Когда мы остановились перед жилым домом под названием «Кортленд», она сказала:
— Это ужасно, Ник. Кто-то должен…
Я ответил, что не знаю, возможно, Дороти и права. Не исключаю, что в эту самую минуту она мастерит кукольный костюмчик для Асты.
Внизу мы попросили сообщить Йоргенсенам о нашем прибытии, и, после некоторой заминки, нам было позволено подняться. Когда мы вышли из лифта, в коридоре нас встретила Мими — встретила с распростертыми объятиями и потоком слов.
— Проклятые газеты! Я чуть с ума не сошла от всего этого вздора, будто вы на пороге смерти. Я два раза звонила, но меня не захотели соединить с вашим номером и о вашем состоянии тоже ничего не сказали. — Она держала меня за руки. — Я так рада, Ник, что это все неправда, и пусть даже из-за этого вам придется удовольствоваться нашим скромным-прескромным обедом. Естественно, я вас не ждала, и… Но как вы бледны! Вам и вправду досталось.
— Не очень, — сказал я. — Пулей бок оцарапало, но все это пустяки.
— И, несмотря на все, вы пришли к обеду! Это очень мило, но боюсь, что и глупо тоже. — Она обратилась к Норе: — Вы уверены, что было разумно позволить ему…
— Я не уверена, — сказала Нора, — но он сам пожелал прийти.
— Мужчины такие идиоты! — сказала Мими и слегка приобняла меня. — Они либо делают из мухи слона, либо не обращают внимания на то, что может… Однако заходите. Позвольте, помогу вам.
— Да ничего, не надо, — заверил я, но она настойчиво довела меня до кресла и усадила туда, обложив полдюжиной подушек.
Вошел Йоргенсен, пожал мне руку и сообщил, что рад видеть меня более живым, чем о том сообщают в прессе. Он склонился над Нориной рукой:
— Нижайше прошу прощения еще на одну минутку, я только закончу приготовление коктейлей. — Он вышел.
Мими сказала:
— Не знаю, где Дорри. Наверное, ушла куда-нибудь и дуется. У вас ведь нет детей?
— Нет, — сказала Нора.
— Многого же вы лишены, хотя иногда дети — сущее наказание. — Мими вздохнула. — Боюсь, что мне не хватает строгости, и если все же иногда приходится пожурить Дорри, она воображает себе, что я какой-то совершеннейший изверг. — На лице ее появилось выражение радости: — А вот и другое мое чадо. Гилберт, мистера Чарльза ты помнишь. А это миссис Чарльз.
Гилберт Винант был на два года младше сестры, нескладный и бледный юный блондин восемнадцати лет с маленьким подбородком под безвольным ртом. Огромные, замечательно ясные голубые глаза и длинные ресницы придавали ему несколько женственный вид. Я сильно надеялся, что он уже не тот противный, надоедливый плакса, каким он был в детстве.
Йоргенсен внес коктейли, а Мими настояла на том, чтобы ей рассказали о происшествии в нашем номере. Я рассказал, придав при этом событиям еще меньше смысла, чем в них было на самом деле.
— С какой стати ему было к вам приходить?
— Бог знает. Я тоже хотел бы знать. И полиция. Гилберт сказал:
— Где-то я читал, что, когда закоренелых преступников обвиняют в том, чего они не совершали, это их выбивает из колеи гораздо больше, чем других людей. Вы полагаете, и здесь так могло быть, мистер Чарльз?
— Очень возможно.
— Кроме тех случаев, — добавил Гилберт, — когда это что-то значительное, что-то такое, чего им самим хотелось бы совершить.
Я снова заметил, что это очень возможно.
Мими сказала:
— Ник, если Гил начнет приставать к вам со всякой околесицей, не церемоньтесь с ним. У него голова книгами забита. Милый, принеси нам еще по коктейлю.
Он пошел за шейкером. Нора и Йоргенсен в углу перебирали пластинки.
Я сказал:
— Сегодня я получил телеграмму от Винанта.
Мими настороженно оглядела комнату, затем подалась вперед и спросила почти шепотом:
— И что в ней?
— Хочет, чтобы я узнал, кто убил ее. Телеграмма отправлена из Филадельфии сегодня днем.
Она тяжело дышала.
— И вы займетесь этим?
Я пожал плечами.
— Я передал телеграмму в полицию.
Подошел Гилберт с шейкером. Йоргенсен и Нора поставили на граммофон «Маленькую фугу» Баха. Мими быстро выпила свой коктейль и велела Гилберту налить еще.
После этого он уселся и сказал:
— Позвольте спросить вас: можно определить наркомана, просто посмотрев на него? — Он слегка дрожал.
— Очень редко. А что?
— Просто интересно. Даже если это заядлый наркоман?
— Чем дальше они продвинулись, тем легче заметить какие-то отклонения. Но не всегда можно быть уверенным, что дело тут в наркотиках.
— И еще, — сказал он, — Гросс говорит, что, когда ударят ножом, сначала чувствуешь что-то вроде толчка и только потом начинает болеть. Это так?
— Так — если ударят достаточно сильно и достаточно острым ножом. С пулей то же самое — сначала чувствуешь только удар, а если пуля маленького калибра и в стальной оболочке, то и удар небольшой. А остальное начинается, когда в рану попадает воздух.
Мими допила третий коктейль и сказала:
— По-моему, вы оба ведете себя ужасно неприлично, особенно после того, что произошло сегодня с Ником. Пожалуйста, Гил, постарайся найти Дорри. Кого-то из ее подруг ты же должен знать. Позвони им. Конечно, она скоро явится, но мне за нее неспокойно.
— Она у нас, — сказал я.
— У вас? — Очень может быть, что изумление ее не было наигранным.
— Она пришла днем и попросилась немножко побыть у нас.
Мими страдальчески улыбнулась и покачала головой.
— Молодежь! — Улыбка исчезла. — Немножко?
Я кивнул.
Гилберт, которому явно хотелось задать мне новый вопрос, не проявлял никакого интереса к разговору своей матери со мной.
Мими еще раз улыбнулась и сказала:
— Жаль, что она вас и вашу жену так обременяет, но мне как-то полегче стало, когда узнала, что она у вас, а не неизвестно где. Когда вы вернетесь, она уже успокоится. Так будьте добры, отправьте ее домой. — Она налила мне коктейль. — Вы к ней уж очень добры.
Я промолчал.
Гилберт начал:
— Мистер Чарльз, а преступник — я хочу сказать, профессиональный преступник — обычно?…
— Гил, не перебивай, — сказала Мими. — Так вы ее отправите домой? — Держалась она очень мило, но всё же была, как сказала Дороти, «французской королевой».
— Она может остаться, если захочет. Норе она по душе.
Она погрозила мне согнутым пальцем:
— Смотрите, не испортите мне ее. Полагаю, она вам всякой чепухи про меня наговорила?
— Что-то про какое-то избиение.
— Ну вот, — сказала Мими с таким самодовольным видом, будто уже сумела доказать нам свою правоту. — Нет, Ник, придется вам все же послать ее домой.
Я допил коктейль.
— Ну же? — сказала она.
— Она может остаться, если захочет, Мими. Нам с ней неплохо.
— Это просто смешно. Ее место дома. Желаю, чтоб она дома была. — Она заговорила резко. — Она всего-навсего ребенок, нечего потакать ее глупостям.
— Я и не потакаю. Хочет оставаться — пусть остается. Голубым глазам Мими очень шло злобное выражение.
— Она мой ребенок, и она несовершеннолетняя. Вы были к ней очень добры, но сейчас вы не добры ни ко мне, ни к ней, и я этого не потерплю. Если вы ее домой не отправите, я приму меры, и она будет дома. Мне бы не хотелось неприятностей, но… — Она наклонилась и медленно, отчетливо произнесла: — Она отправится домой.
Я сказал:
— Мими, вы хотите со мной подраться?
Она посмотрела на меня так, будто хотела признаться в любви, и спросила:
— Это угроза?
— Хорошо, — сказал я, — организуйте мне арест за похищение, соучастие в преступлении несовершеннолетнего и преступные намерения.
Вдруг она произнесла хрипло и яростно:
— И скажите своей жене, чтобы перестала лапать моего мужа!
Нора вместе с Йоргенсеном искала новую пластинку, и рука ее была у него на рукаве. Оба в изумлении посмотрели на Мими.
— Нора, миссис Йоргенсен хочет, чтобы ты не прикасалась к мистеру Йоргенсену.
— Извините, пожалуйста, — Нора улыбнулась Мими, затем посмотрела на меня, придала лицу крайне искусственное выражение озабоченности и сказала с той интонацией, с какой школьник читает стихи: — Ой, Ник, ты такой бледный. Ты перенапрягся, конечно, и теперь у тебя будет рецидив. Я прошу прощения, миссис Йоргенсен, но кажется, я должна буду отвезти его домой и сразу же уложить в постель. Вы нас извините, не так ли?
Мими сказала, что извинит. Все сделались необычайно любезны. Мы спустились и поймали такси.
— Да, — сказала Нора. — Договорился до того, что без обеда остался. Что теперь намерен делать? Отправиться домой и поесть в компании Дороти?
Я покачал головой:
— Часок-другой я не прочь побыть без Винантов. Поехали в ресторан Макса — улиток хочется.
— Давай. Узнал что-нибудь?
— Ничего.
Она задумчиво сказала:
— До того этот тип красив, просто срам какой-то.
— А что?
— Это же просто большая кукла. Срам какой-то.
Мы пообедали и вернулись в «Нормандию». Дороти не было. Мне показалось, что я этого ожидал. Нора прошлась по комнатам, позвонила администратору. Записки нам не оставляли и передать ничего не просили.
— И что теперь? — спросила она.
Еще не было десяти.
— Может, ничего, — сказал я, — а может, и что угодно. Я так полагаю, что она явится в три часа ночи, вдрызг пьяная и с пулеметом, купленным в «Чайлдсе».
Нора сказала:
— А ну ее к чертям. Влезай-ка в пижаму и ложись.
XI
На другой день около полудня, когда Нора позвала меня, бок болел гораздо меньше.
— Полицейский, тот самый, который мне приглянулся, хочет поговорить с тобой, — сказала она. — Как самочувствие?
— Ужасно. Должно быть, лег трезвым. — Я отпихнул Асту и встал.
Когда я вошел в гостиную, Гилд поднялся со стаканом в руке и улыбнулся во всю свою широкую рыжую физиономию:
— Ну, мистер Чарльз, сегодня вы молодцом.
Я пожал ему руку, сказал, что да, мол, чувствую себя неплохо, и мы сели.
Он добродушно нахмурился:
— И все-таки, ни к чему было меня обманывать.
— Обманывать?
— Конечно. Бегать по гостям, в то время как я отложил нашу беседу, чтобы дать вам прийти в себя. Вот я и решил, что надо бы зайти к вам с утренней поверкой.
— Я не подумал, — сказал я. — Извините. Видели, какую телеграмму я получил от Винанта?
— У-гу. Мы ищем концы в Филадельфии.
— Теперь насчет пистолета, — начал я. — Мне…
Он остановил меня:
— Какого пистолета? Нет никакого пистолета. Мушка сбита, внутри все проржавело, ничего не работает. Если кто-то ухитрился из него выстрелить за последние полгода, то я — папа римский. Не будем тратить время на этот лом.
Я рассмеялся:
— Теперь все ясно. Я его отобрал у пьяного, который уверял, что купил его в кабаке за двенадцать долларов. Теперь я ему верю.
— Ему так когда-нибудь мэрию продадут. Откровенно, мистер Чарльз, вы ведете дело Вулф или нет?
— Вы же видели телеграмму от Винанта.
— Видел. Это значит, на него вы не работаете. Вопрос остается.
— Я больше не частный детектив. Я больше вообще не детектив.
— Слышал. Вопрос остается.
— Ну хорошо. Нет.
Он немного подумал и сказал:
— Тогда поставим вопрос так: вам это дело не безразлично?
— Конечно, нет, я же этих людей знаю.
— И все?
— Да.
— И вы не подумываете им заняться?
Зазвонил телефон, и Нора пошла к нему.
— Честно говоря, не знаю. Если меня и дальше будут в эту историю втягивать, то и не знаю, насколько в конце концов втянусь.
Гилд сделал движение головой — снизу вверх и обратно.
— Ясно. Скажу вам, мне хотелось бы, чтобы вы занялись этим делом. На нужной стороне, естественно.
— То есть не на стороне Винанта? Значит, это все-таки он?
— Так я не сказал бы, мистер Чарльз, только сами ж видите, не слишком-то он помогает нам найти убийцу.
В дверях показалась Нора:
— Ник, к телефону.
Звонил Герберт Маколей:
— Привет, Чарльз. Как наш пострадавший?
— Неплохо, спасибо.
— От Винанта вести есть?
— Да.
— Я от него письмо получил. Пишет, что телеграфировал тебе. Если ты не в состоянии…
— Нет, я на ногах. Если будешь в конторе во второй половине дня, я заскочу.
— Чудно, — сказал он, — Буду до шести.
Я вернулся в гостиную. Нора предложила Гилду отобедать, пока мы завтракаем. Он сказал, что это страшно мило с ее стороны. Я сказал, что перед завтраком надо бы выпить. Нора пошла заказывать еду и разливать напитки.
Гилд покачал головой и сказал:
— Она у вас страшно мировая женщина, мистер Чарльз.
Я торжественно кивнул.
— Допустим, вас, как вы выражаетесь, втянут. Так вот, мне было бы намного спокойнее осознавать, что вы работаете с нами, а не против нас.
— Мне тоже.
— Договорились, значит, — сказал он и немного подвигал стулом, на котором сидел. — Вряд ли вы меня помните, только давно еще, когда вы в Нью-Йорке работали, я в патруле ходил на Сорок третьей.
— Разумеется, — соврал я из вежливости. — Я сразу приметил что-то знакомое. Только вот формы на вас нет, ну и не узнал.
— Да, в ней все дело. Хотелось бы все же удостовериться, что вы ничего такого, не известного нам, не утаиваете.
— И не собираюсь. Что вам известно, я не знаю. И вообще-то знаю немного. Маколея я со времени убийства не видел и даже по газетам за этим делом не следил.
Телефон снова зазвонил. Нора раздала нам стаканы и вышла.
— Что нам известно — не Бог весть какая тайна. И если времени не жалко, могу рассказать. — Он хлебнул из стакана и одобрительно кивнул. — Только вначале прошу ответить. Когда вы вчера пошли к миссис Йоргенсен, вы сказали ей, что получили от него телеграмму?
— Да, и что передал ее вам — тоже.
— А она что сказала?
— Ничего. Вопросы задавала. Она хочет найти его. Он слегка наклонил голову набок и прикрыл один глаз.
— А вам не кажется, что они могут быть в сговоре? — Он поднял руку. — Поймите, я не знаю, зачем им это, и если даже так, то что из этого следует. Я просто задаю вопрос.
— Все может быть, — сказал я, — да только очень сомнительно, что они заодно. А что?
— Наверное, вы правы. — Затем он как-то неопределенно добавил: — Но есть парочка соображений. — Он вздохнул. — Они всегда есть. Так вот, мистер Чарльз, вот, значит, что нам известно наверняка, и, если вы по ходу дела сможете кой-чего добавить, буду вам страшно благодарен.
Я сказал что-то вроде того, что постараюсь.
— Итак, примерно около третьего октября прошлого года Винант заявляет Маколею, что ему надо на время уехать из города. Он не говорит Маколею, куда и зачем едет, но Маколей понимает так, что он собирается поработать над каким-то своим изобретением, которое хочет сохранить в тайне; потом Джулия Вулф эту догадку подтверждает. К тому же Маколей догадывается, что Винант намерен скрыться где-то в Адирондакских горах, но когда он ее об этом спрашивает, она отвечает, что знает об этом не больше, чем он.
— А что это за изобретение, она знала?
Гилд покачал головой.
— Маколей говорит, что не знала. Только что это, скорей всего, что-то такое, для чего нужно много места, и машин, и всяких дорогих вещей, — это вытекает из его договоренности с Маколеем. Он распорядился, чтобы Маколей смог получить его акции и ценные бумаги и другое имущество и превратить их в деньги, как только это понадобится. К тому же Маколей должен следить за счетом Винанта в банке и распоряжаться всем от лица Винанта.
— Доверенность на полное управление имуществом, да?
— Точно. И главное, когда ему нужны были деньги, он требовал только наличные.
— У него всегда были странные идеи, — сказал я.
— Все так говорят. Смысл же, по-моему, в том, что ему не хотелось, чтобы кто-нибудь мог выследить его по чекам или чтобы кто-нибудь в тех местах узнал, что он — Винант. Поэтому он и не взял с собой секретаршу и даже, если она говорила правду, не сказал ей, куда направляется. И баки отпустил. — Левой рукой Гилд погладил воображаемую бороду.
— «Там, в вышине», — процитировал я кого-то. — Значит, он в Адирондаках?
Гилд повел плечом.
— Либо там, либо в Филадельфии. Говорю так только потому, что других идей нам никто не предложил. Ищем пока в горах, но не знаю… Может, в Австралии.