет, это интимный процесс! — решительно отвергла предложение Жуковская. — Я правильно говорю, Саша?
— Да, творят, как и любят, без свидетелей…
— Слушай, мне Нина сказала, что у тебя это второй уже Гран-при?! — спросила Татьяна.
— Да, первую золотую медаль я получил на биеннале в Париже лет пять назад.
— Ничего себе, скромный мальчик из провинции, первый в мире фотохудожник! — Чиновница из мэрии даже немного протрезвела, глядя на Смирнова.
— Я предлагаю выпить за нашего лауреата и его музу! — наполняя всем рюмки и бокалы, предложил Юра, но Жуковской концовка этого тоста не понравилась.
— У большого художника в каждый период его творчества своя муза! — добавила она. — Разве я не права?
— Права, права, — поддержала Нина.
Асеева хорошо знала подругу, которую нельзя было злить и раззадоривать, иначе она могла закусить удила, и тогда ее не остановишь, тем более что Жуковская пила виски, как воду, то и дело прикладывалась к стакану, в отличие от Нины, которая не спеша потягивала вино.
— Хочу танцевать! — заявила Татьяна.
Юра куда-то сходил, принес магнитофон со стереоколонками, включил кассету с французскими шансонье, и Жуковская сама схватила Сан Саныча и отправилась с ним танцевать. Юра попытался пригласить Нину, но она отказалась. У него зазвонил мобильный, он чуть убавил звук, отошел в сторону, заговорив на чистом английском и довольно бегло.
— Я вас не шокирую своим поведением? — спросила у Смирнова Жуковская.
— А вы всегда так себя ведете?
— Как? — удивилась она.
— По-наполеоновски.
— Да, всегда, — радостно ответила Татьяна. — И страшно не люблю проигрывать!
— Но вас, кажется, уже завоевал один полководец, — Сан Саныч бросил взгляд на Юру, который продолжал весело болтать с кем-то по-английски.
— У нас с ним деловые отношения, — отмахнулась она.
— Разве вы тоже бизнесом занимаетесь?
— А как же! Я — чиновница и вынуждена доставать деньги для сиротских приютов, домов ребенка, куда деваться, вот и приходится дружить с бизнесменами, очаровывать их, но это и есть деловые отношения!
— Но вы ему тоже помогаете?
— А как же! Мы власть, у нас лицензии, разрешения, квоты, а без них деловым людям и шагу ступить не дадут!
Сан Саныча так и подмывало добавить: «Особенно когда продаешь детей за границу», но он воздержался. Наверняка и Жуковская не хотела афишировать такие свои услуги, а потому эта реплика могла их обоих вспугнуть. Возможно сознавая всю гнусность своего участия в столь подлых делишках, Татьяна и накачивалась спиртным, чтобы побыстрее все забыть. Она выпила больше половины литровой бутылки виски, но все ее суждения, как ни странно, отличались необыкновенной трезвостью, что удивило фотографа. Что это? Опыт в таких делах или специальные таблетки, которые иногда принимают до застолья и они нейтрализуют алкоголь?
Они вернулись к столу, Смирнов бросил взгляд на Нину, но она ему улыбнулась, как бы давая понять, что с ней все в порядке.
Принесли копченого угря, все набросились на него, и праздничный обед плавно потек дальше.