— Что?!
Кравец рассказал Вере о том, что произошло в квартире Боброва, резюме врача и о тех неприятностях, какие у него могут быть в связи с этим вторжением в частное жилище.
— И что теперь делать?
— Тебе надо навестить его и сказать, чтобы он поутих в прямом и переносном смысле этого слова!
— Ты думаешь, мне это нужно?
— Ладно, Вер, парню надо помочь! Помоги, а там решай сама, что тебе нужно!
— Хорошо, попробую. — Она шумно вздохнула. — Он в той же больнице?
— Да. И когда очнулся, то просил у врачей единственное: чтобы сообщили тебе о том, что с ним произошло.
— Как трогательно! — язвительно пропела Вера, взяла сигареты, закурила.
Сергей холодно попрощался, положил трубку, чтобы не послать продюсершу подальше. Конечно, Толя сам виноват, но Кравец не терпел циничных баб.
С Климовым сыщик встретился на следующий день утром.
— Ты Верке сказал?! — первое, что спросил старый друг.
Сергей кивнул.
— Что ты делал у Боброва?
— Я понял, что мы опоздали, и хотел найти хоть какую-то зацепку! По инерции рылся во всех вещах, видел, что его задушили, а не перерезали горло, то есть сходил с ума от злости! Ты-то меня поймешь, надеюсь! Если б мы поехали первого, мы бы его спасли, ты понимаешь?! — Он дернулся, но тут же схватился за голову, застонал от боли, лег снова на подушку.
— Всех не спасешь, — нахмурился старлей.
— Но кого-то одного нам спасти дано с тобой, Сережа! Богом, судьбой дано! — горячо возразил капитан. — Иначе что мы такое с тобой?! Группа трупособирателей и трупоучетчиков?! Я не знаю, как тебе это объяснить, но ты меня понимаешь. Мысль, как говорится, не нова, но своевременна.
— У тебя могут быть неприятности…
— Да плевать на них! Плевать! — резко оборвал его Климов. — При чем здесь мои неприятности, когда мать лишилась единственного сына! Вник хоть умом-то?!
Капитан замолчал. Пришла медсестра, выдала капитану три таблетки и стакан воды. Он послушно их проглотил.
— Вот и умница, больной! — промурлыкала она и, вихляя бедрами, ушла.
— Я бы не прочь был полежать здесь, — усмехнулся Кравец.
— Как у тебя с Лидой? Все нормально? — неожиданно спросил Климов.
Сергей кивнул и подумал, что сейчас он к ней и отправится. Даже звонить не станет. Будь что будет.
7
Сан Саныч с утра заехал к Александре. Уже с порога по приятным запахам он понял, что она вернулась. Дверь комнаты, где находилась спальня, был прикрыта, и он поначалу решил не будить ее, дать бывшей жене поспать подольше, а потому сразу прошел на кухню, поставил чайник, чтобы сварить кофе, заглянул в холодильник, отрезал себе три дольки сухой колбасы.
Заварив кофе, он налил большую чашку, бросил четыре ложки сахара, порезал твердого сыра, колбасы, поджарил белый хлеб и, поставив все это на поднос, вошел в спальню, но она оказалась пуста. Судя по разбросанным свитерам, юбкам и брюкам, Александра спешно опять куда-то собиралась.
Записку он обнаружил не сразу, она валялась на полу. Он поднял ее, прочитал: «Котик! Это я тебе, Сан Саныч, если ты еще не уехал, хотя чует мое сердце, что ты не выдержал и удрал в свою Нижнюю Курью! Я вернулась, и что-то так мне стало тоскливо, что не выдержала и сразу же махнула на дачу к Юрочке, уж очень он просил. Если ты еще в Москве и есть желание, то приезжай к нам, адрес я тебе внизу записала. Просто я так устала, что сидеть в Москве у меня не было сил. Захотелось на природу. Извини. Но я надеюсь, что ты встретился с Сашей, и было бы прекрасно, если б вы приехали вместе! Через пару дней я вернусь, и мы увидимся! Александра».
Далее прилагался подробный адрес, даже с краткой схемой дороги. Зимняя дача у Юрия Васильевича находилась в окрестностях Бронниц, до коих надо было добираться чуть больше часа электричкой по Казанской дороге, но от самой станции еще ехать километров двадцать пять на автобусе или машине. Телефон почему-то отсутствовал. Скорее всего, мобильный у бизнесмена имелся, но бывшая жена его не указала.
Сан Саныч несколько раз перечитал записку, и она показалась ему странной, как и само поведение бывшей супруги. Во-первых, из этого игривого текста следовало, что Александра не удосужилась даже позвонить в Анино и справиться о сыне, ибо если б позвонила, то забила бы тревогу. В задачнике спрашивается: почему не позвонила? Это ведь так элементарно и так объяснимо в поведении любой матери. Выходит, что ей наплевать на сына или же она так уверена, что Сан Саныч каждый день с ним общается и Саша вообще не вспоминает о матери. Впрочем, у иных девиц после родов действительно пропадает инстинкт материнства, ему рассказывали. Он тоже хорош. Надо было оставить ей записку. Смирнов этого не сделал, чтобы не напугать ее, однако он звонил сюда каждый день. Утром и вечером. Правда, первого не позвонил. Неужели Александра всегда была такой легкомысленной и равнодушной к своему ребенку?! Впрочем, он и раньше-то ее плохо знал, а за эти шесть лет она могла еще больше перемениться.
Он прошел на кухню, заглянул под стол, где был ящик с кофейным ликером, но в коробке осталось лишь три бутылки. Сан Саныч достал одну из них, налил себе полстакана и стал прихлебывать вместе с кофе.
В словах Нины есть своя логика: на даче ребенка держать удобнее всего. Меньше хлопот и безопаснее. И все-таки интуиция подсказывала, что его сын здесь, в Москве, на улице Усиевича, куда проникнуть будет не так-то легко. Там наверняка хорошие запоры и надежные охранники. Он позвонил Денису.
— Я хочу наведаться на Усиевича, — едва тот ответил, сразу же выложил Смирнов.
— Как ты себе это представляешь?
— Зайду в гости к Юрию Васильевичу и все выложу напрямик. Хватит ждать да ловчить!
— Его телохранители и сам он могут этого не понять, — предупредил Морозов.
— Мне надоело сидеть сложа руки! — решительно проговорил Сан Саныч. — В конечном счете это мой сын, и, если понадобится, я готов за него и жизнь отдать!
— Подожди, не суетись! — попробовал остановить друга Денис. — Дай мне для начала выяснить, что это за мужик. Я тут попросил своего приятеля проверить, что это за фрукт!
— Не хочу больше ждать! Я как представлю себе, что мой парень страдает, мучается, молит всех кудесников, чтобы его спасли и вернули ему родителей, а я тут раздумываю, как бы свою шкуру сохранить, мне не по себе становится!
— Ты не знаешь этих ребят, — негромко возразил Морозов. — Они тебе прострелят башку, отвезут на свалку и выбросят. И тебя никто искать не станет.
— Ладно, Денис, пока.
— Да подожди ты! — лишь успел выкрикнуть он, но Сан Саныч уже положил трубку: он не любил перекладывать на других свои проблемы.
Фотограф допил кофе, выпил еще ликерчику — для храбрости — и двинул на Усиевича.
Как ни странно, но Смирнов не чувствовал страха и не испытывал особой робости. Это его сын, его дело правое, он победит. Кажется, и капитан Климов это понял, поскольку перестал звонить и пасти у дома Нины. Конечно, умирать не хочется. Девятов может предложить альтернативу: он забирает Сашу, который Сан Саныча конечно же не помнит, продает мальчика богатеньким буржуям в Америку, а ему гарантирует жизнь. И что скажет Сан Саныч? Нет, что на самом деле скажет Сан Саныч?! А ведь решить эту дилемму будет не так-то просто. Теперь у него есть Нина, есть сын, есть слава, деньги, чего же ему еще надо? А тот пацан, которого он ищет, его не знает и наверняка знать не хочет.
— И к чему тебе, Сан Саныч, лишние хлопоты? — с усмешкой спросит Девятов.
И вот что ответить? А тут другой вопрос ребром: жизнь или смерть?
Смирнов как-то читал про Александра Матросова, который бросился на амбразуру, закрыл своим телом пулеметное дуло. Сан Саныч представил, почти физически ощутил, как огненные пули прожигают, дырявят грудь, как жизнь со свистом улетает в эту дыру, и ему стало не по себе. Он тогда еще задал себе этот вопрос: а смог бы? Когда шальная пуля, это понятно, но когда сам, разве естественно такое положение? Но на этот вопрос он так и не ответил. Как-то совсем не хотелось умирать.
«А что сейчас хочется?» — усмехнулся он.
