— Почему именно мне, — задохнулась я от возмущения, — мало, что ли, вокруг других женщин?
— Женщин до фига, — рассмеялась Галка, — девственниц осталось маловато. Забыла, что ли, что им теперь нужна именно девственница?
Я вспомнила слова Старого и замерла. Но потом подумала немного и успокоилась.
— Откуда им знать, кто девственница, а кто нет? — спросила я у подруги. — Это, знаешь ли, на лбу не написано.
— Ага, — продолжала доводить меня Галюня, — на лбу точно не написано, а в медицинской карте все есть. Может, у них кто-нибудь работает в поликлинике в регистратуре. Как тебе такой вариант? А сейчас, с чем бы ты ни обратилась, хоть с поносом, хоть с золотухой, а к гинекологу тебя по-любому пошлют. Так что, Маня, тебе пора срочно прощаться со своим «сокровищем».
Она рассмеялась, а мне стало так страшно, что даже трубка в руке задрожала. Умеет же Галка испортить настроение!
— Вот ты сволочь! — вырвалось у меня. — Могла бы и промолчать.
— Еще чего, — возмутилась подруга, — я тебя предупредить должна, а не молчать. Сиди дома и носа никуда не высовывай до следующего убийства. Мне бы не хотелось, чтобы тебя нашли с перерезанным горлом и распоротым брюхом, — она хихикнула, — я к тебе привыкла уже, как к старым тапочкам.
— Свинья ты, Галка, — грустно констатировала я.
— Свинья, конечно, — покорно согласилась она, — но свинья заботливая.
Впервые за долгие недели на город щедро пролились солнечные лучи. Косматые тучи неохотно расползлись в стороны, уступая власть в небе яркому прожектору солнца. Вместе с солнечным светом, играющим на обоях веселыми солнечными зайчиками, в моей душе воцарился покой. Я больше ничего не боялась.
— Все будет хорошо, — успокоила я подругу.
— Я надеюсь, но лучше все-таки не рисковать без нужды.
Я положила трубку и бросилась к старенькой бабушкиной тумбочке. «Все будет хорошо, — убеждала я себя, — свою судьбу я буду делать сама». Схватив резную деревянную шкатулку, я принялась рыться в ней. Бабушка Соня хранила в ней свои «драгоценности» — мою бирку из роддома, прядь моих волос, старинное кольцо, передаваемое, как она говорила, по наследству и… Вот он! Маленький, почерневший от времени мой крестильный крестик, который я ни разу в жизни не надевала.
Басмач подошел ко мне и ткнулся лбом в ногу. Потом он обнаружил новую игрушку. Висящий на цепочке крест привлек его внимание. Кот вцепился в распятие и вырвал его из моих рук.
— Прекрати! — вырвалось у меня.
Котяра ехидно фыркнул и умчался в коридор. Мне пришлось бежать за ним. Я вспомнила слова Нины Ивановны о том, что, если я смогу поверить в силу креста, то он обязательно мне поможет. Теперь я решила проверить это на деле. Вот только никакой веры у меня в душе пока не было, но я очень надеялась, что она когда-нибудь появится, хотя бы в самый трудный момент, когда помощи больше ждать будет неоткуда.
Я искала везде, ползала по полу, перерыла всю одежду на вешалке, даже в обувь заглядывала — все напрасно, повторилась история с валерьянкой, крестик пропал бесследно, как будто его никогда и не было.
— Черная, наглая, волосатая сволочь, — причитала я, — скажи, куда ты его дел? Это не игрушка. Что на тебя такое нашло? Ты считаешь, что мало сегодня потрепал мне нервы?
— Ду-ра, — внятно произнес кот и смерил меня презрительным взглядом.
Я не могла поверить своим ушам. Когда-то я читала о говорящих котах и собаках, но все эти животные прожили с людьми долгую жизнь, а Басик появился у меня недавно. Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, я решила, что эта «дура» мне послышалась. У моего кота столько разных интонаций припасено, что любое его «мяу» иногда звучит, как вполне осмысленная фраза.
— Сам дурак, — обиделась я и швырнула в кота сапогом.
— Мымра, — огрызнулся Басмач и спрятался за полочкой для обуви.
«Ладно, — обреченно подумала я, — значит, не судьба. Обойдемся без предрассудков».
Глава 21
Едва Ник вошел во двор, как сразу же в глаза ему бросилась толпа народа и милицейская машина.
«Это повторилось опять, — подумал он со злостью. — И никому нет дела до того, что в нашем районе постоянно режут женщин».
