– А, прелестная незнакомка! – сказал он, улыбаясь и вытирая грязные руки о фартук,– Откуда ты будешь? Рассказывай всё, но сначала поедим.
Я улыбнулась в ответ и прошла за ним в дом. Немного замявшись, я произнесла:
– Меня зовут Наташа…
– Ну и добро. А ну, снимай и тащи сюда свои башмаки, а не то совсем развалятся.– Я подошла, протянув ему свои поношенные туфли,– Степаном меня величай или же просто кузнецом. Тут куда не плюнь Степаны, а кузнец то один…эх. А ну водицы подлей!
Я взяла ковшик и зачерпнула воды с бочки. Он умылся, прям на пороге, небрежно сливая воду прямо на ступени, и тогда я рассмотрела его лицо: оно было в морщинах, седая щетина обрамляла подбородок, на голове волос почти не было, глаза светлые и грустные, несмотря на слегка улыбающиеся губы. Он поставил самовар, а затем мы сели пить чай. Я рассказала почти всё, что происходило со мной в пансионе, как мне пришлось бежать. Он слушал, вырезая узоры на куске деревяшки маленьким ножиком, затем долго молчал. Я ждала, что он скажет, заглядывая в его серо- голубые глаза, но он продолжал молчать, затем отложил в сторону заготовку кораблика и пошёл в кузницу. Я растерянно сидела в ожидании, что он вернётся, и обдумывала, почему я назвалась этим именем. Не знаю,…но мне так хотелось начать новую жизнь, пусть даже она начнётся с вранья, но я не видела другого способа. Я принялась за готовку и уборку, затем определила себе место на печи и завалилась спать, завернувшись по уши в одеяло.
– Знаешь, я очень люблю козье молоко. Может, купишь козу на базаре на эти деньги,– он кинул со звоном на стол мешок монет и продолжил расправляться с похлёбкой.
– Значит, я могу остаться? – нерешительно произнесла я.
– Разве что для ухода за козой,– он доброжелательно кивнул, улыбаясь, прожёвывая хлеб,– но вот похлёбку тебя придётся учить готовить.
Девушка была рада такому решению, она чувствовала, что кузнец хороший человек. Это было наилучшим вариантом её ближайшего существования. Она схватила мешочек с деньгами и пошла на базар. Кузнец подошёл к окну, глядя ей вслед в сомнении, вернётся ли она обратно. Он надеялся, что вернётся…
Рыночная площадь была небольшой, но в этот воскресный день она была заполнена людьми и торговцами самых разных товаров. У забора стояла старушка, она держала на привязи пять коз разной окраски и лохматости. Уловив интересующийся взгляд девушки, старушка начала расхваливать свой товар.
– Уступлю, забирай эту пятнистую, тебе ж не разводить?
– Нет, мне б для молока…
– Для молока, как раз пойдёт, эта молоденькая, беленькая.
Наташа заплатила немного меньше, у неё ещё оставалось несколько монет. Кузнец обрадовался, завидев Наташу, ведущую упирающуюся козу, ещё он был удивлён честности девушки оставившей сдачу на столе. Рано утром, только рассвело Наташа, вела козу пастись на луг, там она рисовала или читала обветшалую книгу, найденную в доме кузнеца. Кузнец работал до вечера в кузнице с перерывом на обед, спать ложился рано и часто уезжал в город на ярмарки продавать кованые изделия и оружие. Когда его не было дома, Наташа не могла заснуть, иногда её пробирала тревога, и каждый раз по возвращению она кидалась ему на шею с поцелуями в щёки. Но однажды она поцеловала его, так как может целовать лишь зрелая женщина.
Было очень холодно, шёл снег. В этот год, февраль был трескуч морозами. На миг я представила, как сейчас зябко в пансионе, вспомнила девочек. Вспомнила, как грела руки Кудряшки своим дыханием, какими посиневшими выглядели в тот момент её ногти, когда её вывели из подвального помещения, изолятора для ослушавшихся. В нём была, лишь деревянная скамья и малюсенькое окошко, иногда дневное наказание скрашивалось присутствием крысы. Мы долго не возвращались к теме моего прошлого, но этот вечер был таким тихим и снежным, что в каждом пробудилось чувство ностальгии. Крупные хлопья нежно ложились на резной подоконник маленького окошка, носки из козьего пуха приятно согревали ноги.
– Как ты оказалась в пансионе?– спросил Кузнец, не отрывая взгляд от чашки с чаем.
– После смерти отца, мачеха избавилась от меня. Она ссылалась на моё странное поведение, говорила, что не может справиться со мной. Несколько раз показывала меня врачу. Он сказал, я больна. После смерти отца я перестала рисовать, постепенно я перестала говорить. Что я могла сказать тем, кто меня не слышал, а только хотел избавиться?
– У неё были дети?
– Да, двое.
– Это действительно тяжело для женщины…
– Ты жалеешь её?
Он промолчал. Мне стало немного обидно, хотя он не знал, что у этой женщины было огромное состояние, причём принадлежавшее по закону мне. Об этом больше не стоило говорить и мы переключились на поедание бубликов с чаем, но я всё ещё продолжала думать о том, какая огромная жестокость таится в этих интеллигентных людях. Я не представляла, что люди могут так ненавидеть, пока не стала ненавидеть сама. Я ненавидела людей, не всех, но ненавидела, а потом была пустота и ожидание. Я росла, пустота становилась всё темнее, всё ярче становилось ожидание. Я больна, я действительно больна, я искалечена злобой и отчаянием. У меня иногда идёт кровь из носа и болит голова, иногда мне кажется, я умираю. И каждый раз, когда я соглашаюсь со смертью, она покидает меня оставляя беспомощной, как – будто знает, что жизнь для меня большее наказание.
Они были правы, я больна, это всё в чём они были правы!
В те дни, когда Степан уезжал в город, я мерила шагами гостиную и всякий раз проходя мимо занавески, поглядывала на неё. Меня донимала внутренняя тоска, мне казалось время неумолимо идёт, а я стою на месте. Я вспоминала и анализировала события прошлых лет, иногда я тонула в вариантах собственных фантазий.
В семнадцать лет я сбежала из пансиона. Здесь я уже два года, за это время я немного успокоилась и восстановилась, козье молоко, и свежие овощи меня укрепили. Но я, по- прежнему не видела смысла своего дальнейшего существования здесь. Я представляла свой замок, а иногда я видела во сне море. Я даже чувствовала его запах и соль на губах, порывистый ветер развивал мои волосы и удары волн мелкими брызгами освежали мою кожу. Я вижу, он неравнодушен ко мне, но любит он меня как дочь или как мужчина я не могу понять. Мне бы хотелось, что бы он проявлял ко мне свои чувства, но он продолжает держаться, не подпуская меня к себе близко, это меня задевает. Неужели он считает меня ребёнком, или я не достаточно привлекательна для него? Говорить о чувствах, слишком сложно для меня, скорее я боюсь ответа. Если он отвергнет меня, мне придётся уйти, а я не хочу, не хочу потерять его. Он стал мне как близкий и родной, но в тоже время я испытываю к нему влечение. Двоякость чувств была мучительной, внутренне я искала способ и ждала момент, чтобы решить раз и навсегда. Естественно остаться здесь с кузнецом было надежнее и реальнее, но не настолько желаннее для моей тёмной души.
– Малышка, – сказал он внезапно изменившимся тоном, причем его лицо потеряло всю свою мягкость, стало жестким и серьёзным от сдвинутых к переносице темных бровей.– Наташа! – позвав, остановившись передо мной. – Ты совсем побледнела от бессонных ночей, о чем ты только думаешь в эту темную пору, что не дает тебе покоя? Твоя жизнь здесь тебя удручает своей скромностью и скукой?
– О, нет, не удручает. Хотя я часто думаю о том, как скоротечно время, а я не имею возможности обучаться чему либо, а ведь у меня есть способности.
– Пожалуй, я смог бы тебе помочь… – он почесал щетинистый подбородок.
– Правда?
– Пожми мне руку в доказательство. Какие холодные пальцы! Я определенно обеспокоен твоим здоровьем, как можно иметь такие холодные руки в такой теплой хате? Я поставлю самовар. Я кое-что выручил за товар, ты можешь пойти в монастырскую школу для прислуги. Учат там недолго и рекомендации дают хорошие. Я благодарна тебе, никто не любил меня так как ты, правда, кроме отца, но это было очень давно. Я даже не помню его лица. Кажется, у него была борода, как у тебя и глаза такие, немного грустные.
– Как твои?
– Наверно.
Глава 6
У соседей неподалёку играли свадьбу, немного выпившие ребята уже вечером подошли к калитке и стали звать кузнеца.
