На протяжении всей этой тирады Чурин сидел с застывшей над счетами рукой, а когда Тараканов закончил, поднялся с кресла.
— Я, собственно говоря, не сомневаюсь. Но только вот ума не приложу, я здесь при чем?
— Следы ведут к вам.
— Ко мне?!
— Дело в том, что один из нападавших щеголял в вашей шубе.
— В моей?!
— В шубе, изготовленной вашей мастерской.
— Господи! Ну нельзя же так пугать. — Чурин плюхнулся на кресло. — Молодой человек, я, слава богу, на дела свои не жалуюсь, в моих мехах много народу ходит.
— Стало быть, вы не намерены укрывать государственного преступника?
— Избави бог!
— Замечательно. Я привез с собой шубу. Мне надобно знать, кому вы ее продали.
— Позвольте взглянуть.
Полицейский надзиратель развязал узел и разложил шубу прямо на полу.
Чурин подошел к ней и первым делом посмотрел на этикетку у ворота.
— Да-с, товар мой. Сделан в этом сезоне. Мы такие бирки только в сентябре закупили. Понимаете, молодой человек, мы не весь товар на заказ шьем, некоторые шубы продаем готовыми. Поэтому если ее из магазина купили, то сказать, кто покупал, я не смогу. А вот если мастер на заказ делал, тогда поищем.
— Мастера в этом помещении у вас работают?
— Да, в подвале.
— Так давайте им шубу и покажем.
— Прошу вас.
Хозяин и гость спустились в торговую залу, через неприметную дверь прошли на черную лестницу, по которой спустились в полуподвал. В плохо освещаемом помещении трудилось человек пять мастеров и двое мальчишек.
— Эй, молодцы! — хозяину пришлось напрячь голос, чтобы перекричать шум швейных машинок. В помещении сразу стало тихо.
Чурин отобрал у Тараканова шубу, расстелил ее на ближайшем верстаке и сказал:
— Подойдите-ка все сюда и скажите, кто эту шубу строил?
Мастера сгрудились у верстака.
— Я делал, хозяин, — сказал небольшого росточка портной, через шею которого был перекинут тряпичный сантиметр.
— Давно?
— Осенью еще. В октябре.
— А кому?
— Барин важный. Один раз я с него мерку снимал и два раза шубу примеривал, так он мне каждый раз по полтинничку давал. А как шуба была готова, он мне трешницу в награду прислал.
— А с кем прислал? — спросил Тараканов.
— С кем? Дык с Мишкой. Он шубу в адрес носил, а оттуда счет оплаченный принес и мне зеленую. А от меня за это двугривенный на пряники получил.
Тараканов повернулся к хозяину.
— Где этот Мишка?
— Так он вас ко мне и провожал, когда вы изволили прийти. Давайте вернемся в мой кабинет, я записи посмотрю.
— Одну минутку. Скажите, — Тараканов вновь обратился к меховых дел мастеру, — а как заказчик выглядел?
— Рост метр семьдесят пять сантиметров, плотный, лицом красив, бородка клином, волосы каштановые, хорошие, густые.
— Метр семьдесят пять сантиметров — это сколько?
— Примерно два аршина семь вершков.
По дороге в кабинет Чурин прихватил Мишку.
В кабинете мехоторговец стал рыться в своих записях, а Тараканов обратился к мальчишке:
— Скажи-ка, братец, куда ты эту шубу носил?
Паренек внимательно осмотрел шубу.
— А тут недалече, на Знаменку. Барин дюже хороший, и барыня у него хорошая. Барин мне гривенник дал, а барыня — вот такое яблоко. — Мишка двумя руками изобразил огромный шар.
— Малый Знаменский, дом 6, — сказал Чурин, глядя в свои записи. — Зундштрем Андрей Карлович.
— Во втором этаже, дверь направо, — добавил Мишка.
4
Первой мыслью было — броситься на Знаменку, Тараканов даже извозчика стал звать, но потом отдумал. Приедет он к нужному дому, позвонит в квартиру. Откроет ему этот самый Зундштрем — Тарасов — «товарищ Андрей», а дальше что? Вдруг он с порога палить начнет, как на почте? Или сходка у него других товарищей? Затащат в квартиру, допросят с пристрастием и порешат. А умирать не хочется. Надобно подмогу искать. Вот только кого позвать на помощь? Нет у него тут знакомых. Впрочем… Надзиратель Поликарпов, из охраны! Надо с ним поговорить, авось не откажется помочь.
Вот только узел этот! Во-первых, мешает, а во-вторых, в охранное с шубой не поедешь. Прежде чем за помощью обращаться, надо было шубу в Каширу отправить.
Москву Тараканов знал плохо — бывал в Первопрестольной раз пять, не более, и все время в центральной части. Боясь заплутать и даже примерно не представляя расстояний, он кликнул извозчика:
— На Мясницкую, а потом на Большой Гнездниковский.
— Три двугривенных положите?
— А за полтинник?
— Эх, мил человек, только для тебя, поехали.
Отправив посылку с шубой в Каширу с Главного почтамта, Тараканов поехал в Охранное отделение. Он показал дежурному надзирателю свою карточку и спросил, где ему можно увидеть Поликарпова. На его счастье, тот был на месте.
— А, туляк! Здравия желаю, — сказал Поликарпов, протягивая Тараканову руку. — Чем обязан?
— Здравствуйте. Мне бы приватно с вами побеседовать.
— Приватно? Ну пойдем в агентскую, там сейчас нет никого.
В большой, саженей шесть квадратных, комнате действительно никого не было.
— Ну, рассказывайте. Хотя давайте сначала познакомимся, в прошлую нашу встречу мы так друг другу по-человечески и не представились. Меня звать Вениамин Васильевич, а вас?
— Осип. Осип Григорьевич.
— Замечательно. А вот теперь слушаю.
— Вениамин Васильевич, вам известно, что один из напавших на нашу почту не разыскан?
— Да. Я же его установлением и занимался, вместе с вашими жандармами.
— По добытым нами сведениям, сбежавший не только организатор всего налета, но и непосредственный убийца стражника. Мне удалось узнать его предположительное местожительство в Москве. А один я его задержать не смогу.
— Да, зверь, по всей видимости, крупный. То, что горячку пороть не стали и к нам пришли — за это хвалю. А откуда, позвольте спросить, вам стал адрес известен?
Тараканов замялся.
— Я не ради праздного любопытства спрашиваю, мне хочется узнать, надежен ли источник ваших сведений?
— Вполне надежен.
— Понимаю. Агент сообщил. За то, что про агента молчите, тоже хвалю. Я вам помогу. Какой адрес?
Тараканов назвал.
— Тэк-с. Это у нас первый участок Тверской части, земля Власова. Это очень хорошо. С Власовым мы приятельствуем. Пойдем к нему.
— Я могу извозчика.
— Не надо, тут близко.
В участке Тараканов и Поликарпов пробыли недолго. Власов, внимательно выслушав коллегу, первым делом сходил к заведующему паспортной частью и от него узнал, что саратовский потомственный почетный гражданин Зундштрем выписан еще 21 декабря. В листке убытия значилась Финляндия. Вместе с ним в квартире были прописаны три дамы: две крестьянки — псковская Матрена Митрофанова Сафронова, двадцати четырех лет, ярославская Мария Иванова Бубнова, тридцати восьми лет, и петербургская мещанка Степанида Никифорова, сорока одного года. Все дамы тоже значились убывшими в Гельсингфорс.
Потом втроем поехали на Малый Знаменский. Старший дворник дома № 6 рассказал, что Зундштрем проживал в квартире вдвоем с невенчаной женой, лет на двадцать его моложе, держал кухарку и горничную. Поселились они с год назад, хозяин назвался инженером. Супруги жили тихо, никого не принимали, но сами вечерами часто уезжали из дома, приезжали поздно и навеселе, видно, любили покутить. Квартиросъемщиком инженер был великолепным, не сквалыжничал, за носку дров давал по три рубля в месяц. Иногда он на несколько дней пропадал, уезжал в командировки. А когда из последней вернулся, велел его срочно выписать.
— Это надоть, перед самым Рождеством уехал! Я думал, мне красненькая от него на праздник очистится, а он уехал! — причитал дворник. — Сказал, дела срочные у него объявились, и дня ждать не стал.
— А обстановка?
— Всю продал управляющему. За копейки. Там мебель — как у генералов, а он за все про все три сотни получил. Наш управляющий от такой сделки весь светился. Через три дня новые жильцы заселились, так он им эту обстановку за полторы тысячи всучил, и те рады были, потому она дороже стоит.
— Значит, в квартире новые жильцы живут? Пойдем, я с ними познакомлюсь, — сказал Власов.
Они поднялись на второй этаж и позвонили в правую дверь. Открыла курносая горничная в белом переднике.
— Барина нет, господа.
— А барыня?
— Барыня дома.
— Доложите, что к ней из полиции пришли.
Горничная ушла в глубь квартиры, через минуту вернулась и пригласила в гостиную. Там их уже ждала миловидная женщина лет двадцати пяти.
— Чем обязана, господа?
— Губернский секретарь Власов, из первого участка Тверской части. Это мои коллеги. Мы разыскиваем прежних жильцов этой квартиры.
— Тогда вы обратились не по адресу. Я прежних жильцов не знала. Квартиру мы с мужем сняли по объявлению.
— Скажите, а не осталось ли от прежних жильцов каких-нибудь вещей?
— Все, что вы видите вокруг. Мы поженились недавно, собственной мебелью обзавестись не успели, а тут такое удачное предложение — отличная квартира и прекрасная мебель за весьма умеренную плату.
— Я имел в виду личные вещи: документы, письма, фотографии.
— Нет, не было ничего.
— Была карточка, барыня.
Все обернулись к стоявшей у порога горничной.
— Помните, вы мне шкап велели передвинуть на новое место? Вон, дворник мне помогал.
Дворник кивнул в знак согласия.
— Шкап сдвинули, я из-за него сор стала подметать, гляжу — карточка. А на ней барыня изображена.
— Куда же ты ее, Глаша, дела? — спросила хозяйка.
— А на свой сундук приклеила, уж больно на барыне платье красивое.
Власов подошел к горничной.
— А ты не могла бы нам эту карточку показать, милая?
— Так вы ее заберете?
— Заберем. А взамен я тебе дамский журнал пришлю.
— Ух ты! А не обманете?
— Зачем мне тебя обманывать? Мне дамский журнал по случаю достался, и он мне ни к чему.
Горничная сходила на кухню и вернулась с фотографией.
На ней была изображена красивая девушка лет двадцати. Она сидела вполоборота к фотографу, в отведенной в сторону правой руке держала папиросу в длинном мундштуке, а в левой — бокал, очевидно с вином. Девушка призывно улыбалась. Внизу карточки было напечатано: «Кабинет-портрет. Фотография Янсона Г. А. Фонтанка, 71. Негативы хранятся». Власов перевернул фотографию. На обороте красивым женским почерком была сделана надпись: «Папке от Матильды».
— Знакома тебе сия персона? — спросил Власов у дворника.
— Дык это жена хозяина прежнего, Матильда Митрофановна. По пачпорту-то она Матрена, но все ее звали Матильдой.
Полицейские вышли на улицу. Власов попрощался, сел на извозчика и укатил. Поликарпов предложил Тараканову пройтись.
По дороге каширянин рассказал москвичу все ему известное о «товарище Андрее», но про то, как узнал его адрес, по-прежнему не проронил ни слова.
— Знаете что? Отведу-ка я вас к одному нашему сотруднику. Он в нашей епархии заведует эсдеками. Вам будет полезно у него проконсультироваться. Обращайтесь к нему «ваше высокоблагородие».
Когда пришли в охранное, Поликарпов подвел его к одной из дверей и велел ждать, а сам постучался и зашел в кабинет. Минут через пять он пригласил туда Тараканова.
В кабинете за заваленным бумагами письменным столом сидел пожилой уже мужчина в прекрасно сшитом английской шерсти костюме.
— Присаживайтесь, господин Тараканов. Вениамин Васильевич, — обратился хозяин кабинета к надзирателю, — распорядитесь насчет чаю.
«Его высокоблагородие», представившийся Василием Григорьевичем, долго и обстоятельно расспрашивал Тараканова, несколько раз уточнял приметы «товарища Андрея», потом надолго задумался.
— Ни на кого из крупных эсдеков ваш товарищ Андрей не похож. И это его «мент не человек, а пес» не из лексикона «товарищей». Вы знаете, я почти уверен, что это не революционер, а уголовный. «Товарищи» в последнее время навострились привлекать к «эксам» уголовных в качестве «сведущих людей», выплачивая им известный процент от награбленного. Отсутствие части похищенных денег у убитого Волкова — лишнее тому подтверждение. Я бы вам советовал в сыскное обратиться, оно рядом с нами располагается. Я вам сейчас напишу записку их начальнику.
В сыскном отделении к визиту тульского полицейского отнеслись с прохладцей. Дежурный надзиратель отвел его к дежурному чиновнику, тот, внимательно изучив полицейскую карточку Тараканова, отдельное требование Кожина и записку Василия Григорьевича (она так и была подписана — «В. Г.»), вызвал к себе заведующего столом приводов и перепоручил Тараканова ему. Чиновник в мундире с петлицами губернского секретаря отвел каширянина в какой-то кабинет, заставленный стеллажами с папками, нашел среди них нужные и положил их на стол.
— Вот-с, знакомьтесь. Здесь карточки всех нам известных громил и гайменников.
Тараканов листал папки долго. От усталости в глазах стало рябить, лица рассматриваемых преступников начали сливаться. Он отложил очередную папку, закрыл глаза и просидел так минут пять, потом возобновил поиски. Наконец он перелистнул последний лист последней папки. Никого похожего на «товарища Андрея» на фотографиях он так и не увидел.
Он поднялся и стал искать чиновника.
Когда Тараканов вышел на улицу, было уже темно. В животе урчало от голода. Он пересек оживленную Тверскую и пошел по бульвару. У постового городового поинтересовался, где можно поужинать, и был направлен в кухмистерскую, располагавшуюся в ближайшем переулке. Ужин он съел моментально, потом попросил чайную пару и французскую булку. Попивая чаек, Тараканов стал думать о дальнейших своих действиях.
«Ничего не остается, как в столицу ехать. Сожительница Зундштрема там снимала кабинет-портрет. Наверное, там и жила. Коли фотограф хранит негативы, есть надежда найти и адрес заказчицы. Да и женщина она красивая, фотограф мог ее запомнить. В любом случае больше искать негде. Надо ехать».
Тараканову опять пришлось раскошелиться на извозчика. Сначала они съездили на Павелецкий вокзал, где он забрал из камеры хранения свой чемодан со сменой белья и заботливо собранной матушкой в дорогу снедью, а потом поехали на Николаевский.
Ему повезло, пассажирский поезд до Санкт-Петербурга отправлялся через полчаса — ровно в девять вечера. Тараканов взял за шесть рублей билет в третий класс, разместился между двумя какими-то пьяненькими нагольными тулупами, крепко зажал чемодан между ног и под гомон голосов в вагоне, пиликанье гармошки и плач ребенка задремал.
5
В Бологое поезд пришел ровно в 9 утра и должен был простоять полчаса. Тараканов вышел на платформу глотнуть свежего воздуха и размять затекшие на деревянной лавке члены. Через пять минут прогулки он почувствовал, что голоден, и пошел в буфет попить чаю. Ни одного свободного столика не оказалось — все были заняты пассажирами двух поездов — питерского и встречного, московского.
Тараканов взял стакан с чаем, вытащил из чемодана пирожок с ливером и хотел примоститься на подоконнике. Увидевший это немолодой мужчина, сидевший за своим столиком в гордом одиночестве, призывно замахал рукой.
— Молодой человек, присаживайтесь!
— Покорнейше благодарю.
— В столицу?
— Да-с, в командировку.
— Вот как! А я, наоборот, из командировки. По какому ведомству изволите служить?
— По МВД.
— А я в Министерстве финансов. Надолго в столицу?
— Пока не знаю.
— А вы в каком вагоне едете? Я во втором вагоне второго класса, переходите ко мне, рядом со мной место есть, побеседуем.
— Благодарю, но у меня билет в третий. Не было второго класса в кассе, — соврал Тараканов.
— Странно. В моем вагоне от самой Москвы полно мест. Вечно эти кассиры что-нибудь путают. Но это не беда. Вы найдите обер-кондуктора, дайте ему полтинник, и он вас с превеликим удовольствием разместит во втором классе. В третьем-то намучились небось?
— Спину до сих пор разогнуть не могу.
— Вот! А мы только полдороги проехали! Перебирайтесь ко мне.