После «приключения» я очень быстро стал грести, желая как можно скорее выбраться на берег. Наконец, мне это удалось. Где-то на окраине Каира я выбрался из воды и обессилевший упал на еще теплый после дневной жары песок. Сколько я таким образом пролежал, трудно сказать, но пришел в себя оттого, что почувствовал на своем лице чье-то теплое дыхание. Я открыл глаза и обомлел: меня обнюхивал буйвол местной породы, напрочь лишенный рогов. Стало очень смешно: «Я от банды ушел, от крокодила ушел, а от тебя, безрогая скотина, и подавно уйду!»
— Ну, чем я пахну? — спросил я буйвола, который испугался моего голоса и прянул в сторону. Понял, что с ним заговорили не по-арабски. Я сел и огляделся, поблизости виднелся свет над каким-то строением. Вода с рубашки уже стекла, и влажная ткань приятно холодила тело. Я пощупал карман на рубашке: деньги были там, но, наверно, сильно намокли. Ничего, мокрые, сухие — они оставались деньгами, следовательно, моя жизнь в дальнейшем будет облегчена. Пальцы впились в рукоятку навахи, будто приросли к ножу. Я пошел на огонек. Переложил наваху в другую руку и размял онемевшие пальцы.
Вскоре обнаружил, что лампочка горела над небольшим глинобитным строением, которое оказалось универсальным: и жильем, и лавочкой с разнообразными товарами и лекарствами. Едва я переступил порог, передо мной вырос паренек в галобее и с любопытством уставился на меня. Конечно, в своем наряде я представлял довольно диковинное зрелище. Да еще с ножом в руке.
— Меса эль хир! — пожелал я ему доброго вечера и еще добавил: — Зей саха? (Как дела?) — Он ответил. Традиционные приветствия были окончены, можно говорить о деле. — Эс ма ки? (Как тебя зовут?) — спросил я парнишку.
— Фейсал, — ответил он, не страшась меня, но не спуская любопытного взгляда.
На вопрос, есть ли у него телефон, он сделал мне знак рукой и повел в соседнюю комнату, где на полу спали человек пять или шесть — я разглядел их при слабом свете, пробивающемся из лавки. Телефон стоял в углу на ящике. Я не мог позвонить — нужны были монеты: телефон был снабжен специальным ящиком с отверстием для монет.
Из своих мокрых банкнот отделил пятифунтовую и протянул хозяину. Он подержал купюру, поглядел ее на свет и кивнул понимающе головой. Через полминуты принес мне целую горсть и сдачу. Я оставил ему купюры, но мой царский жест не произвел на него впечатления, он только дважды поблагодарил меня:
— Шукран! Шукран! — и уселся на полу возле спящего ребенка.
Я набрал номер Визгуна. Он сразу же снял трубку, словно сидел все время у телефона и ждал моего звонка.
— Это я! — будучи уверен, что он знает, с кем говорит, сказал я.
— Ты где?
— Не знаю. Вниз по течению на левом берегу, на окраине Каира. Как ехать — не знаю.
— Я найду.
— Надо отдать должное шефу, он умел быть четким и лаконичным. Если сказал, что найдет — значит найдет.
Я походил по лавочке, оглядывая нехитрый товар, в котором нуждаются такие же бедные арабы, как и сам хозяин. Мне повезло, на одной из полок я обнаружил сандалии. Они оказались мне впору. Не было только брюк. Но парень был сообразительным, он куда-то сбегал и принес синие шорты.
Теперь я был одет и обут, ко мне вернулась уверенность. Я решил, что торчать мне в лавочке совсем ни к чему. Банда могла меня разыскивать, и они обязательно выйдут на эту лавочку. Я поблагодарил парнишку и нырнул в темноту. Дорога сюда шла из города, хотя и не была заасфальтирована. Мой путь был только один — в сторону освещенного плотным заревом Каира. До города, вероятно, не менее трех-четырех километров. Река снесла меня довольно далеко. Я шел, и пока никакие мысли не беспокоили меня. Очевидно, пережитое затормозило во мне мыслительный процесс, и я зациклился на одном — выбраться из этой передряги. Конечно, вероятность того, что банда будет меня искать по эту сторону Нила, не исключалась. Логика подсказывала, — а они, думаю, тоже не лишены логики, — что я не мог поплыть на другую сторону реки, слишком она широкая, и искать меня надо на этом берегу. Когда они настигли лодку, до середины реки было еще далеко. Хотя люди порой действуют вопреки логике. Чем ниже уровень развития человека, тем меньше он подвержен логическим рассуждениям. Так что ждать банду следует и в этом месте. Я вспомнил, как выл один из них, которому я сломал руку, его вой я слышал даже тогда, когда спустился в воду и поплыл. Значит, они не остановились перед тем, что их искалеченный сотоварищ воет на весь Каир, и вместо помощи ему бросились догонять меня.
Я миновал небольшой поселок из трех или четырех глиняных хижин. Вокруг была тишина, только собаки свирепствовали, оглашая ночь своим злобным лаем. Сразу за поселком я наткнулся на кладбищенские плиты, густо стоящие у дороги. Мне пришла в голову мысль дальше не идти, а подождать Визгуна здесь. В случае опасности можно укрыться за могильными плитами. Потом я подумал, что могу попасть в ловушку: вдруг первой приедет банда, а я высунусь из укрытия на свет фар, думая, что это Визгун, и сразу получу свою пулю. Пожалуй, лучший вариант — это укрыться у самой дороги за большим валуном. В отраженном свете фар я смогу разглядеть машину Визгуна и окликнуть. Окна у машины открытые — он услышит меня. Отсюда можно увидеть, есть ли еще люди в машине. Я немного успокоился, найдя нужное решение.
Со стороны Каира показался свет фар. Приближалась машина, рыская лучами вверх, вниз, в стороны, — такая уж была тут дорога, а казалось, что в пустыне не должно быть ухабов.
Я укрылся за валуном и ждал. Наконец машина медленно поползла мимо меня. Это был «таунус» Визгуна, и сам он сидел за рулем — я был в этом уверен. Я громко крикнул:
— Шеф! — и машина сразу остановилась. Через минуту мы уже развернулись и двинулись к Каиру. На моих швейцарских часах (нильская вода их не повредила) стрелка подползла к трем часам ночи. Я обессиленно откинулся на спинку сиденья, уперевшись затылком в подголовник. Визгун деликатно молчал, видно, он понимал мое состояние. Внешний вид и место, где он меня подобрал, сами говорили ему о многом.
— Можешь подремать, — предложил он заботливо, чего я от него не ожидал. — Мы довольно далеко от дома, поедем в объезд через мост.
Я промолчал, сейчас не мне решать, и я мысленно поблагодарил шефа, что он не требует от меня отчета о приключении. А на меня навалилась апатия, схлынуло напряжение, наступило физическое и моральное расслабление.
— Хочешь выпить? — так же заботливо предложил Визгун. Он вытащил из бардачка бутылку бренди и передал ее мне. Не отрываясь, я выпил почти полбутылки обжигающего напитка, напоминающего собой наш плохой коньяк. Мне стало легче, тепло разлилось по всему телу, и захотелось выговориться.
— Коротко, только факты, — сказал я заплетающимся языком. Бренди свое дело сделал: не только восстановил мое физическое равновесие, но слегка затуманил мозги.
— Если ты в состоянии, — возразил шеф.
— Я в состоянии, — заупрямилось мое замутненное спиртным сознание. — Я пришел на встречу с англичанином. Там на меня напали пятеро. Одному я сломал руку. Ох, как он орал! Сукин сын! Наверно, было слышно в Замалеке, — уже начал я бахвалиться.
— Ты не преувеличил насчет пятерых? — спросил Визгун.
— Я их сам пересчитал.
— Уголовники? Напали с целью грабежа?
— Да! А зачем они все-таки напали на меня? — вдруг задал я сам себе вопрос. — Что с меня было взять? Нет, это не уголовники! — уверенно заявил я. — Расклад был не тот. Трое появились позади меня, один с металлическим прутом, а двое бежали от такси. Шестой стоял у машины, видно было лишь голову. Ну, и вломил я им! — опять потянуло меня на бахвальбу. — Вот трофей, — показал я шефу наваху.
— Может быть, ты поспишь, а утром все расскажешь, — предложил Визгун.
— Нет, я могу сейчас, я ничего, — пьяно возражал я и снова отхлебнул пару больших глотков из бутылки. — Спрыгнул в Нил в лодку и поплыл, они гнались, тогда я бросил лодку, они погнались за ней, думали, я там, ишаки поганые! Еще и стреляли. — Силы мои иссякли.
Визгун разбудил меня, когда мы уже приехали, помог подняться в квартиру, снял с меня сандалии и уложил в кровать. Постоял возле постели и сказал:
— Да, сынок, в нашем деле и такое бывает. Но ты молодец! Ты поспи, я посижу на кухне. — Все это я слышал сквозь сон и удивился, если можно так сказать о пьяном человеке. С этой стороны шеф мне был незнаком. Потом я полностью отрубился.
Я проснулся от прикосновения холодного. Надо мной стоял шеф с куском льда и улыбался, чего с ним никогда не бывало. Из-за его спины выглядывал Шеин.
— Пора вставать. Не могли разбудить, пришлось лед применить. Шесть часов спал. Делами надо заниматься. Ты как сейчас? — улыбнулся Визгун.
— Ничего! — ответил я, еще не проснувшись полностью. — Который час?
— Как говорится: счастливые часов не наблюдают. А ты и есть счастливый — чуть на тот свет не угодил, но не угодил.
— Можно, я умоюсь? — начиная просыпаться окончательно, попросил я Визгуна.
Шеин засмеялся, лицо у него было добрым и приятным, видно, генералу доставляло удовольствие видеть меня в таком состоянии и живым. Его приезд сюда говорил о серьезности происшествия.
В ванной комнате мне наконец представилась возможность увидеть себя в полной красе: слева на голове кожа содрана вместе с волосами, ухо распухло, кровь запеклась на нем. На правой руке на костяшках содрана кожа.
От холодной воды стало легче, и ссадины почти не болели. Скрипя зубами, промыл свои раны спиртом.
Визгун возился на кухне, Шеин сидел в кресле и курил.
— Что у тебя с ухом и головой? — спросил он участливо.
— Железным прутом огрели, еле увернулся.
— А рука?
— Разбил об зубы одного бандита.
— А с животом что?
Только тут я заметил, что у меня поперек живота сквозь разорванную рубашку виднелся свежий кровавый рубец.
— Он меня все-таки достал своей навахой, — удивился я, что сразу не обратил на это внимания. Наверно, потому, что эта рана меня не беспокоила. — А куда я ее дел? — забеспокоилось мое еще нетрезвое сознание.
— Здесь нож, — взял со столика Шеин наваху. Я даже похолодел, представив себе, как легко он мог выпустить этим ножом из меня кишки.
— Значит, была хорошая драчка, — заключил Шеин. — А теперь давай рассуждать. Что это было? Можешь объяснить?
Шеин поднялся.
— Идем на кухню, позавтракаешь и выпьем по чашке кофе.
Мы прошли в просторную кухню, сели к столу, на котором уже все было готово для завтрака. Визгун варил кофе.
— Думаю, что это была охота, — уверенно заключил я. — На место встречи я приехал на пятнадцать минут раньше и стал прогуливаться. Такси уже стояло на противоположной стороне дороги на набережной, но без водителя. Странно, что гуляющих людей не было и машины не проходили. А тогда я не обратил на это внимания. Как-то все было буднично. Движение перекрыли.
— Притупилась бдительность, — заметил строго Визгун.
— Притупилась, — согласился я с ним. — На эту встречу я шел как на обычное свидание: поболтать, погулять…
— Значит, про твою бдительность уже было известно, — сказал Шеин. — Они тебя пасли, и не один день.
— Вы полагаете?
— А ты думаешь иначе?
— Готовился киднеппинг. Тебя хотели похитить, — уверенно заключил Визгун. — Не просто советского человека, а тебя.
— Очевидно, ты попал где-то в поле зрения чьей-то разведки, а возможно, это была контрразведка. Появление англичанина… — задумчиво заметил Шеин.
— Мне думается, что это он стоял за такси и наблюдал, как меня пытались взять, — сказал я уверенно. — Он высокий, из-за машины была видна не только голова, но и плечи.
— Да, но зачем тогда стрелять? — Визгун уставился на меня. — Сколько раз стреляли? Могли же убить!
— Из двух пистолетов, полные обоймы, полагаю.
— Стрелять можно не обязательно на поражение, — возразил Шеин. — А может, был приказ убить, если не возьмут.
— Кто на тебя нападал? — поинтересовался Визгун.
— Думаю, арабы, все с усами…
— Нанять нетрудно. А если это не просто арабы? Если это люди Бардизи? — усомнился в наших утверждениях Шеин. — Вы думаете, я ему верю? Хотя мы его и подкармливаем. Предложили больше — он и сработал против нас. Возможно, началась охота, — согласился со мной Шеин. — Кто-то из твоих клиентов засветил тебя как первоисточник. Хотя дальнейшая работа с объектами тебя ставила вне подозрения. Это так мы думаем. А контрразведка думает по-другому. Если вам, Борис Иванович, попадается кто-то, вы же всю цепочку проверите, всех, с кем был контакт до вербовки. Так?
— Так! Дело серьезное. Хорошо, что ты вырвался.
— Может быть, мне надо срочно в Москву? Исчезнуть?
— Нет! — Шеин подумал немного и добавил: — Это успеется. Ближайшие дни покажут. Не будем нагнетать панику. Борис Иванович, квартиру под контроль, выясните, нет ли слежки за ней. Тебя, Толя, переселим в другое жилье — береженого Бог бережет. Отдыхать ходи только на виллу в Замалек, где все наши отдыхают и обедают. Пока не прояснится обстановка.
— Может, послать его с группой в Асуан? Наши туристы едут на экскурсию в долину Смерти Королей, смотреть захоронения мумий, дворец, колонны, скульптуры и всякое такое.
Шеин подумал немного и ответил:
— Мысль хорошая!
Неделю я заживлял свои боевые раны, кожа с волосами приросла, с уха отек спал, костяшки на руке зажили. Врач сказала, что у меня высокая свертываемость крови, поэтому на мне все раны быстро заживают.
Впервые после приключения мне представилась возможность ничего не делать, а просто отдыхать: ни работы, ни прогулок. Днем гостиница почти совсем пустела, советские специалисты разъезжались по своим объектам, я спал до потери сознания и, изнывая от жары, сидел и ждал, когда же начнут съезжаться после работы специалисты. Переводчики не дураки, они в гостиницу не едут: кто в кино, кто в ресторан, и только часа через два начнут подгребать к вилле. В шесть часов подадут к гостинице автобус, и все, кто хочет немного поразвлечься, поедут на виллу.
Я тоже еду туда, потому что неукоснительно соблюдаю запрещение Шеина и в город не высовываю нос уже целую неделю. Мне кажется, про меня забыли, но проверять это на собственной шкуре мне почему-то не хочется. А если честно признаться — я боюсь, боюсь, потому что все неопределенно. Когда опасность видна, знаешь, откуда грозит, — не страшно. А тут не знаешь, откуда чего ждать. Бардизи видел меня в гостинице, я не верю ему, значит, те, кто охотится за мной, тоже знают, что я тут, в Каире. Они не будут пасти у гостиницы, они будут просто ждать информации, что я начал выходить. Может быть, я преувеличиваю, может, ничего и нет. Как же нет! Было спланированное нападение, и англичанин — главная спица в колеснице — такое не может быть случайностью. И сколько же я буду так укрываться? Тогда мое пребывание в Каире уже потеряло смысл, надо сворачиваться — и домой.
Мы приехали на виллу, туда собралась почти вся наша колония — государство в государстве. Верховодят тут жены военспецов, каждая — сама командир, они уже почти все бывшие первые гарнизонные дамы.
Там уж они задавали тон, будьте уверены!
Законодательницы моды, они и блюстители советской морали, и если уж кого невзлюбят — сожрут, и костей не останется. Куда полковник попрет против мнения самодурки? Зачастую эти полковники и мнения своего вообще не имеют: вся критика и самокритика в бабьих руках, а точнее, на их языке, перемоют косточки кому хочешь. А уж критика сверху и критика снизу — это и есть сама жена командира гарнизона: захочет и вытрет об тебя ноги от имени низовых масс, а то и сверху от имени командира выступит. И упаси Бог не согласиться с ее мнением! Уедешь с семьей куда Макар телят не гонял. Когда я гляжу на этих самодурок, как они с важным видом расхаживают по аллеям виллы и поучают молодежь, что такое хорошо, что такое плохо, — вспоминаю еврейский анекдот. Приходит один забитый, задавленный семьей и заботами еврей к раввину и говорит: «Реби, разъясни мне, что такое критика сверху, критика снизу — уж очень много про это говорят по радио. Не против ли это нас, евреев?» Реби выслушал этого бедолагу и так ему отвечает: «Мойша, ты не волнуйся, это не против тебя, но это большая мудрость. Стой здесь». А сам поднялся на синагогу и плюнул на Мойшу. Тот вытерся, а реби пояснил: «Это и есть критика сверху. А теперь плюнь ты на меня». Мойша плюнул и снова утерся. Реби пояснил: «Это результат критики снизу. Ты все понял, Мойша?» «Понял», — ответил Мойша и с просветленным лицом, восхваляя мудрость раввина, пошел домой. Отсюда вывод: поплюешь на такую дамочку — сам будешь в дерьме.