Неожиданно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Ощущение было не из приятных, как будто кто-то провел по лицу мокрой, скользкой тряпкой. Ник посмотрел туда, откуда шли эти флюиды, и обнаружил забавного незнакомца. Невысокий, с рыжими всклокоченными волосами, какой-то весь нелепый и даже жалкий. Жалкий? Ну уж нет! Такой взгляд может быть только у человека сильного и, скорее всего, жестокого.
Всю дорогу до подъезда скрипач чувствовал затылком, что рыжий тип продолжает сверлить его взглядом. Вежливо кивнув старушкам и даже не поинтересовавшись, что же случилось, он бегом взлетел по лестнице на четвертый этаж. У двери Марии он замер в сомнении. Ему безумно хотелось увидеть девушку, но что-то подсказывало, что сейчас ее лучше оставить в покое.
Открыв свою дверь, он еще какое-то время постоял на пороге в надежде, что Маша сама выйдет на площадку, потом, грустно вздохнув, зашел и громко хлопнул дверью.
В раздражении Ник сильно ударил кулаком по стене, не в состоянии больше сдерживать свою злость. Как же удачно свалил этот гад! Вот уж точно, дьявол всегда останется дьяволом! В самый напряженный момент его не оказывается на месте, у него дела.
— А мне казалось, что ты именно этого и хотел, — услышал он знакомый голос у себя в голове.
— Да, — взорвался Ник, — но не сейчас! Не забывай, что именно из-за тебя мы влипли в эту историю. Ты выбрал очень удобную позицию — заваришь кашу, а расхлебывают пусть другие.
— Значит, по-твоему, во всем виноват я? Надо же, какой ты изворотливый! А если тебе не нравилось то, что я делаю, то почему ты ни разу не попытался мне воспротивиться? Не лукавь, мальчик, все тебя устраивало до тех пор, пока дело не коснулось лично тебя и твоих близких.
— Пусть так, — согласился скрипач, — но почему ты не хочешь сейчас мне помочь? Почему ты умыл руки, как только запахло жареным? Тебе-то чего бояться, с тобой ведь ничего не может случиться?
— Можешь считать это моей прихотью, — продолжал издеваться дьявол. — Или ты считаешь, что только тебе позволено дурить и качать права? Ты хотел свободы, ты ее получил. А у меня и без твоих проблем хватает дел.
Ник не находил себе места от возмущения. Если бы дьявол был материальным, он постарался бы стереть его с лица земли, но как бороться с тем, кто находится внутри тебя самого? От бессилия он даже застонал.
— Не нервничай напрасно, — посоветовал дьявол, — все не так плохо, как тебе кажется. Скоро, приблизительно через неделю, Золотой Жорик перестанет представлять для тебя угрозу. Но вот Маша…
Он замолчал, и молчание это не обещало ничего хорошего. Ник никак не мог понять, почему это могущественное существо не хочет помочь девушке?
— Чего замолчал? Договаривай, — потребовал он.
— Погоди немного, сначала я хочу тебе кое-что показать, — увильнул от ответа дьявол, — ты должен это видеть!
…Они шли по незнакомому средневековому городу, такому грязному и зловонному, что Ник с трудом сдерживал рвотные позывы. Лужи нечистот и помоев были повсюду. Проходящие мимо люди обдавали таким смрадом, что никакой общественный туалет не мог с ним сравниться. Причем богато одетые дамы и господа в этом отношении мало чем отличались от простолюдинов. Несколько раз Ник замечал в пышных прическах копошащихся вшей.
— Черт! — выругался он. — Куда ты меня приволок? Что это за ад?
Дьявол рассмеялся и весело ответил:
— Ну что ты, это еще не ад. Это, мой друг, просвещенная Европа, Средние века. Раньше так и жили, по уши в дерьме, чесотке и вшах. Не поверишь, но многие сильные мира того умирали довольно позорной для современного человека смертью, — дьявол даже лихо присвистнул от удовольствия. — Папа Климент V умер от дизентерии, а Папа Климент VII — от чесотки. Красота!
Несколько раз из окна им на голову выливали помои или содержимое ночных ваз, и Ник не мог сдержаться от ругани. Никогда ему и в голову не могло прийти, что жизнь в «романтическом Средневековье» с его трубадурами, рыцарями и дворцовыми красотками, была настолько омерзительной!
— Твоя работа? — спросил он у дьявола?
— Ну что ты! — искренне возмутился его вечный спутник. — Как раз наоборот. Это все вера натворила, католическая. Эти чудики считали уход за своим телом грехом. Знаешь, как они называли вшей? Божьими жемчужинами! Вшей они считали признаком святости…
— Это ад! — уверенно повторил Ник. — Ничем другим это быть не может. Люди не могли так жить.
— