Изобличитель. Кровь, золото, собака - Бушков Александр Александрович 4 стр.


– Кто бы спорил, – усмехнулся Ахиллес. – Будь я сам бедным студентом в ожидании трешницы, я бы, может статься, тоже душу вкладывал бы… Ладно. На вкус и цвет товарища нет, читай себе дальше. За ужином в собрание сходишь в обычное время…

Он прошел в свою комнату, повесил фуражку на крючок, снял ремень, одернул летнюю рубаху[9] и устроился в единственном кресле, старом, но прочном и удобном. Разорвал указательным пальцем тугую ленточку бандероли, развернул бумагу. Нетерпеливо раскрыл книгу.

«Пустой дом». «Весной 1894 года весь Лондон был крайне взволнован, а высший свет даже потрясен убийством юного графа Рональда Адэра, совершенным при самых необычайных и загадочных обстоятельствах…»

Он читал, не видя и не слыша ничего вокруг, и потому не сразу обратил внимание на деликатное покашливание в кулак – это Артамошка стоял в дверях, пытаясь привлечь его внимание.

– Ну, что там еще? – спросил Ахиллес без особого раздражения – он как раз успел дочитать до конца первый рассказ и знал теперь, как вышло, что Шерлок Холмс спасся в безвыходной, казалось бы, ситуации, погубив при этом злодея-профессора.

– Там к вам хозяйский племянник, ваше благородие…

– Ну, давай его сюда, – распорядился Ахиллес.

Митька с порога впился заинтересованным взглядом в книгу в руках Ахиллеса, не без труда отвел взгляд и сказал с видом посла, прибывшего к иностранному монарху для вручения верительных грамот:

– Ахиллес Петрович, дядя Митрофан очень просил, если вы не заняты делами, зайти к нему прямо сейчас. У него к вам какое-то серьезное дело. Так и сказал: «Крайняя у меня в нем нужда».

Ахиллес встал. Разгадку спасения Холмса он уже знал, и теперь было любопытно, что же это за серьезное дело у хозяина может к нему быть. Никакие деловые отношения их не связывали и связывать не могли – очень уж разными были их занятия, ничуть меж собой не соприкасавшиеся.

Он и подумать не мог, выходя из флигеля, что с этой минуты его жизнь и судьба совершили решительный поворот.

Три надежных приказчика

Купец расположился за столом в маленькой гостиной уже по-домашнему – без перепачканного мелом сюртука, в шелковой русской рубахе с крученым пояском с кистями. Супруги его Ахиллес так и не увидел – видимо, печально сидела в задних комнатах после обычной в таких случаях перепалки.

А на столе красовалась узкая высокая бутылка шустовского коньяка, две рюмки и тарелочки-блюдца с разнообразными закусками. Ахиллес чуть удивленно поднял брови: не было у его квартирного хозяина обычая усаживаться с гостем за бутылочку, когда до ужина было еще далеко…

Митрофан Лукич уже старательно расчесал волосы на прямой пробор и смазал репейным маслом, привел в порядок раскосмаченную бороду, но вид у него был понурый, даже печальный.

– Вот уж обязали, Ахиллий Петрович! – воскликнул он с неподдельной радостью. – Я уж думал, не придете, не уважите старика, что вам до моей лавки и торговых купеческих дел…

– Сколько вас знаю, Митрофан Лукич, изволите прибедняться, – усмехнулся Ахиллес, усаживаясь после приглашающего жеста хозяина. – Ну, какая же у вас лавка? Даже по столичным меркам – весьма даже большой магазин…

– И, батенька… – махнул рукой купец. – Мы люди старомодные, за старину держимся, как при отцах и дедах. «Лавка» – слово привычное, уж и неизвестно, с каких времен пошло. А магазин – словечко новомодное, совсем недавно в употребление вошло, а до того, сами знаете, означало «воинский склад». Так что мы уж по-прадедовски. Так что мы уж по старинке… – Он ловко наполнил рюмки. – Ну что ж, во благовремении?

И одним духом осушил свою. Ахиллес последовал его примеру, успев подумать, что на сегодня с чтением покончено – хлебосольство купца он знал и не сомневался, что выйдет из-за стола не раньше, чем бутылка опустеет. Коньяк, впрочем, был хорош, последний раз он выпивал в офицерском собрании четыре дня назад, впереди предстоял месяц безделья, так что можно было и оскоромиться…

– Вот такие вот дела, грехи наши тяжкие, – со вздохом произнес купец, глядя куда-то в окружающее пространство. – Ахиллий Петрович, так уж дела сложились, что я к вам за помощью обращаюсь. Никто, кроме вас, пожалуй что, и не поможет. Не согласитесь ли? На вас вся надежда. Живем мы с вами душа в душу, ни от вас беспокойства нет, ни вам от меня никаких ущемлений, верно?

– Верно, – кивнул Ахиллес.

Ему и в самом деле повезло с хозяевами. Даже плату за наем флигеля купец брал вдвое меньше, чем кто-нибудь другой на его месте, так что, если хозяин и в самом деле угодил в неприятности…

Он добавил:

– Вот только не пойму, Митрофан Лукич, чем смогу быть вам полезен. Уж не секундант ли на дуэли вам понадобился?

– Боже упаси! – даже замахал на него купец руками. – Богомерзкое, уж простите, занятие: сойдутся два нормальных человека и давай по обоюдному согласию друг в друга палить или саблями пыряться… И если бы одни офицеры или другие благородные господа – им как-то и положено. Так нет, месяц назад стрелялись двое нашего сословия: молодой Чикин – не изволите знать? – и Ванюшка Луферов, немногим его старше. Все как у благородных – поехали за город, пистолеты взяли, секундантов… Хорошо еще, стреляют оба плохо. Чикину руку чуть поцарапало, а сам он и вовсе промахнулся. А все из-за барышни, да-с… Нет, не купеческая эта забава, хоть зарежьте. Этак чего доброго, на них глядя, и приказчики дуэлить начнут… – Он вновь наполнил рюмки. – Вот о приказчиках у нас с вами разговор и пойдет. Понимаете, Ахиллий Петрович, с некоторых пор начались у меня в лавке кражи из кассы. Дурные кражи притом. Позвольте, я вам обскажу, как с кражами в лавках дело обстоит? Вы человек несведущий…

– Сделайте одолжение, – сказал Ахиллес (все равно вечер с книгой любимого писателя, уже ясно, бесповоротно пропал).

– Надобно вам знать, купеческие приказчики завсегда крали. Началось это испокон веков и продолжаться будет до скончания веку. Ну, вот прямо-таки обычай такой – не может приказчик не подворовывать. – Он фыркнул с некоторым смущением. – По совести признаюсь, я и сам в молодости, служа в приказчиках, того-с… Не всегда и удерживался. Не мы это завели, не на нас и кончится… Вот только есть два способа хозяйскую денежку себе в карман смахивать – умный и дурной. Умный приказчик так дело поставит, что берет помаленьку: скажем, пятачок с рубля, но постоянно. И денежка небольшая, и хозяин далеко не сразу заметит, а если так вот смахивать в карман понемножку, пятаки в «катеньки»[10] складываются. И знаете что? Толковый купец, даже если и заметит такие вот шалости, глядит на них сквозь пальцы. Если приказчик толковый и тороватый, можно и притвориться, что ничего знать не знаешь. Во-первых, хозяину от него будет гораздо больше пользы, что от этих уплывающих пятачков, а во-вторых, выгони его да возьми нового – еще неизвестно, как этот себе карман набивать станет. Глядишь, и убытку от него обнаружится не в пример больше. Так вот, Ахиллий Петрович, у меня с некоторых пор завелся воришка именно что дурной. Они, все трое, и раньше, точно знаю, моими пятачками мимо своего кармана не промахивались, да я терпел – все трое люди тороватые, жаловаться не на что. Пусть их, думаю, молодость свою вспоминая небезгрешную… Ну вот. А с некоторых пор пошла дурь. В позапрошлом месяце сорока рублей недосчитался, в прошлом уже шестидесяти, и что в этом будет – и думать боюсь. Уж если нацелился так хапать, не перестанет, это как с горьким пьяницей, что от бутылки оторваться не способен…

– И не удается выяснить, кто именно? – не без интереса спросил Ахиллес.

– Вот то-то и оно! Все трое у меня не первый год служат, подозрений вроде и класть не на кого. К кассе доступ имеют все трое. Кого-то одного за двумя другими следить не поставишь – а если он вор и есть? Положеньице… Вы ж их видели, всех троих, вы ко мне в лавку не раз заходили.

– Признаться, я на них особенного внимания не обращал, – сказал Ахиллес. – Приказчики и приказчики. Запомнилось, что все проворные, оборотистые, ремесло знают…

– Вот то-то, – с горечью сказал купец. – А один, получается, особенно оборотистый, стервец… И ничего тут не поделать, не могу же я сам в лавке круглый день сидеть надзирателем, у меня других дел невпроворот, один поташ сколько времени отнимает… Словом, пиковое у меня положение. Такой уж если начал, так не остановится…

– А в полицию обратиться не пробовали?

– Думал я над этим, – грустно признался купец. – Да что толку? Обычная полиция ничем не поможет, а сыскное… Нету на него никакой надежды, между нами-то говоря. Начальник, Иван Евлампиевич, человек, скажу вам, хороший, однако ж хороший человек – это еще не ремесло. Хорош он, когда на бильярде с ним играешь или бутылочку-другую раздавишь. А что до дела… Вы с ним не знакомы?

– Видел мельком.

– Так вот, хороший человек Иван Евлампиевич, но мыслями он давненько уж вне службы. Неполный год ему остался до отставки с пенсией… а человек, сами, может быть, знаете, при таком обороте начинает работать спустя рукава, чуть ли даже не из-под палки. Такова уж натура человеческая. Положа руку на сердце, вы у себя в полку с таким не сталкивались?

– Сталкивался, – вздохнул Ахиллес, припомнив подполковника Коншина.

– Вот видите. Везде, по-моему, одинаково. Это наш брат, купец, от дел не отойдет, пока ноги таскает и мысли не путаются. А человек на государевом жалованье склонен иначе мыслить. Вот и Иван Евлампиевич, точно вам говорю, мыслями уже не на службе, а в раздумьях о благоустройстве именьица, на теткино наследство недавно купленного. У него там прудик, только и разговоров, как станет гусей и прочую водоплавающую птицу выращивать с большим прибытком. Книжки разные выписывает почище вашего, только вы – романы про сыщиков, а он – насчет разведения птиц. Ну, каков поп, таков и приход, уж между нами говоря. Подчиненные у него – байбак на байбаке, прости Господи. Ни единого молодого, с соображением и ловкостью. Мелкую шпану ловить только и способны, да и то оттого, что с давних пор в подозрительных трактирах и прочих заведениях «слухачей» своих держат. Можно сказать, состарились вместе, хе-хе. Мелкое-то они враз через этих хитрованцев раскроют, а уж что посерьезнее… Заглянет к нам кто посерьезнее наших доморощенных мазуриков – и пиши пропало. Серебро купчихи Кусатовой год найти не могут, она и к городничему ходила, и денежную награду предлагала – без толку. Четыреста рублей золотом у зеленовского артельщика попятили – тоже не нашли, как Зеленов ни ругался. А кража со взломом денежного ящика в Кредитном обществе? Всякий раз ходили наши сыскные с видом умным и глубокомысленным, кучу народу допросили, объявили даже, что на след напали, – да все пшик. След в каталажку не упрячешь… А уж мне-то они и вовсе ничем помочь не смогут. – Он наполнил рюмку, глянул на Ахиллеса как-то загадочно, заговорил осторожно, словно боялся, что его могут в любой момент оборвать. – Вот я о вас и подумал. После той шутки, когда вы враз определили, где я был, и вывели, что я проигрался… Может, поможете по дружбе?

– Как это? – искренне удивился Ахиллес. – Я ведь не сыщик?

– Сыщик-то не сыщик, зато как точно про меня вы расчислили – одним умственным усилием и этим… дядюшкиным методом. Сами же мне сказали давеча, что этакому умственному усилию научиться можно. Вот и Митька, все ваши книжки перечитавши, иногда как отчебучит что-нибудь этакое… Колдун, да и только. Выходит, от таких книг и польза бывает? Ахиллий Петрович, помогите! Ведь присосался ко мне этот лиходей, как пиявица, и что-то плохо мне верится, что перестанет… А самое-то печальное – что всем троим верить перестаешь, смотришь на каждого и думаешь: уж не ты ли? Вот как в таких условиях дело вести? В прошлом году у меня бухгалтер – тот, что книги насчет поташа вел, – начал было в свою пользу счета и расходы подчищать. Только там проще было: заподозрил я неладное, позвал другого кассира, столь же ловкого, он в три дня все махинации – за ушко да на солнышко, а тут у меня руки опускаются… Помогли бы, Ахиллий Петрович? По гроб жизни благодарен был бы.

Предложение было настолько неожиданным, что Ахиллес не сразу нашелся, что ответить. После недолгого раздумья сказал:

– Никак не получится, Митрофан Лукич. Нельзя же вот так просто, сидя у себя во флигеле и трубочку покуривая, «умственно исчислить» виновного. Никак нельзя. Нужно все видеть своими глазами – и тех, кого подозреваешь, и место, и поговорить с людьми. Я же офицер. Что люди скажут, если я начну слоняться по городу, заходить не в самые пристойные заведения, где офицеру и бывать неуместно, высматривать и выспрашивать, а то и следить за кем-то… С вами я все определил, потому что видел вас своими глазами… И люди будут удивляться, и начальство, когда узнает, взгреет так, что мало не покажется.

– Оно так… – пробормотал купец. – Оно, конечно… В самом деле, как вам, офицеру при мундире, за такое дело браться? Все равно что я начну выслеживать тех мазуриков, что на ярмарке часы и кошельки таскают… Спятил, скажут, Лукич на старости лет… А у вас еще и мундир императорской армии… Никак невместно… – Он долго сидел над своей пустой рюмкой, печально в нее уставясь, потом поднял голову, и его лицо форменным образом просияло. – Ахиллий Петрович! А что, ежели вам помощников взять? Они и будут высматривать да выспрашивать, а вы будете слушать, что принесли, да умственным образом рассчитывать? Митька рассказывал, что в романах ваших этот Чирок Хомс так и действует.

– Где же я таких помощников возьму? – пожал плечами Ахиллес.

– А их и искать не надо! – вот возьмите моего Митьку – чем не помощник? Только от него и слышу, что после гимназии хочет не в коммерческое, а в сыщики поступить. Уж он-то с превеликим удовольствием помогать вам возьмется – последить за кем, скажем. Уж его-то ни в чем таком не заподозрят – мало ли гимназистов по улицам болтается, последние каникулярные денечки догуливая? – Он не на шутку увлекся собственной идеей. – Никто и знать не будет, чем он на самом деле занимается. И вот что еще… Артамошка ваш – парень хитрый, тот еще ухарь, сам говорил, что приказчиком служил. Ежели его, скажем, одеть под мастерового да запустить в тот трактир, где Колька Егоров бывает, самый для меня подозрительный из трех… Вот кому деньги нужны – женой не обзавелся, по портерным болтается, опять же насчет женского пола дерзок на руку, горничным головы дурить мастер, а такие похождения денег требуют: где супир[11], где платочек, где еще какой подарочек… Что скажете?

– Вообще-то это против всех воинских уставов – отпускать одетого в партикулярное солдата в питейное заведение…

– А кто узнает-то? – с жаром возразил купец. – Воинские патрули у нас по улицам не ходят. Да и выводят ваш полк, я слышал, за город в целях карантина. Горстка офицеров в городе остается… да и не ходят господа офицеры в дешевые портерные. Кто опознает? А ежели что – вытащу. Ваш командир полка, скажу по секрету, мне намедни четыреста рублей проиграл, и не похоже, что у него в скором времени будут деньги, чтоб отдавать. Придумаю что-нибудь, не брошу вашего Артамошку, мое вам купеческое слово. Поговорю сегодня же с Никифором Артемьичем Лягиным, что ношеным платьем торгует на широкую ногу, подберем вашему Артамошке надлежащий наряд: чтобы и справным мастеровым смотрелся, и оборванцем не выглядел. А уж я, со своей стороны, еще и денег ему дам. Долго ли такому хвату с Колькой познакомиться и в друзья-приятели набиться? С такими-то помощниками вы, Ахиллий Петрович, враз мне прохвоста умственно вычислите! Что скажете?

Ахиллес внезапно поймал себя на том, что эта идея вовсе не выглядит чем-то фантасмагорическим и в глубине души ему нравится. Расследование совершенно в духе Шерлока Холмса – и хороший способ проверить себя: годен ли он на что-то как сыщик? Авантюра чистейшей воды… а может быть, и нет? Как еще проверить, есть ли у него способности, чтобы стать сыщиком, или все было пустыми юношескими мечтаниями, как те, что его обуревали в гимназические годы, а сейчас обуревают Митьку?

Назад Дальше