– Эй! Спишь кузнец что ли? Выходи! Жених тебя на свадьбу зовет!
– Да ребят, устал я что-то, поздравьте от меня молодых, пусть не серчают на меня -
крикнул в ответ кузнец, выйдя на порог в рубахе с закатанными рукавами.
– Да, че? Идём, сам поздравишь! Отец то его был бы рад твоему присутствию, коль жив бы был! – сказал второй парень.
– Ну да ладно, сын друга, как- никак. Пошли, только ненадолго, пропущу рюмочку другую.– Он так и вышел, в домашней рубахе. В какой человек одежде, для него не имело смысла, иногда он даже не замечал, как сам выглядит.
Кузнеца всё не было. Девушка решила пойти посмотреть на свадьбу, потихоньку она зашла во двор дома, справа располагалась конюшня и курятник. В светлой просторной хате окна не занавешены, хорошо видны люди. За заставленным едой столом сидели гости. Многие танцевали, играла гармонь, и звучало многоголосье. Кузнец был пьян, он стоял подле танцующих, а рядом с ним увивалась, хитро улыбаясь, пышногрудая рыжеволосая женщина.
Кровь поднималась к голове, Наташа теряла контроль. Она не знала, как поступить, а чувство ревности, захлестнувшее её, было слишком ярким, чтобы с ним бороться. Хотелось подбежать и оттолкнуть вертихвостку, но она впала в ступор, а внутри всё клокотало. Несколько глубоких вдохов и самовнушение помогли ей кое-как совладать с собой но, всё же сильно нервничая, она решилась зайти. Стараясь не смотреть на рыжеволосую она громко и твердо, почти приказным тоном, сказала кузнецу потягивая за локоть:
– Идём. Ждут тебя.
– Наташа что ты, кто ждет? – немного заплетающимся языком произнес он.
– Идём, приехали к тебе – Наташа сильнее стиснула пальцы на его предплечье и потянула, кузнец поддался. Откланявшись и оставив недовольную шатенку вздыхать среди веселья, он побрел за Наташей. Она шла быстро и уверенно, постепенно эта уверенность передалась кузнецу. Ступив на порог, он понял, что никто не ждёт его и сурово посмотрел на неё, ожидая оправданий.
– Где же те, кто меня ждут?
– Здесь
– Не понял?
– Я жду тебя! Понятно!
Недоумённое лицо кузнеца даже раздражало, о чём-то говорить было бесполезно, алкоголь всё больше овладевал им, поэтому Наташа отвела его спать. Кузнец лёг, его лежанка стояла у окошка в лунном свете хорошо просматривались его черты лица. Он спал уже часа три, была глубокая ночь. Наташа присела рядом с ним на кровати, наблюдая за еле уловимыми движениями мышц его лица, её тянуло к нему. Она так долго ждала, что на её месте будет он, что он подойдет к ней спящей и нежно коснётся своими губами её губ. Теперь она так близко к нему, когда же если не сейчас? Она склонилась над ним, убрав спадающие на лицо волосы и поцеловала. Он не открывая глаз, обнял её прижав к себе, Наташа поняла, что не хочет уходить. Она хотела продолжать, хотела, чтобы он сжимал её сильнее, но он не поддавался окутавшему его чувству вожделения, а замер, открыв глаза пристально вглядываясь в её лицо. Она была молода и невинна и желала его, это тянуло как магнит, но его зародившиеся отцовские чувства к ней пересилили желание. Её ждала другая лучшая жизнь и другой более молодой и перспективный мужчина.
– Давай спать,– спокойно ответил он, ослабив объятия. Наташа молчала, она смотрела в окно, продолжая лежать рядом. Взыгравшаяся резко обида постепенно стихла. Темные облака обходили луну. Деревья стояли неподвижно, не умолкало пение сверчка. Она выскользнула из объятий уснувшего Степана и направилась в свою постель.
Его лицо всегда украшала седая щетина, я как то и не могу вспомнить его бритым, густые брови закручивались, что-то очень доброе и теплое едва заметное окружающим скрывалось за его молчаливым видом. Он никогда не ругал меня и не обижал, его редкие, но резкие высказывания воспринимались всегда без обиды. Наступила осень. Меня ждала монастырская школа в поселке за 200 верст отсюда. Я была рада переменам, всё во мне трепетало. Я делала беззаботный вид до последнего дня перед отъездом, Степан не предполагал, что мои вещи были собраны ещё две недели назад.
Теперь у меня были документы, торжественно врученные мне Степаном. Меня звали Наталья Сокольская, 23.03.1855 года рождения и мне сейчас девятнадцать лет. Документы были настоящие, но в них верным был лишь год моего рождения.
– А фамилия, видимо в честь деревни?
– Ага.
– Фантазия мужчин явно отстаёт от женской! Спасибо тебе за всё!– Наташа бросилась на шею кузнецу и крепко обняла, прошептав сквозь слезы – Я буду скучать по тебе …
Моё обучение в монастыре монотонно тянулось. К учащимся относились нормально. Питание в основном было постным и простым, форма одежды у всех одинаково мрачно – монашеская, только обувь должна быть своя. Я приезжала в поселок к Степану, раз в две недели, со временем мои визиты сократились, потому что моё время пребывания у Степана длилось всего полдня, всё остальное время занимал проезд и сон, да и такое путешествие обходилось недёшево. Мне часто бывало стыдно брать от него подарки, поэтому я попросила покупать мне лишь обувь, по необходимости. В монастыре были каникулы два раза в год, весь июль и десять дней начиная с Рождества. Чтобы получить документ об образовании, мне нужно было проучиться три года, затем я могла наняться на службу. Мои первые летние каникулы прошли замечательно в удельной деревне Соколово на речке. Я буквально не вылизала из воды. Степан был мне как всегда рад. Зимой я вновь приехала. Степан взял меня с собой на праздничную ярмарку. Ярмарка длилась неделю, морозы были необычно трескучими, река заледенела так, что через неё можно было спокойно переехать на груженой повозке. На том берегу развернулось обширное гуляние с различными игрищами. Я смеялась от души, как маленькая, играя в снежки с ребятнёй. Ещё меня порадовали ледовые горки и ничего, что валенки мои промокли от попавшего внутрь снега. Я уже разгоряченная движением, этого не замечала. Следующий день прошёл в бреду. Жар, подскочивший ночью, продолжался ещё два дня. Степан, закутав меня в шкуру, погрузил в полудреме в свою повозку, оставив товар на приятеля, и повёз домой. Мы ехали той же дорогой, вернее по льду. Я услышала сухой хруст и ржание лошади сквозь сон. Еле открыв глаза, я увидела серое небо. Холодный пушок снега падал мне на лицо, отчего по всему моему телу прокатывался озноб. Степан что-то бубнил, лошадь неистово ржала, повозка дергалась то вперед, то назад. Наконец после пронзительного крика лошади я почувствовала, как меня резко скинули с повозки, я ударилась локтем и затылком об лёд. Приподняв голову, я увидела тонущую повозку, тянущую за собой и лошадь. В следующие минуты я почувствовала, как меня колышет над землёй, затем меня накрыло спокойствие и доверие происходящему.
– Что случилось? Повозка вправду потонула!– вскрикнула я хрипло, подскочив с кровати
– А, всё таки этот самогончик дело делает..так, так. Давай чаю с мёдом и спать, потом поговорим.
Я уже пропустила несколько дней учебы, но зато была совершенно здорова, когда возвращалась в монастырь. Степан потерял повозку и лошадь на той реке, да и товар ушел дешевле задуманного. Но он был не так огорчен происшедшим как я.
– Я обязательно заработаю денег и приеду к тебе, вот увидишь!– Степан махал рукой и улыбался, наверно он не верил моим словам или не воспринимал их всерьез.
Глава 7
Я всё реже приезжала в Соколово. Степана я не видела больше полугода, но писала пару раз письма.
Моё обучение было окончено, теперь всё зависело не только от меня, но и от случая. Я понимала, что на поиск работы у меня уйдет некоторое время, нужно было пока как-то жить на те средства, что у меня имелись, либо возвращаться в Соколово. Первым делом мне хотелось навестить Кати узнать, как она живет и возможно устроиться на работу. Я знала, что она в городе. Здесь было несколько верст, любая телега, следующая в Петербург, могла довести меня до неё. Моя поездка в Петербург, скорее была тренировкой к самостоятельной жизни, где никто не будет распоряжаться мной. Я давно мечтала побывать там. Нужна ли была мне встреча с Кати на самом деле я даже и не знала, но чувствовала что так нужно.