Квартиры штабистов располагались в трёхэтажном купеческом особняке в самом центре города.
– Господа, спускайтесь в салон! Андрей Евгеньевич прибыли! – громогласно объявил Носович. – Спят долго, лентяи. Поставлю самовар.
Мы присели в салоне.
– Все в сборе? Андрей Евгеньевич, Вы, конечно, знаете этого проказника. Посему представлю только Вам, унтер-офицер. Полковник Ковалевский Александр Николаевич с супругой. Прошу любить и баловать. Дети ещё спят? Полковник Чебышев. Его заместитель полковник Сухотин. Мои адъютанты Тарасенков, Садковский и Кремков. Кстати, поручик, что за фото милой домы у Вас в спальне?
Кремков смутился и промолчал.
– Господа Стариков и Рождественский. Занимаются хозяйственной частью. Ну-с! Попьём чаю и в совдепию! Пардон, к местному начальству.
Часовой, увидев нас, винтовкой перекрыл вход. Андрей Евгеньевич протянул документы.
– Военный руководитель округа Снесарев. Мой штаб, – показал на нас. – Только что прибыли.
Часовой покосился на генеральский мундир и ордена. Шёпотом, по слогам начал читать.
– Много незнакомых букв, милейший? – съязвил Носович. – Давай быстрее. Служба ждёт. На благо революции.
Часовой молча убрал винтовку. Кабинет градоначальника, дверь открыта. За столом сидят шестеро, перебирают бумаги, что-то обсуждают. Андрей Евгеньевич негромко кашляет. Комиссары недовольно поворачивают головы в нашу сторону.
– Чего Вам, товарищи? Вы кто?!
– Снесарев, назначен военным руководителем округа. Вот мандат от товарища Троцкого.
Присутствующие принялись читать по очереди.
– Эти читают быстрее, – съязвил Носович.
– Вы сказали товарищ Троцкий?.. Почему назначил царского генерала?
– Не все революционеры учились в академиях, – по-профессорски произнёс Носович.
Все шестеро настороженно посмотрели на него.
– Генерал приехал со свитой! По выправке вижу – из бывших.
– А я по твоей сгорбленной спине вижу, ты всю германскую просидел в подполье, – парировал Носович.
– Анатолий Леонидович! Прекратите! – одёрнул Снесарев.
– Не надо нам приезжих. Сами справляемся! Не для того власть брали, чтоб под бывшими ходить! Правильно, товарищ Ерман?
– А город по-прежнему называется Царицын, – напомнил Носович.
– И то верно, – протянул Ерман. – Надо будет митинг провести, переименовать. Назовем Марксоград! Или Ленинград!
– Ерманград! После твоей героической смерти за революцию.
– Анатолий Леонидович! Прекратите! – Снесарев напомнил кто тут главный.
– Слушаюсь, Ваше превосходительство, – последние два слова Носович произнёс громче, чем надо.
– Если уж зашёл столь нелепый и неуместный разговор, то сойдёмся на нейтральном названии. Волгоград! – попытался смягчить разговор Андрей Евгеньевич. – По-моему, недурно. Прекратим мальчишеский спор и приступим к делу.
– Какому делу?
– Оборона столь любимого вами города. Предполагаю, вы все коренные царицынцы, не так ли?
Комиссары опустили глаза.
– Подождём! Из Москвы едет народный комиссар. Сталин, кажется, партийная кличка. Будет заниматься отправкой продовольствия.
– Как ты сказал, товарищ Рудин? Сталин? – удивился Ерман. – Не слышал. В революциях не участвовал. Я бы точно знал. Посмотрим, что за назначенец. Власть наша! А продовольствием за просто так делиться не собираемся.
– Мы не претендуем на Вашу власть и продовольствие. Вы – гражданские, мы – военные. Будем заниматься исключительно обороной, – пояснил Ковалевский. – При вашем содействии, конечно же.
– Сами умеем обороняться!
– Правильно, товарищ Зедин. Ещё как умеем! С товарищем Орджоникидзе разгромили банду Петренко и сибирских анархистов. Закрыли вашу московскую «Анархию». Свою печатаем!
– Так и назвали «Царицынская большевистская анархия»? – Носович кулаком прикрыл язвительную улыбку.
Комиссары вскочили.
– Анатолий Леонидович! Последнее предупреждение! – повысил голос Снесарев. Подошёл к карте. – В вашем, а теперь уже и в нашем направлении продвигаются две регулярные армии – генерала Краснова и германская. Казаки Денисова и Быкадорова заняли излучину Дона. Гусельщиков и Мамантов под Нижне-Чирской. Голубинцев в Верхне-Донском. Фицхелауров в Усть-Медведицком. Все стягиваются сюда, к Царицыну. Прибавьте армии Деникина и Алексеева. А у вас как с обороной?
Товарищи молчали.
– Три тысячи красноармейцев! – ответил за них генерал.
– Ну, мы знаем, вокруг уезда неспокойно, но чтобы столько… Откуда сведения?
– Обобщил донесения красных командиров и отделов разведки. Проанализировал боевые действия и передислокацию соединений противника. Посмотрел статистику населения. И вот квинтэссенция вводных данных.
– Винт чего?
– Как Вас зовут, товарищ? – вежливо поинтересовался Носович.
– Минин.
– Товарищ Минин, не запоминайте это слово. Мигрени замучат!
Снесарев набрал полную грудь воздуха, собирая остатки терпения. Носович принял вид раскаивающегося хулигана.
– Гарнизон города… – продолжил Андрей Евгеньевич. – Имел удовольствие наблюдать. Печальное зрелище!
– У нас ещё пять тысяч военнопленных с германского фронта, – попытался оправдаться Минин. – Проводим революционную агитацию.
– А если поднимут мятеж, поддержат противника?
– Насчёт контрреволюции уже приняли меры, – возразил Ерман. – Учредили уездный отдел чрезвычайной комиссии. Вот председатель товарищ Борман.
– Борман с Ерманом всегда договорятся, – вполголоса произнёс Носович, но так чтобы все слышали.
Снесарев бросил строгий взгляд. Носович на сей раз притворяться не стал. Ответил таким же жёстким взглядом и генералу, и комиссарам.
– Довольно разговоров, госпо… товарищи! – подытожил Андрей Евгеньевич. – Найдите для нас паровоз. Осмотрим уезд вдоль железных дорог.
В доме штабистов для меня комнаты не нашлось и я попросился к деду Прохору.
– Прохор Киприанович, как жизнь в городе? Как новая власть?
– Да всё ничего, Валерка. Только вот анархисты из пушек постреливали. Но Минин с Тулаком выгнали. Митингуют теперь по заводам. А так ничего. Голодом не страдаем. Газеты носят. Вон, почитай! Я не смотрю. Всё новые. Старых не осталось, вот и не читаю.
Газеты… В сентябре власть взяли большевики, причём без мятежа, выиграли выборы. Минин, сын протоирея из Дубовки… М-да, отец – священник, сын – безбожник. Председатель совета – вольноопределяющийся запасного полка Ерман. Ерман, Ерман… Помню! Февральский мятеж в Петрограде. Значит, послали в Царицын… Пролетарии приветствуют нового вожака, зовущего в светлое будущее, где заводы будут принадлежать рабочим, земля крестьянам, а мир народам… Ага! У Ермана появились конкуренты – эсеры. Обещают достойные зарплаты. А Ерман? Вызвал отряд из Москвы. Громят эсэров, заставляют рабочих вернуться на заводы. Кому будут принадлежать больше ни слова.
– Ерман, говорят, чистый бес! Работает сутки напролёт. Каждый день заседания до ночи! А до рассвета встаёт и на заводы. Митингует!
– Горожане как к нему относятся?
Дед Прохор задумался.
– Вишь какое дело, народец наш любит строгое начальство. Ерман такой! И говорит складно. Сам слыхал. А ты когда к своим за Волгу соберёшься? Аль чего задумал?
– Тяжёлые времена наступают, Прохор Киприанович, – ушёл я от ответа.
Будет
Царицын. 6 июня 1918 г.
Расширенное заседание руководства города и штаба. Андрей Евгеньевич читает доклад о нашей поездке.
– Состояние войсковых частей по линии железной дороги Царицын-Великокняжеская-Тихорецкая представляется в следующем виде.
Командный состав не подготовлен к исполнению обязанностей. Во главе соединений на участке Кривая Музга-Великокняжеская бывшие солдаты, до сих пор не наладившие органы управления и даже не знающие какой точно участок прикрывают. Командование частями зависит исключительно от авторитета командиров. Один комиссар рыдал при мне, что, с одной стороны, боится трибунала, а с другой расправы от своих красноармейцев. Сменить командиров не представляется возможным из-за отсутствия подходящих кадров. Штабная служба отсутствует. К примеру, мне сообщили о бое около хутора Харитонов, но никто не смог объяснить ни цель боя, ни с кем он вёлся. Потери не задокументированы. Связь между частями осуществляется только через конных вестовых. Скорость передачи 5–6 вёрст в час. У командиров Великокняжеского и Жутовского участков имеется лишь по одной старой карте. У других нет вообще. Даже биноклей. Разведка отсутствует. По заявлению командующего Великокняжеским участком сторожевая служба «вероятно есть». Численность отрядов установить трудно, так как в день выплаты жалования отряды увеличиваются, а перед наступлением уменьшаются. Финансово-материальная отчётность не ведётся или противоречит очевидным фактам. Масса босых и полуголых солдат, а в отчётности указано, что форма выдавалась несколько раз. Голодные солдаты ходят по деревням, отбирают продовольствие и пьянствуют, а исполнение приказов обсуждают на митингах.
Руководители города опустили головы. Повисло молчание. Вдруг распахнулась дверь.
– Иван! Тулак! Выйди по срочному делу, – прохрипел комиссар с оплывшим лицом и кепкой в руке.
– Извините, товарищи. Должен поговорить с комиссаром Селивановым.
– Ты что тут делаешь? – раздался приглушённый голос из-за двери. – У нас заседание. Народный комиссар из Москвы, а ты опять пьян!
– Нет, ты что! Я ж без запаха.
– Морфий?
– Нет, ты что! Я ни-ни. На Урюпино беляки идут. Дай денег! Соберу солдат, отгоню. У меня ж там семья.
– Опять врёшь? Ладно, иди в казначейство. Скажи, я приказал. Сколько надо?
– Тыщ сто, а то не пойдут.
– Не появляйся тут!
Начальник гарнизона города вернулся в кабинет.
– Извините, товарищи.
– Штаб подготовил план действий… – продолжил Снесарев.
– Хороший доклад, товарищ Снесарев, – перебил народный комиссар, куривший трубку у открытого окна. – Очень хороший! – у говорящего был сильный грузинский акцент. – Грамотный! По всем правилам военной науки. Вот только действовать мы будем по-другому! Решительно, по-революционному! Дисциплину наведём железной рукой. Командиров заставим ответственно служить делу революции, а воров-интендантов расстреляем. И в городе наведём революционный порядок. У вас тут кругом спекуляция, базары, лавки, трактиры. Цены пляшут! Слишком много продовольствия на такой маленький уезд. А губернии голодают. Неправильно! Не для того мы делали революцию! Продовольствие соберём, отправим в Москву, Петроград, Воронеж, Рязань. Теперь все решения должны согласовываться со мной. Касается всех, в том числе работников штаба. А город защитим! Заставим буржуев рыть окопы.
– Товарищ Сталин, Вас назначили чрезвычайным представителем только по продовольствию, – возразил Носович.
Сталин смерил его тяжёлым взглядом, сделал глубокую затяжку и медленно выпустил густой дым в комнату.
– У меня самые широкие полномочия.
– А мандат есть?
– Будет. Закончим на этом. А Вы, товарищ Борман, останьтесь.
После разговора со Сталиным Борман принялся за решительные меры. На пристанях и вокзалах были выставлены кордоны. Устраивались облавы на дезертиров, спекулянтов и беженцев. Тюрьмы наполнялись арестантами, базары и лавки закрывались. У пристани появилась чёрная баржа – плавучая тюрьма для «врагов революции». В театрах, синематографах и купеческих домах разместили лазареты. Улицы патрулировались круглосуточно. Всех подозрительных задерживали. Город перешёл на полуосадное положение.
«Шартрез»
Царицын. 6 июня 1918 г.
Алексеев и Котов сидели в ресторане отеля «Люкс» в приватной комнате. Алексеев сам выбрал меню. Суп «Сэн-Руссарэн», английский ростбиф с кровью, спагетти «Миланезе», страсбургский пирог с утиным паштетом и салат «Люсьен Оливье» с перепелами, шейками раков и чёрной икрой. Подумав, добавил свиные рёбра с медовой глазурью и помидоры, начинённые орехами, сыром, зеленью и майонезом. На десерт принесли эклеры с дольками лимонов и неаполитанское вино «Лакрима Кристи». Алексеев попросил ещё бутылку шампанского «Луи Родерер».
– Превосходный отель! – с довольным видом произнёс он, расправляя салфетку.
– Последний островок павшей империи, – согласился Котов. – Дорого, как в Париже!
– Не волнуйтесь! Денег хватит на всё. Даже на мятеж останется, – громко захохотал Алексеев.
– Откуда столько? Партия собрала?
– Наша партия уже на закате. Большевики опередили! Первые у немцев взяли. Миллионы марок! Миллионы!!! Вот где мы проиграли. Надо было раньше предлагать себя, а не заниматься эксами. Угадайте, у кого получил деньги.
– Неужели у Ленина?!
– Ха-ха-ха! – Алексеев вытер выступившие слёзы. – Почти. У Троцкого! Большевикам нужна бакинская нефть, а тут я – «верный союзник» и близкий по духу революционер. Троцкий своим не доверяет.
– Вот почему в штабе засели полковники!
– У вас тоже? Теперь везде. Жаль в Баку путь перекрыт. Взяли бы Кавказ за пару месяцев. У Вас в Царицыне большая организация?
– Две сотни.
– Мало.
– Можно привлечь бывших офицеров. Не пошли ни к белым, ни к красным. Объединились в артель «Грузолес». Грузят, строят, ломают.
– Прибавим четырнадцать моих экспроприаторов и того… Думаете, хватит? – засомневался Алексеев.
– Наша главная надежда – сербский полк.
– Откуда сербы?
– Не только. Ещё и чехи с венграми и немцы с поляками. Военнопленные. Не смогли сразу отправить домой. Большевики к себе переманивают. Теперь сербы охраняют гарнизон города. Познакомлю с командиром. Кстати, отлично говорит по-русски.
– А вот это уже серьёзно! Похоже на успех. Сколько их?
– Полтысячи. Но могут подтянуть остальных, если пообещаем отправить домой.
– Оружие есть?
– У них?
– У вас!
– Тысяча винтовок, шесть пулемётов и два орудия.
– Годится! Давайте выпьем за сербов. Когда встречусь с командиром?
– Дайте время.
– Договорились! – Алексеев с сожалением посмотрел на пустые бутылки. – Официант! «Шартрез»!
Через минуту на столе появилась бутылка французского ликёра.
– Вопрос! – крикнул захмелевший Котов. – Зачем ты сыновей привёз? Подростки ещё. Конспирация?
– Хотел по дороге оставить у бабушки в Нальчике, но вот как получилось, – развёл руками пьяный Алексеев.
Следующие три дня «инженеры» осматривали город. Наконец, нашли подходящий тайник и днём, по очереди, перенесли деньги. Днём было безопаснее – меньше вероятность, что остановит патруль.
Деспотизация
Царицын. 12 июня 1918 г.
Из Москвы в штаб Революционного совета Царицына пришла директива начать подготовку к наступлению. Андрей Евгеньевич, как всегда, взялся за работу с удвоенной энергией и старанием, заставляя и меня работать сутки напролёт. До поздней ночи просиживал над картами, проводил совещания, по телефону инструктировал командиров, диктовал директивы и приказы, подписывал, а я рассылал в части. Осмотрели гарнизон города. Наконец, Андрей Евгеньевич объявил – план наступления готов.
– Ну какое наступление с такой армией! – задумчиво произнёс Носович, дочитывая документ. – Дезертиры, крестьяне, пролетарии. Дисциплины никакой! Чуть с приказом не угадаем, разбегутся защитники революции или на штыки нас поднимут.
– Вы правы, – вздохнул Андрей Евгеньевич. – Ещё многое надо сделать. Говорю с командирами, комиссарами. Объясняю, доказываю, приказываю. А они будто не слышат! Но вот увидите, всё получится!
Носович скептически посмотрел на Снесарева.
– М-да… Сегодня они станут лучше, чем вчера, но хуже, чем завтра.
– Что Вы несёте?
– Построил умозаключение. Между прочим, в пользу Ваших, пардон, наших подчинённых, – ехидно улыбнулся Носович.
– Вот что! Я доработаю план, а Вы займитесь реорганизацией частей. Создайте взводы, роты, батальоны, полки. А то у нас отряды по имени командиров. Партизанщина! И ещё! Объявите мобилизацию, сформируйте пять дивизий.
– Слушаюсь. Будет исполнено точно и в срок, как на германском фронте. Вот только с наступлением не торопитесь.
– Времени мало, дорогой мой. Сами видите, кольцо вокруг города сжимается.
Носович прищурился. Встал, оправился.
– Разрешите исполнять?
– Исполняйте! Надеюсь на Вас.
– Слушаюсь.
Носович вернулся к себе в кабинет.
– Наступление большевиков отменяется, Андрей Евгеньевич! – думал генерал. – Наши будут наступать, не красные. Ни одной дивизии не создам! Ни дивизии, ни полка, ни батальона, ни роты. А реорганизацию превратим в деспотизацию!
Носович достал губную гармошку и заиграл «Гром победы, раздавайся!»
Конец ознакомительного фрагмента.