Дьявол тихо засмеялся, но на этот раз в его смехе не было никакого холода, лишь немного яда, совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно, чтобы Великий инквизитор потерял голову от злости. Он вновь попытался вскочить, но тут же упал на пол, как подкошенный, и уже снизу смотрел на нависшего над ним дьявола. Унизительно, больно, обидно… Душа Великого инквизитора требовала мести, но голос черного человека его остудил:
— Ничего ты мне не сделаешь, но на всякий случай запомни: мы еще раз увидимся с тобой, но… — дьявол замолчал.
— Что «но»? — не выдержал Фома. — Что ты хотел сказать?
— Это будет перед твоей смертью, — спокойно продолжил дьявол и не спеша вышел из хорошо охраняемого кабинета Великого инквизитора…
Подлетев к знакомому окну, дьявол немного замешкался, размышляя над тем, стоит ли ему навестить соседку или дать девочке немного отдохнуть от его шуток.
Ник сразу почувствовал его присутствие. В отличие от других людей, которые никак не реагировали на это бестелесное существо, Николай Морозов всегда знал, когда дьявол рядом. Всегда в такие моменты в его душе начинала звучать «Дьявольская трель» Тартини, но не та, какой ее запомнил композитор, а та самая, подслушанная во сне, когда сам дьявол играл ему ее на скрипке.
— Вернулся, — грустно сказал Ник, чувствуя, как чужая сущность проникает в его тело, — а я-то надеялся…
— Мальчик, — поучительно произнес дьявол, — тебе не на что надеяться. Мы заключили договор, и я всегда буду возвращаться, потому что я так хочу.
— Но я больше этого не хочу!
— Об этом надо было думать раньше, — в голосе дьявола не было ни издевки, ни превосходства, только легкая грусть. — Почему вы никогда не задумываетесь о последствиях своих поступков? Хочешь, я тебе покажу сейчас, что ты потерял?
— Я и без тебя знаю, что потерял, — окончательно вышел из себя Ник, — я потерял свободу. Но я был слишком мал, чтобы это понимать…
— Хуже, мой мальчик, все гораздо хуже, — возразил дьявол, — ты потерял несоизмеримо больше, ты потерял свет!
Ник не понял, что ему попытался объяснить его «квартирант», но почувствовал, что в этих словах есть что-то важное, настолько важное, что лучше этого и не знать.
— Почему ты сбежал без моего ведома? — строго спросил дьявол.
— Потому что я так захотел! — ответил с вызовом молодой человек. — А что, нельзя было? Это ведь мое тело, и я тоже имею право им распоряжаться.
— Это НАШЕ тело, — поправил его дьявол, — и ты должен был меня дождаться, прежде чем что-то предпринимать.
— Если это, как ты говоришь, НАШЕ тело, то почему ты позволяешь себе принимать единоличное решение, даже не поинтересовавшись, хочу ли этого я? — взорвался Ник. — Или здесь играют роль только твои амбиции, а мои чувства не так уж важны?
«Вот так всегда, — подумал дьявол, — они видят и слышат только себя и не хотят при этом замечать свою вину, свои недостатки и просчеты».
— Ник, — объяснил он устало, — если ты был чем-то не доволен, то почему не стал возражать? Никогда, слышишь меня, никогда ты даже не попытался возразить мне. Никогда не пошел против моей воли. Так какие у тебя могут быть ко мне претензии?
Скрипач встал и достал из футляра свою скрипку и заиграл. Это была удивительная музыка, которую не дано было услышать ни одному смертному. Музыка, рождающая свет. Не обжигающий сетчатку глаз свет солнца, не дрожащий, едва заметный в ночи огонек свечи, не равнодушно-холодное сияние ламп и прожекторов, нет, это был совершенно иной свет.
Ник почувствовал, как покидают его все обиды и тревоги, как исчезает боль, как становится на душе тихо, спокойно и тепло. Хотелось смеяться и петь. Свет казался живым и нежным, он гладил Ника по голове, что-то шептал на ухо, и все, что мучило парня в этой жизни, растворялось в нем, исчезало, уступая место блаженству, описать которое он никогда бы не смог, даже если бы очень захотел.
Музыка, ставшая светом, свет, ставший музыкой, — они слились в единое целое, хотя представить подобное было невозможно.
И вдруг все закончилось. Ник даже вздрогнул от неожиданности. Музыка прервалась, и все вернулось на круги своя. Это было страшно, как будто во время операции перестал действовать наркоз. Нет, все стало еще хуже, чем было, потому что теперь ему было с чем сравнивать.
Боль, страх, обиды, тревоги вспыхнули еще сильнее, чем раньше, причиняя невыносимые страдания.
— Еще! — умоляюще попросил парень, — еще немного, пожалуйста.
Но дьявол уже вернул скрипку в футляр и закрыл его. Он понимал, что причиняет Нику страдания, но хотел, чтобы тот понял, что он потерял, заключив однажды в детстве этот договор. Что смерть, которой он так боялся, вовсе не так уж страшна и есть вещи пострашнее…
— Зачем? — спросил обреченно Ник. — Зачем ты позволил мне это почувствовать?
— А зачем ты сбежал без моего ведома? Это было нечестно с твоей стороны. Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
— Я хотел немного свободы, капельку. Чтобы забыть о нашем договоре и вновь стать тем, кем я был до встречи с тобой, — грустно признался Ник.
— Зря, если бы ты остался, то ты бы кое-что узнал важное. Очень важное. А теперь я даже не знаю, стоит ли тебе об этом говорить.
— Что? Говори! — напрягся Ник, почувствовав неведомую угрозу.
— Жорик собирается похитить твою мать, чтобы влиять на тебя, — объяснил дьявол. — Он так и не поверил в меня. Идиот безмозглый!
Ник замер. Ко всем его привычным тревогам добавилась еще одна. Он не боялся за себя, но мама…
— Ты ей поможешь? — робко спросил он дьявола, теряя всю свою независимость, к которой так стремился. — Ведь поможешь же?
— Еще чего? — возмутился его невидимый собеседник. — Зачем мне это делать? Тебя я всегда защищу от кого угодно, потому что твоя жизнь для меня важна, как ты понимаешь. Но скажи, какой интерес мне спасать твою мамашу? Она меня не интересует. Ты же хотел свободы, да? Что ж, у тебя появилась возможность ее почувствовать. Действуй, как считаешь нужным, я тебе мешать не стану.
— Ну хорошо, — разозлился молодой человек, — я буду действовать, как считаю нужным, но потом не предъявляй мне никаких претензий…
…Иногда дьявол посещал Фому в аду, в его персональном аду. В том самом аду, в который Великий инквизитор никогда не верил.
…Каждое утро открывалась тяжелая дверь тюремной камеры и люди с обгоревшими лицами, безглазые и страшные, в которых бывший Великий инквизитор узнал тех, кого он лично отправил на костер, выталкивали его на улицу. Фома знал, что последует за этим, и дрожал от ужаса. Он убеждал себя, что это всего лишь сон, который почему-то никак не кончается, пытался проснуться, но напрасно.
В воздухе пахло горелым мясом. Никогда Торквемада не думал насколько этот запах страшен. Он с мольбой смотрел на собравшуюся на площади толпу в надежде, что кто-то поможет ему, и тут же отводил взгляд. Потому что люди (а их было очень много) все как один напоминали ему кошмарных чудовищ с вывороченными конечностями, разодранными животами, выкипевшими на инквизиторском костре глазами и раскрытыми в вечном беззвучном крике ртами. Всех их он знал когда-то. Все они прошли через трибунал инквизиции, и бесполезно было молить их о помощи.
Он тяжело поднимался на деревянный помост, все еще надеясь, что вот сейчас кто-то разбудит его, он откроет глаза и увидит вокруг себя привычный мир, но…
Языки пламени поднимались по его ногам выше и выше. Боль становилась невыносимой. Фома кричал, проклиная тех, кого так же, как и его, давно уже нет в живых. Он умирал на костре, понимая, что и завтра, и послезавтра, и вечно, изо дня в день, все это будет повторяться, меняются лишь декорации. Иногда перед тем, как сжечь, его будут долго пытать. Он больше не хочет этого! Он не может терпеть это бесконечно!
Фома Торквемада, Великий инквизитор Испании, кричал до тех пор, пока очередная смерть не избавляла его от мук, для того чтобы на следующий день все повторилось вновь.
Глава 19
Он разбудил меня рано утром, когда на небе догорали последние звезды. Злая и невыспавшаяся, я посмотрела в глазок и замерла. Перед дверью стоял скрипач. Сердце дернулось и упало в пятки, так бывает, когда резко спускаешься вниз на лифте. Рука сама потянулась к замку, но так и замерла в сантиметре от него.
Ну, во-первых, вид у меня в этот момент, прямо скажем, был более чем непрезентабельный, а во-вторых, я понятия не имела, кто же стоял за дверью, Ник или дьявол. Второго мне бы не хотелось видеть. Вернее, как раз очень даже хотелось, но именно поэтому я и предпочитала его избегать.
Не включая в коридоре свет, я внимательно всматривалась в его лицо, как будто это могло мне помочь. У них одно тело на двоих, как тут определить, кто явился ко мне в такую рань?
Звонок повторился, и мне срочно надо было что-то решать. Я ведь не глухая и уже должна была бы проснуться. Не найдя поблизости расчески, я небрежно расчесала пальцами растрепанные волосы, запахнула халат, тщательно завязав на талии пояс, и открыла дверь.
— Ты? — не очень-то искренне удивилась я. — Что-то случилось?
Он вошел, не дожидаясь приглашения, чем сразу же вызвал нехорошие подозрения — дьявол, опять он!
— Случилось, — каким-то блеклым голосом ответил он. — Маша, я должен съездить к матери. Но я хотел бы тебя кое о чем попросить, если ты не против.
Я была против! Настолько против, что невольно попятилась. Он заметил это и остановился, не решаясь следовать за мной. Мне показалось, что он понял, что со мной происходит.
— Он ведь был у тебя? — спросил скрипач немного нервно.
— Кто «он»? — изобразила я на своем лице удивление.
— Дьявол, — уточнил Ник, но я все еще не была уверена в том, что передо мной стоял действительно он.
— Откуда мне знать, что ты — не он? — поинтересовалась я раздраженно.
Просто спроси меня об этом, делов то. Видишь ли, он никогда не лжет, так что соврать могу только я, — он улыбнулся и добавил, — правда же, очень удобно?
— Ты дьявол? — послушно спросила я, удивляясь тому, насколько буднично прозвучал этот идиотский вопрос.
— Нет, — спокойно ответил он.
— Знаешь, я не уверена, что все так, как ты говоришь, но выбора у меня нет. Проходи в комнату и объясни, наконец, что тебе от меня надо, — я изо всех сил старалась, чтобы мой голос звучал холодно и равнодушно. Очень уж мне не хотелось показать, как я была рада ему помочь.
Когда мы вошли в комнату, спящий на моей кровати Басмач приоткрыл один глаз, смерил Ника презрительным взглядом и тут же снова уснул. Теперь я могла позволить себе расслабиться, потому что на дьявола мой кот не реагировал бы так флегматично. Его реакцию на всякую нечисть я уже видела.
— Ну, говори, что случилось, — потребовала я. — Что-то серьезное?
— Я должен отлучиться на время, — после недолгого молчания ответил он. — Я не знаю, как и чем это закончится, вообще ничего не знаю. Не имею ни малейшего понятия, как долго я буду отсутствовать. Не мог бы я оставить у тебя свою скрипку?
Я не верила своим ушам. Он собирался доверить мне свою скрипку, ту самую, к которой он даже не позволил прикоснуться! Видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее и я это что-то пропустила. На душе стало тревожно, как будто я шла по темной улице в незнакомом городе.
— Что случилось?
— Видишь ли, я должен съездить домой и забрать маму. Жорик собирается ее выкрасть, чтобы потом меня шантажировать. Он не поверил в дьявола. Я не хочу, чтобы с мамой что-то случилось. Она после операции еще не отошла толком, не хватало ей только Жориковых мордоворотов. А скрипку мне оставлять дома страшно. Эти придурки, если решат меня навестить, то вполне могут ее покалечить. Они же не разбираются в этом, им что Страдивари, что балалайка из фанеры — разницы никакой.
Я видела, что это решение далось ему с трудом, и даже немного растерялась от оказанного мне доверия. Не раз мне приходилось слышать, что скрипачи не любят, когда к их скрипкам прикасаются чужие руки. А Паганини даже завещал свою любимую Гварнери музею Генуи, чтобы на ней больше никто никогда не играл.
И вдруг: «Не мог бы я оставить у тебя свою скрипку?» Да я бы согласилась даже, если бы вместо скрипки он попросил подержать у меня дома террариум с ядовитыми змеями или взрывчатку!
— Я согласна, — ответила я радостно. — Никаких проблем.
Но постепенно смысл сказанного стал до меня доходить, и настроение мгновенно испортилось. Что нужно Золотому Жорику от Ника? Я никогда не слышала, чтобы он интересовался классической музыкой. Без зевоты этот тип мог слушать только шансон, и то не всякий. А это значило, что скрипач ему нужен зачем-то еще.
— Стоп, а как же дьявол, он что, не собирается тебе помогать? — удивилась я. — По-моему, это в его интересах, чтобы с тобой ничего не случилось, или я что-то не так понимаю?
— Со мной ничего не случится, — вздохнул Ник, усаживаясь в кресло, — а с мамой может произойти все что угодно. А дьявол… Ха, он предоставил мне свободу на какое-то время. Вот ведь сволочь! Умыл руки в самый неподходящий момент. Ему не понравилось, что я тоже хотел бы пользоваться своим телом по своему усмотрению. Ничего, справлюсь без него. Я бы даже не отказался от того, чтобы он покинул меня навсегда, но это вряд ли. Ну, так я пойду принесу скрипку, — голос его слегка дрогнул, как будто он говорил не о музыкальном инструменте, а о любимом человеке.
— Ага, иди. Я жду.
Когда он ушел, я спешно привела себя в порядок. Теперь, когда я была уверена в том, что это не дьявол, можно было немного расслабиться и позаботиться о своем внешнем виде, тем более что скоро нужно было идти в универ.
Но что-то не давало мне покоя, и к тому времени, когда Ник вернулся, неся футляр со скрипкой бережно, как ребенка, я уже приняла решение. С порога я категорично заявила ему, что собираюсь поехать с ним, чем привела его в состояние прострации. Он смотрел на меня, как на душевнобольную, и, видимо, пытался понять, в чем тут подвох. Ох, наверное, он решил, что я хочу познакомиться с его матерью в надежде, что однажды он на мне женится.
— Слушай, — торопливо объяснила я, — куда ты ее привезешь? Ты уже снял квартиру? Вот! А к тебе нельзя — ребята Жорика первым делом придут сюда. У меня тоже нельзя — они прекрасно осведомлены о наших отношениях, — здесь я покраснела, потому что никаких отношений у нас с ним не было, — и, мне почему-то кажется, что здесь, в городе, у тебя больше нет знакомых, во всяком случае, таких, кому ты мог бы доверять, да?
Он молча кивнул, все еще не понимая, к чему я веду.
— Мы привезем ее к Галке. Я знаю, она будет не против, если, конечно, твоя мама не станет учить ее жить. А когда ты снимешь для нее квартиру, то сможешь тихой сапой туда ее перевезти.
— А ты точно знаешь, что твоя подруга никому не разболтает? — спросил он с сомнением. — Честно говоря, она произвела на меня впечатление не очень надежной девицы…
— Это смотря в чем ненадежной, — обиделась я за Галюню. — Она, конечно, немного раздолбайка, но в серьезных вещах на нее можно положиться. Будет молчать, как Зоя Космодемьянская.
Ник замолчал, переваривая услышанное, но я уже заранее знала, что мое предложение он примет — другого выхода у него не было. Коварно улыбаясь, я терпеливо ждала его согласия, но в ответ получила кое-что неприятное:
— Ты права, — неохотно согласился он, — но я не понимаю, зачем тебе ехать со мной. Мы приедем к тебе и уже от тебя направимся к твоей подруге.
«Господи, — грустно подумала я, — он сопротивляется так, как будто я его в ЗАГС тяну! Что за существа эти мужчины? Во всем видят подвох или ловушку. И при этом у них не хватает терпения или ума, чтобы продумать все до тонкостей».
— Ник, — противным голосом классной дамы произнесла я, — ну пошевели же немного извилинами! Ты уверен, что, когда ты вернешься, они не будут поджидать тебя где-то поблизости?
— Я вообще ни в чем не уверен, — признался он тихо. — Хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше, то собирайся. Не хочу терять время.
Собралась я так быстро, что сама себе удивилась. Мне все время казалось, что в самый последний момент он передумает, и я изо всех сил старалась успеть.
Такси подъехало к самому подъезду. Хмурый водитель молча окинул нас взглядом и категорично объявил цену, как будто надеялся на то, что, услышав эту баснословную цифру, Ник откажется от поездки. Но он не отказался, лишь кивнул, соглашаясь с произволом таксиста. Мне показалось, что он, если бы мог, в очередной раз заложил бы душу, лишь бы оказаться на месте до прихода жориковых людей.