– А почему Семенцов решил, что нападавшие были молодыми? – спросил Васильков. – Лиц же он не разглядел.
– Да, лиц из-за темноты видно не было, зато он услышал несколько фраз, которые тоже не запомнил. Но уверяет, что голоса принадлежали молодым парням лет по семнадцать-восемнадцать, – объяснил Егоров и добавил: – Еще могу поделиться общим впечатлением о Семенцове. Весьма скользкий и неприятный тип. Явно что-то скрывает и не желает взаимодействовать со следствием.
– Ясно. Что еще удалось выяснить?
– На этом все, Харитоныч.
– Не густо, – сказал Старцев, недовольно потер подбородок повернулся к следующей паре. – Теперь ваша очередь. Докладывайте.
Во второй паре старшим по возрасту, должности и званию был Олесь Бойко.
Он хлопнул широкой ладонью по стопке серых картонных папок и проговорил:
– Двадцать четыре уголовных дела. Все относительно свежие и как под копирку. Группа из четырех-шести молодых мужчин нападает на одиночную жертву. Они лишают ее сознания ударом по голове, потом грабят, но не всегда, что весьма странно, бросают истекать кровью и скрываются. Первое дело заведено в середине сорок четвертого. Последнее – две недели назад. Оно сдано в архив группой майора Тихонова только вчера по причине невозможности выйти на преступников.
– И что же, ни одного задержания?
– В разное время оперативниками задерживались три человека. Первый мужчина был арестован по соответствию с описанием, данным жертвой нападения, второго и третьего задержали по причине уголовного прошлого и близкого проживания к местам преступлений. После проведения допросов и проверок подозрения не подтвердились, и все трое были отпущены.
– Не причастны?
– Никакого отношения к преступлениям.
Иван переглянулся с Васильковым и сказал:
– Понятно. Значит, остались мы с Александром. Так, мы успели отловить пару оперативников, занимавшихся расследованием ночных грабежей. Побеседовали, покумекали, выслушали соболезнования по поводу низких шансов на раскрытие. Все эти дела они называют мертвыми. В общем, товарищи, давайте думать сообща, как распутывать клубочек.
Перед началом Великой Отечественной войны народный комиссар внутренних дел издал приказ, согласно которому оперативно-служебная деятельность аппаратов уголовного розыска переводилась на линейный принцип. С того момента все оперативные работники вливались в группы по борьбе с конкретными видами преступлений. В Московском уголовном розыске было создано одиннадцать отделений, специализирующихся на борьбе с определенными преступлениями. Это многократно облегчило борьбу с криминалом, и процент раскрываемости резко пошел вверх.
Но, к сожалению, до полной победы над преступностью было далеко. В годы войны значительная часть руководящего и оперативного состава МУРа отправилась на фронт и приняла участие в боевых действиях. Военное положение в стране, неразбериха, потоки беженцев и тысячи стволов неучтенного огнестрельного оружия резко изменили характер преступности. Возродились некоторые преступления, считавшиеся уже забытыми, например, кражи продуктов питания, появились и новые. Это вооруженные налеты на продовольственные магазины, базы и склады, подделка продовольственных карточек. В ежедневных сводках то и дело мелькали сообщения об ограблениях квартир эвакуированных или ушедших на фронт граждан.
Пришлось спешно меняться и сотрудникам уголовного розыска.
В 1944-м начальником МУРа был назначен комиссар милиции III ранга Александр Михайлович Урусов. Именно с его появлением ветераны московской милиции связывают резкое понижение процента висяков, внедрение в работу следователей научно-технических методов расследования, а также появление дежурных частей для экстренных вызовов и принятия своевременных мер по раскрытию наиболее опасных преступлений.
Урусов начинал в сыске с младых лет. Юношей он был принят делопроизводителем в Отдел транспортной чрезвычайной комиссии ОГПУ города Тюмени, одновременно учился. Затем Александр Михайлович служил в водном угрозыске Сибирского края, стал начальником отделения окружного уголовного розыска, работал главным сыщиком Магнитогорска, до сорок четвертого года ловил преступников в Свердловске.
После войны криминал не спешил сдавать позиции. Обстановка осложнялась тем, что на руках у населения находилось огромное количество огнестрельного оружия, а Москва, будучи самым большим городом, привлекала преступников-гастролеров из других регионов страны. Свою негативную роль сыграли и массовые послевоенные амнистии уголовников, и детская беспризорность. Так, во второй половине 1945 года неблагополучные подростки буквально терроризировали москвичей, подкидывая записки с угрозами налета банды «Черная кошка», уничтоженной МУРом несколько месяцев назад.
Заметно повлияли на общественную жизнь и так называемые сучьи войны, разгоревшиеся во всех лагерях и зонах Советского Союза после победы над фашистской Германией. В годы Великой Отечественной войны часть зэков изъявила желание добровольно отправиться на фронт. Большинство из них честно воевали, защищали Советскую Родину. Многие сложили в боях головы. Уцелевшие после войны возвращались в заключение и встречали крайне враждебное отношение со стороны не нюхавших пороха уголовников и воров в законе. Такое противостояние не могло закончиться миром. В лагерях и на воле вспыхивали конфликты, перераставшие в жестокие кровопролития.
Для обеспечения нормальной жизни и покоя советских граждан милиция работала день и ночь. Без выходных, отпусков и праздников. После разгрома фашистской Германии народ радовался победе, привыкал к тишине и чистому небу, а у сотрудников милиции оставался свой действующий фронт.
– В этом деле, по описанию потерпевшего, грабителями тоже значатся молодые парни от восемнадцати до двадцати лет, – проговорил Васильков, отодвинул от себя картонную папку, закрыл глаза и потер подушечками пальцев отяжелевшие веки.
Старцев сидел напротив. На столе перед ним лежали две стопки уголовных дел.
Он подхватил проверенную папку, положил ее на вершину левой стопки.
– И что же у нас получается?.. – Старцев прищурился и начал пересчитывать папки. – В восемнадцати случаях потерпевших ограбили. В шести – просто избили и оставили на улице.
– И заметьте, Иван Харитонович, у шестерых последних было что взять, – добавил Бойко. – Далеко не бедные граждане.
– Да, действительно, – согласился тот. – Людей просто избили, но не тронули ценных вещей. Чертовщина какая-то.
Изучив составом всей группы материалы по ночным нападениям на московских граждан, муровцы сделали неожиданный вывод. Три четверти потерпевших лишились после таких нападений денег, часов, обручальных колец и других ценностей. С некоторых жертв преступники даже не погнушались снять хорошую верхнюю одежду. То есть это были грабежи в чистом виде.
Однако четверть потерпевших осталась при своих материальных ценностях. Однако в нагрузку эти люди приобрели синяки, шишки, гематомы, а в некоторых случаях и переломы. Тут возникал резонный вопрос. С какой целью молодые бандиты нападали на этих людей? За что-то проучить? Наказать? Отомстить?..
Еще интереснее вырисовывалась ситуация с теми потерпевшими, которые вообще не торопились заявлять о нападении. Этих пострадавших удавалось выявить случайно, по косвенным признакам. К примеру, в одном случае в милицию обратился бдительный дворник, обнаруживший утром на своем участке лужу крови и следы, ведущие в ближайший подъезд. Благодаря дворнику и участковому инспектору в квартире второго этажа был найден потерпевший, не пожелавший самостоятельно заявлять о ночном нападении в органы правопорядка.
Другого бедолагу вычислили благодаря врачу-травматологу, сообщившему в милицию о подозрительном характере черепно-мозговой травмы пациента. Прибывший милицейский наряд опросил пострадавшего гражданина и выяснил, что прошедшей ночью он также подвергся нападению банды молодых грабителей.
На третьего пострадавшего, лежавшего без сознания, случайно наткнулись прохожие.
– Какие мысли по поводу скромных граждан, не пожелавших сообщать о нападениях? – спросил Старцев.
– Думаю, они не хотели светить в милицейских протоколах вещи, отобранные грабителями, – изрек Егоров.
– Или крупные денежные суммы, – добавил Бойко.
– Резонно, – согласился Иван. – Но из материалов предварительных следствий выходит, что и остальные пострадавшие – не служащие с окладом в сто пятьдесят рубликов. Верно?
Возражений не последовало.
– Из этого следует, что жертвами нападений становились отнюдь не случайные люди. Согласны?
– Согласны. Их вычисляли, – ответил за всех Егоров. – Еще из этого вытекает, что их пасли и знали обо всех перемещениях.
– В таком случае нам надо получить подтверждение этой версии. Разбираем дела и начинаем работу.
Ближе к вечеру Старцев с Васильковым возвращались в Управление Московского уголовного розыска на Петровку, 38. Оба были уставшие и голодные. Ранее, прихватив с собой три уголовных дела, они выехали по адресам потерпевших, чтобы встретиться с ними и подробно опросить.
Первого потерпевшего – заведующего мукомольным предприятием – они отыскали быстро. Это был весьма упитанный сорокалетний мужчина с гладким лицом и приятными обходительными манерами. Нападение на него было совершено довольно давно, полгода назад. Следов от травм, полученных тогда, на его лице и теле уже не осталось.
Даже не глянув в развернутое удостоверение Старцева, Игорь Ильич Макаров – так звали потерпевшего – тотчас натянул подобострастную улыбку, расшаркался и пригласил сыщиков в свой директорский кабинет. Там он положил перед гостями раскрытую коробку дорогих папирос и подробно ответил на все вопросы интересующие их.
Второго потерпевшего пришлось ждать битых полтора часа.
– Как ваше здоровье, Лев Исаакович? – поинтересовался Старцев, когда тот наконец-то вернулся на рабочее место оценщика в ломбарде, расположенном на площади Маяковского.
Удостоверившись в том, что незнакомые мужчины не проходимцы, а самые настоящие сотрудники МУРа, пожилой мужчина протянул с типичным еврейско-одесским говорком:
– Могло быть и лучше. Вы не представляете, как по ночам ноет это место и какие мне снятся кошмары. – Он осторожно потрогал бинтовую повязку на голове и посмотрел на сыщиков, ожидая соболезнований и понимания.
– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – вместо поддержки сказал Васильков. – И получить на них исчерпывающие ответы.
– Да-да, разумеется. Я всегда рад помочь нашим органам. Присаживайтесь.
Опросив второго потерпевшего, два майора попрощались с ним и отправились искать последнего персонажа из короткого списка. Он был самой важной птицей, целый заместитель управляющего трестом общественного питания столицы. В подчинении у него находились столовые, кафе, закусочные, рестораны, фабрики-кухни. Всего более двух тысяч предприятий подобного рода.
– Это не дивизия и даже не корпус, а целая армия! – оценил масштаб на армейском языке Васильков.
Секретарша встретила мужчин надменным суровым взглядом, однако, увидев красное удостоверение с надписью «Уголовный розыск», моментально растаяла.
– Рада бы вам помочь, но Иннокентий Семенович на совещании, – испуганно улыбаясь, сказала она и вполголоса сообщила страшную тайну: – К нам сам заместитель наркома приехал с докладом.
– Что за совещание?
– Этажом выше, в кабинете управляющего. Посвящено упразднению Государственного Комитета Обороны и образованию оперативного бюро Совета народных комиссаров.
– Дело нужное. И когда оно закончится? – поинтересовался Старцев.
– Не знаю. Они всегда по-разному совещаются. А вы присаживайтесь, – проговорила секретарша. – Хотите чаю?
– Хорошо, мы подождем.
Иннокентий Семенович появился в приемной примерно через час. Еще столько же времени сыщики беседовали с ним с глазу на глаз в просторном кабинете. И вот теперь, в восьмом часу вечера, они возвращались на Петровку уставшие и чертовски голодные.
Кабинет, в котором трудились сотрудники группы Старцева, был прямоугольной формы с небольшим закутком в дальнем от двери углу. Офицеры шутливо прозвали его столовкой. Здесь стоял небольшой кухонный стол, покрытый полосатой клеенкой, недавно купленной в складчину. На нем красовалось общее имущество, в том числе электрическая плитка с вечно перегоравшей спиралью, кружки, ложки, нож, жестяная банка с сахаром, керамическая солонка, видавший виды алюминиевый чайник.
Порой ход расследования какого-нибудь заковыристого преступления не позволял людям отлучиться даже на прием пищи, и они устраивали перекус прямо на месте, не отходя от станка. Как правило, в закромах всегда были чай, сахар, хлеб, лук и чеснок. Но случались и приятные исключения, когда сотрудники приносили сюда шматок сала, сушеную рыбу или домашние пирожки. Однажды кто-то из женатиков приволок из дома пять пачек горохового концентрата.
– Э-э, нет! – запротестовал тогда Старцев. – Неси-ка их обратно! В окопах на свежем воздухе горох в таком количестве потреблять дозволяется. А в закрытом помещении – уволь.
Вдоль крашеной стены со светлыми пятнами трех высоких окон размещались рабочие столы рядовых оперативников. Начальственный стол Старцева возвышался на отшибе – точно под портретами Иосифа Виссарионовича Сталина и Феликса Эдмундовича Дзержинского. Торцевые стены кабинета почти целиком были заставлены деревянными шкафами и стальными сейфами, в недрах которых хранилась справочная информация, внушительная картотека на самых выдающихся представителей криминала, прежде всего, конечно, столичного.
В этом кабинете с застоявшимся запахом табачного дыма сыщикам приходилось проводить большую часть своей жизни. Не сорок восемь часов в рабочую неделю, а гораздо больше, ровно столько, сколько требовалось для скорейшего раскрытия очередного преступления.
Оперативники уже закончили обход потерпевших, нашли каждого и провели опрос, а теперь ждали задержавшихся Старцева с Васильковым. Когда те появились в кабинете, Бойко заваривал чай, Егоров листал папку с материалами уголовного дела, а остальные живо обсуждали грандиозный парад физкультурников, прошедший на Красной площади 12 августа.
– Как дела, мужики? – спросил Старцев и, постукивая о паркет тростью, доковылял до своего стола. – О, аромат свежей заварочки! Молодцы!
Пока майоры наливали в свои кружки горячий чай, оперативники поочередно делились с начальником информацией, добытой за день.
– Мы с Игнатом успели опросить четверых потерпевших, трех мужчин и одну женщину, – начал Егоров. – Все четверо отнеслись к нашему визиту настороженно, на вопросы отвечали неохотно. Некоторые путались, называя ценности, похищенные во время нападения.
– Может, пьяные были точно так же, как Семенцов, и не помнят?
– Будучи пьяным, Харитоныч, можно забыть, сколько купюр осталось в твоем кармане после вечера в кабаке. А тут речь о часах, кольцах, портсигарах. В случае с женщиной – о серьгах и брошках.
– Резонно, – согласился Старцев, взгромождаясь на свой любимый подоконник. – Продолжай.
– У нас создалось впечатление, будто потерпевшие смирились с нападением, с утратой ценностей.
– И хотят поскорее забыть об этом, – добавил Игнат Горшеня.
Васильков подул на поверхность горячего напитка и спросил:
– Ничем интересным никто из них не поделился? Может, вспомнили какую деталь, о которой ничего нет в протоколе?
Егоров мотнул головой и сказал:
– Нет. Они все отвечали с неохотой.
Старцев зашелестел кульком с сухарями, достал пару штук, один протянул Александру, от своего отломил кусочек, закинул его в рот, с хрустом разжевал и запил чаем.
– Ну а вы чем порадуете? – обернулся он к Бойко и Баранцу.
– Те же рожи, только в профиль, – с изрядной долей безнадеги произнес Олесь. – Правда, мы успели опросить всего троих. Четвертый клиент уехал в командировку, а пятый в больнице после операции.