И сейчас бы не ответил. Ну убьют его, и кто тут выиграет? Второй его Сашка? Он сам, Нина? Все надо делать вовремя, с умом, тогда не будет и столь страшных вопросов. От того, что погиб Матросов, ничего на той войне не изменилось. Просто стало меньше на одного солдата, который мог защищать Родину.
Он нашел нужный дом на Усиевича. Долго стоял, глядя на него, точно еще раз взвешивая, стоит ли рисковать, донкихотствовать, не лучше ли, несмотря на все досады и ревности Нины, помчаться в Бронницы, взять за шкирку Александру, поехать с ней в Анино, там заставить ее написать заявление о пропаже сына, привлечь в свидетели Петра Казимировича, высказать той же милиции все свои подозрения, и пусть она законным путем во всем разберется. На день позже начнутся поиски, только и всего. Разве сложно? Вовсе нет, а самое главное, разумно.
Эти мысли так его убаюкали, что он уже хотел уходить, как в одном из окон шевельнулась штора, показалось лицо мальчика, но кто-то тут же увел его от окна. И тотчас все мысли спутались, острая жалость к судьбе несчастного малыша, точно стрелой, пронзила Сан Саныча, и он, отбросив все сомнения, зашагал к подъезду, поднялся пешком на пятый этаж, пока не уткнулся в нужную квартиру и требовательно не позвонил. Чьи-то легкие шаги приблизились к двери, неизвестный заглянул в «глазок» и долго изучал Смирнова. Но после этого так же осторожно ушел в комнату. Фотограф снова позвонил. Прошла еще минута, прежде чем ему открыли. На пороге возник крепкий парень в спортивном костюме «Адидас» и в кроссовках. Он бесцеремонно, с нагловатой усмешкой оглядел незваного гостя.
— Чего тебе? — грубовато спросил он.
— Мне Юрия Васильевича.
Парень помедлил, потом бросил в сторону гостиной:
— К козлу пришли!
— Ну давай его сюда! — донеслось оттуда.
Сан Саныч сразу почувствовал, что обстановка в доме крайне напряженная и входить в квартиру не стоит. Но было уже поздно. Парень схватил его за рукав, втянул в квартиру, подтолкнул, приказывая, чтобы тот шел вперед.
Смирнов вошел в гостиную и остановился как вкопанный. Девятов в разорванной рубашке, связанный крепкой веревкой, с кляпом во рту и с кровоподтеком под глазом сидел в кресле посредине комнаты. Рядом с ним стояли двое громил с пистолетами.
— Ну и чего тебе?! — прорычал один из них.
— Я пришел за сыном.
— За каким сыном?
— За своим. Он, — фотограф кивнул на Девятова, — украл у меня сына.
Громилы удивленно переглянулись. Но и у самого Юрия Васильевича округлились глаза от изумления.
— Так ты еще и детей воруешь, паскуда?! — набычился один из них и с размаху врезал ему по лицу, брызнула кровь. — Где ребеночек-то, отвечай!
Хозяин замычал, желая ответить. Один из «быков» вытащил кляп изо рта, давая ему возможность высказаться.
— Он сумасшедший! Я не крал никакого сына! — истошно завопил Девятов.
— Юрий Васильевич, вы были в Анине у директора детского дома Могилевского?
— И что из этого?! — плохо понимая, откуда Смирнов осведомлен об этом, растерянно проговорил Девятов.
— Так были или не были?!
— Ну был, был!
— Так вот вы, будучи в Анине у Могилевского, представились Беловым Львом Валентиновичем, заместителем директора детского дома из Серпухова, и забрали мальчика пяти-шести лет, его зовут Саша Смирнов, якобы для того, чтобы определить в свой детский дом. Но мальчика в Серпухов вы больше не привезли. У вас есть связи в Америке, Голландии, Австралии, там есть богатые люди, кто готов усыновить русского мальчика и заплатить за эти хлопоты немалые деньги. Разве не так, Юрий Васильевич? И ваша любовница Татьяна Жуковская из мэрии вам помогает оформлять соответствующие документы!
Громилы с удивлением смотрели на своего подопечного.
— Он сумасшедший! — прошептал Девятов.
— Вы что, Жуковскую не знаете? — удивился Смирнов.
— Знаю, знаю!
— И она не ваша любовница?
— Да, она моя любовница! — выкрикнул он. — Ну и что?! Это мое личное дело!
— А ты не ори, отвечай нормально, а то быстро приведем в чувство! — предупредил один из налетчиков.
— Но я не торгую детьми и никакого мальчика не забирал! — истерически выкрикнул Девятов.
— Вот еще одно доказательство! — Сан Саныч вытащил из кармана портрет-рисунок хозяина дома. — Я сделал этот портрет со слов Могилевского…
Фотограф показал рисунок громилам. Те внимательно взглянули на портрет, сверили его с оригиналом.
— Похож вроде, — промычал один из них.
— Похож, — согласился второй.
— Да, я знаю Могилевского, был у него, но совсем по другим делам и никакой торговлей детей не занимаюсь! На хрен мне нужны дети, когда у меня есть свой бизнес?!
— Какой у вас может быть бизнес с директором детского дома? — не понял Смирнов.
— Такой! Потому что я занимаюсь строительным бизнесом, а господин Могилевский летом будет возводить новый спальный корпус, реконструировать старые здания, и я добивался у него генеральных подрядов на эти работы. Только и всего. Мы встретились, выпили по рюмке коньяку, но договор у нас не состоялся, слишком много он себе затребовал за это, и я уехал. Никакого пацана не забирал. При мне там приходил какой-то мужик, пьянчуга, хотел сдать плачущего мальчугана, но Петр Казимирович велел им обоим подождать в приемной. Больше я ничего не знаю! Ну где, где у меня, где этот пацан?! Ищи! Если найдешь, он твой!
«Быки» недобро посмотрели на Девятова, потом на Сан Саныча. Им было ясно, что кто-то один из двоих говорит неправду.
— Но у вас в серванте, на другой квартире, лежит пачка детских фотографий. Зачем они вам?
— Там фотографии причесок, я хочу открывать парикмахерскую, а потому все деньги и вложил в это дело, — Девятов бросил взгляд на громил.
— Ну не знаю, — пробормотал Сан Саныч.
— Иди отсюда, чтоб я тебя больше не видел! Уберите этого идиота! — выкрикнул он.
Смирнов пожал плечами, повернулся, чтобы уйти, но «бык», стоявший на пороге, усмехнулся.
— Куда? У нас, мужик, зайти еще можно, а вот выйти нельзя! — Он хрипло рассмеялся.
Сан Саныч оглянулся на тех двоих, стоявших в комнате, но они оба молчали.
— Если б ты, парень, расколол этого козла и доказал, что прав, мы бы тебя отпустили. А так за базар придется платить, — продолжил речь бугай в спортивном костюме. — Можешь, конечно, откупиться. Мы не звери. Давай штуку баксов за то, что мы выслушали всю эту фигню, и проваливай. А нет, уложим вместе с нашим должником в одну яму! Ну, решай?!
— Но у меня нет с собой таких денег, — пробормотал Смирнов. — Откуда же они у меня?
— Мы можем съездить за ними, если тебе кто-нибудь одолжит такую малость или ты займешь у кого-нибудь эти денежки, — хмуро обронил один из налетчиков с золотым перстнем на пальце и одетый не в спортивный, как двое остальных, а в дорогой темно-зеленый костюм, судя по манерам, главарь этой банды. — Каждый платит за базар, и ты не исключение!
— Братцы, вы что?! — забормотал Смирнов. — Я приезжий, мне не у кого взять такие деньги!
— Смотри-ка, он приезжий! — прорычал бугай, открывавший ему дверь. — А с приезжего полторы!
— Еще минута пройдет, станет две, — взглянув на часы, проговорил главарь. — А еще через минуту три тысячи баксов!
— Мы до миллиончика и подождать можем! — хохотнул бугай.
— Да пошли вы! — разозлился Сан Саныч. — Считайте хоть до миллиарда!
— Ах ты, мразь длинноносая! На колени, тварюга! — неожиданно вскричал главарь, и Сан Саныч не успел сообразить, как его сбили с ног и чей-то ботинок с силой вонзился ему в ребра. Он взвыл от боли. — Бейте его, пока не подохнет!
И двое подручных принялись футболить фотографа ногами. Сжавшись в комок и закрыв лицо руками, он лишь вскрикивал, когда от какого-нибудь удара искры летели из глаз и сознание раскалывалось на свет и тьму.
— Ну а тебе, сучий потрох, тоже жизнь не дорога?! — Главарь схватил за волосы Девятова, резко повернул его голову к себе. — В последний раз тебя спрашиваю: ресторан нам отписываешь или подохнешь вместе с этим сопляком? Не тяни, приятель, у нас время не казенное!