Перед посадкой на поезд с телеграфной станции Варшавского вокзала Кунцевич отправил ответную телеграмму: «Франция зпт Ницца зпт «Гранд-отель» зпт герцогу Виттенштольскому тчк Ваша светлость вскл сожалению дела не дают возможности приехать лично зпт посылаю своего поверенного Милевича зпт человек абсолютно надежный тчк Энгельгард».
2
Начальник лодзинского сыскного отделения коллежский секретарь Влодарский оказал столичным сыщикам самый радушный прием. Сначала накормил, напоил и только потом позволил заняться делами.
– Что вам сказать за Песецкого? Я его почти не знаю. Пан Песецкий мне лично хлопот никогда не доставлял. Он в Лодзе, да и вообще в крае, последние лет двадцать не работал. Предпочитал гастролировать. Так что его подвиги помнят только наши самые старые сотрудники. Но все равно из поля зрения мы его старались не выпускать, все-таки знаменитость. Медвежатник-ас. Любой сейф открывал на спор за десять минут. Замечу: без динамита и ацетилена. Когда Ежи обратился в губернское правление с ходатайством о выдаче заграничного паспорта, оттуда, как это и предусмотрено инструкцией, к нам поступил запрос: нет ли препятствий к выдаче такового со стороны сыскного отделения. Ну, я Песецкого и вызвал, для профилактической беседы, так сказать. Явился он ко мне. Гляжу, а он по виду не бывший каторжник, а купец первой гильдии. Одет по последней моде, из кармана цепочка золотая с палец толщиной свисает, на руке перстень с бриллиантом карат в двадцать. Я уже стал разыскные циркуляры вспоминать, думал, где же Ежи банк успел подломить, но он меня успокоил. Наследство, гаденыш, получил! Да какое! 500 тысяч фунтов стерлингов! Ежи мне и документы показал. У него, оказывается, дядюшка-миллионщик жил в Канаде, и Песецкий у этого дядюшки единственный племянник. Дядя умер, не оставив завещания, его адвокаты нашли Ежи и сообщили радостную весть. Деньгами снабдили на дорогу и на расходы и просили срочно прибыть в Лондон для оформления наследства. Скажите мне, почему всяким разным Песецким везет, а нормальным людям нет? У меня вон тетка недавно умерла и оставила мне салоп, молью еденный, пятьдесят рублей денег да медный самовар. А я государю нашему двадцать лет отслужил!
– Дело в том, Витольд Зенонович, что размер наследства ни от чина, ни от выслуги лет не зависит. Я вот уже четверть века служу, а наследства вообще никогда не получал, да и не получу. Некому мне наследовать. Ну, спасибо вам за хлеб, за соль, за чай, за сахар, и иже с ними, но вынужден вас немедленно покинуть. Иван Иванович, – обратился Кунцевич к Керберу, – вы во Франции бывали?
– Откуда мне? Я до сего дня далее Ямбургского уезда не выезжал.
– Тогда спешу вам сообщить: Франция чудесная страна, и скоро вы убедитесь в этом лично.
Через три дня чиновник для поручений Санкт-Петербургской сыскной полиции сидел в удобнейшем кресле в самом роскошном номере «Гранд-отеля».
Герцог Виттенштольский, попыхивая сигарой, расположился напротив:
– Жаль, очень жаль, что господин барон не смог прибыть лично.
– Дела-с, ваше светлость.
– Да. Все-то мы крутимся, все мы вертимся, бежим куда-то, несемся. А жизнь меж тем уходит, как песок сквозь пальцы.
Сидевший в углу комнаты неприметный мужчина в потертом костюме-тройке отложил лупу и негромко кашлянул в кулак, привлекая внимание.
– Да, Генрих? – обратился к нему герцог.
– Отпечаток пальца на манускрипте полностью идентичен отпечатку на папирусе из ларца.
– Благодарю вас, Генрих. Будьте любезны, оставьте нас с господином Милевичем.
Генрих с поклоном удалился.
Герцог встал, подошел к вделанному в стену сейфу и достал оттуда несколько пачек банкнот.
– Вот, здесь двадцать шесть тысяч франков, извольте написать расписку.
Кунцевич несколько секунд колебался.
– Кхм. Десять тысяч рублей по курсу будет двадцать шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть франков.
– Да? Пардон, я обсчитался. – Герцог вытащил из сейфа еще одну пачку. – Пожалуйста.
Тщательно пересчитав деньги, Кунцевич заскрипел пером.
– А вы не знаете, где ваш хозяин раздобыл манускрипт?
– Он подробно не рассказывал. Говорил, что купил по случаю.
– Скажите, а не покупал ли господин барон вместе с манускриптом карты?
– Карты?
– Ну да, карты, тоже нарисованной на папирусе и скрепленной таким же отпечатком.
– Не знаю, я, во всяком случае, подобной карты у него никогда не видел.
– Жаль, очень жаль. Вы как, временем располагаете?
– Да-с. Обратный поезд только завтра утром.
– Хотите послушать одну историю?
– С удовольствием.
Герцог позвонил и приказал явившемуся лакею подать коньяку.
Когда лакей, исполнив приказание, ушел, герцог начал:
– Я в отличие от вашего хозяина гедонист и стараюсь заниматься только тем, что доставляет мне удовольствие. Одной из моих страстей являются путешествия. Я объездил практически весь земной шар. Побывал в обеих Америках, в Австралии, в Африке. И из своих путешествий я всегда привожу сувениры. Не стало исключением и прошлогоднее путешествие в Египет. Там я купил изумительной работы древний ларец, дно которого устилал папирус, скрепленный алой печатью с отпечатком пальца. Я поставил эту древность в парадной зале своего замка, среди других сувениров, и забыл про нее. Как-то у меня был прием, на котором присутствовал один мой знакомый – профессор-египтолог. Он увидел ларец и взялся расшифровать иероглифы. Он бился над ними неделю и наконец одержал победу.
Давным-давно Египтом правила царица Клеопатра. И был у нее преданный слуга – верховный жрец Гамид, член «Союза смертников». И вот началась война между Египтом и Римом. Царица понимала, что египетское войско против римских легионов долго не простоит, и прекрасно знала, что победители вряд ли пройдут мимо ее богатой казны. Вот она и поручила своему самому преданному слуге отправиться на верблюдах в дальний оазис и там спрятать несколько фунтов драгоценных камней и пару квинталов золота. Гамид поместил сокровища в золотого сфинкса, закрыл его на золотой ключ, испытав множество лишений, добрался до дальнего оазиса, закопал сфинкса в надежном месте, составил подробную карту и отправился в обратный путь.
Находясь в парасанге от дворца царицы, Гамид увидел на горизонте облачко пыли, которое вскоре превратилось в фигуру бешено мчащегося ему навстречу всадника. Всадник, оказавшийся слугой лучшего друга жреца, остановил взмыленного коня, упал на землю и передал в его руки свиток. Верный товарищ Гамида сообщал, что вместо вознаграждения за все те лишения, которые жрец вынес во время своего трудного путешествия, ждет его не награда, а смерть. Хитрая Клеопатра решила отравить единственного хранителя тайны и всех его спутников, после того как он передаст ей карту.
От слуг египетской царицы уже нельзя было скрыться, поэтому Гамид попрощался с жизнью, но продать ее решил подороже. Он нарисовал новую карту, ведущую не к сокровищам, а к племени негров-людоедов. Гамид написал шифром, известным только ему и его верному другу, письмо с указанием тайных знаков, ведущих к кладу, и скрепил это письмо и правильную карту оттиском своего пальца. Он передал эти бумаги рабу своего верного друга. Когда Гамида казнили, друг выхлопотал у царицы разрешение на погребение его тела, но, прежде чем отправить жреца в последний путь, составил манускрипт с описанием его злоключений и ключом к шифру и оттиснул на нем палец Гамида, устлав этим манускриптом дно серебряного ларца.
Понимаете? Ларец, манускрипт и карта – это три ключа, ведущих к сокровищам Клеопатры. Каждый из этих предметов по отдельности путь к сокровищам не укажет, об их местоположении можно узнать, только обладая всеми тремя артефактами. Два теперь у меня, недостает только третьего… Да, много бы я отдал за карту. И дело здесь не в стоимости возможного клада, хотя она исчисляется миллионами, и не франков, а фунтов стерлингов. Дело в том, что распутывание всяких загадок и тайн – тоже одна из моих страстей. А страсти свои я привык удовлетворять, не жалея на это ни сил, ни средств. Вот что, господин Милевич, не могли бы вы послать своему патрону телеграмму и поинтересоваться насчет карты? Я готов заплатить за нее приличные деньги. Скажем, 150 тысяч.
– Франков?
– Помилуйте! Рублей. И два процента вам, за содействие.
– Я постараюсь быть вам полезным, ваша светлость. Я сегодня же телеграфирую господину барону. Но мой хозяин теперь носится между двумя нашими столицами, и телеграмма будет долго его искать. Мне придется ждать ответа, снимать номер, а я несколько стеснен в средствах.
Герцог усмехнулся и направился к сейфу. Когда он повернулся спиной к Кунцевичу, чиновник для поручений аккуратно, двумя пальцами, взял бокал герцога и опустил его в свою шляпу-котелок, накрыв сверху перчатками.
Через два часа Кербер положил перед Кунцевичем несколько еще влажных фотокарточек, на которых были изображены отпечатки пальцев герцога.
– Вот-с.
– Отлично. Отправим их и господину Лебедеву, и в парижскую Дирекцию розысков моему другу Жюлю Себилю. Его светлость на Песецкого не похож, во всяком случае, если судить по фотографической карточке последнего, поэтому вполне может быть доморощенным мазуриком. А все-таки мелочный он человек. Хотел меня на 250 рублей нагреть! Когда он сумму в двадцать шесть тысяч франков озвучил, я тут же их в рубли перевел и сразу понял, что они с Энгельгардом на десять тысяч нашими договорились.
3
Пальчики герцога нашлись в картотеке российского тюремного ведомства. Под личиной владельца замка Виттенштоль скрывался ранее неоднократно судившийся Моисей Пейсахов Заславский, мещанин города Новомосковска Екатеринославской губернии. Почти год назад господин Заславский бежал с каторги, где отбывал наказание за разбойное нападение, и посему с лета прошлого года находился во всеимперском розыске.
Мартен Легран, следователь городской прокуратуры Ниццы, был еще совсем молодым человеком. Он внимательно выслушал Кунцевича и обещал оказать ему полное содействие как в аресте Заславского, так и в улаживании всех дипломатических и юридических формальностей.
Кунцевич попрощался было со следователем, но вдруг остановился в дверях:
– Скажите, месье Легран, а не случалось ли за последние несколько месяцев на территории подведомственного вам района убийств, до сих пор не открытых?
– Знаете, в Ницце убийств происходит мало, и почти все они очевидны – убивают у нас в основном либо в пьяной ссоре, либо из ревности. Обычно мы отыскиваем убийцу в день совершения преступления. Поэтому за весь текущий год неоткрытым у нас числится только одно насильственное лишение жизни.
– Не могли бы вы мне рассказать, при каких обстоятельствах оно произошло?
– Я и сам бы хотел знать. Сначала никто из нас не подозревал, что это убийство. Видите ли, у нас во время сезона обязательно несколько человек потонет, в основном из числа туристов – наши ребята и плавают отменно, и купаются редко, им в сезон не до водных процедур. Обычно утопленник несколько дней болтается в море, пока его или не прибьет к берегу, или не вытащат сетями рыбаки. Но о самом факте утопления полиция узнает в тот же день, когда оно происходит – нам об этом сообщают друзья или родственники утопшего, ведь редко кто отдыхает на курорте не в компании, да и купаются все в людных местах. Поэтому я немного удивился, когда в августе, по-моему, двенадцатого это было, мне сообщили об обнаружении рыбаками трупа неизвестного – ведь о самом несчастном случае нас в известность никто не ставил. Я прибыл на берег и удивился еще больше – труп был не в купальном костюме, а в самом обычном. Вскрытие показало, что бедняга был убит точным ударом какого-то острого тонкого предмета, предположительно шила, прямо в сердце, кроме того, на трупе было обнаружено множество кровоподтеков и ссадин. Личность погибшего так и не была установлена. Я велел земле его не предавать. Он до сих в прозекторской нашей больницы, заморожен. На днях я все-таки хотел дать разрешение на его захоронение – уж очень дорого обходится эта заморозка.
– А разве при погибшем не было документов?
– Его карманы были пусты.
– А нельзя ли мне с моим коллегой осмотреть тело?
– Сделайте милость. Вот только… Лицо у него сильно рыбами попорчено.
Дактилоскопировать труп не представилось возможным – его пальцы тоже пострадали и от рыб, и от морской воды.
– Дактилоскопия, конечно, дело хорошее, но и старый добрый бертильонаж еще рано списывать в архив, – сказал Кербель, доставая из своего саквояжа необходимые инструменты. Через пятнадцать минут священнодействий он выдал заключение: – Господин надворный советник, сообщаю, что все произведенные мною измерения тела неизвестного мужчины полностью соответствуют данным, содержащимся в антропометрической карточке мещанина города Лодзи Ежи Станиславова Песецкого, сорока шести лет. Кроме этого, совпадают и приметы. Совпадает ли цвет глаз, сказать не могу, в связи с отсутствием таковых. У меня все.
После того как Кунцевич раскрыл свою личность и показал Заславскому телеграмму из Департамента полиции и разыскной циркуляр, вся спесь с бывшего герцога слетела.
– Душу облегчить не желаете, Моисей Пейсахович? Об убийстве Песецкого рассказать не хотите ли?
– Вы что, ребе, чтобы я вам исповедовался? И о каком убийстве какого Песецкого вы говорите?
– Я понимаю, что улик у нас нет и что без вашего чистосердечного признания мы на вас убийство Песецкого не повесим…
– А раз понимаете, так чего об этом разговоры разговаривать? – перебил чиновника Заславский.
– Да нет уж, давайте поговорим. Вам нравится во Франции?
– К чему этот вопрос?
– Здесь очень приятный, мягкий климат, не находите? Гораздо лучше, чем в Сибири. А уж тамошнюю и здешнюю зимы и сравнивать нельзя! А зима не за горами. Вы только представьте: мороз, ветер, кандалы, этап, каторжная тюрьма, а потом – какая-нибудь деревня Кукуево в Туруханском крае, где вы много лет будете сходить с ума от тоски.
Заславский закрыл глаза и затряс головой:
– Хватит! Замолчите! Грешно издеваться над человеком, находящимся в полной вашей власти.
– Я и не думал над вами издеваться. Я просто попытался напомнить вам то, что вас ждет. Прошу извинить, если картина получилась слишком яркой. Но нарисовал я ее отнюдь не для того, чтобы над вами издеваться. Я хочу подсказать вам в обмен на откровенный рассказ про манускрипт, как всего этого избежать.
Заславский смотрел на сыщика недоверчиво:
– Ну и как же?
– Да очень просто. Вы признаетесь в убийстве Песецкого, после чего французские власти приостанавливают вашу экстрадицию. При умелой защите за это убийство вы получите максимум лет пять, которые проведете не на сибирском морозе, прикованным кандалами к тачке, а во вполне комфортабельной здешней тюрьме. Ну а за пять лет в отечестве нашем много чего может измениться. Глядишь, манифест какой выйдет или другое послабление, или срок давности истечет.
Заславский задумался. Наконец, перебрав в голове все относящиеся к нему статьи Уложения о наказаниях, Устава уголовного судопроизводства и Уголовного кодекса Французской Республики и просчитав все варианты, улыбнулся:
– Спасибо за подсказку, господин сыщик. Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением, тем более что убийство мною было совершено в состоянии необходимой обороны. Вот только какой мне теперь резон беседовать с вами о манускриптах и прочих разных иероглифах?
– Прямой резон. В сейфе в вашем номере изъято около двухсот тысяч франков. Я могу увезти эти деньги с собой в Петербург в качестве вещественного доказательства по делу о мошенничестве. А могу вернуть вам для того, чтобы вы могли прибавлять к скудному тюремному рациону прекрасные блюда французской кухни из здешних ресторанов. Ну? Мы договорились?
– Договорились.
4
Энгельгард раскурил сигару. Лебедев укоризненно покачал головой.
– Да ты не переживай, Вася, я теперь здоров, абсолютно здоров. И даже доктора моему табакокурению не препятствуют. А уж коньяк для укрепления здоровья просто рекомендуют. Принес, что обещал?
Василий Иванович, не поверивший в рекомендации докторов, осторожно покосился на закрытую дверь больничной палаты, достал из своего обширного портфеля серебряную фляжку и передал барону. Тот жадно к ней присосался.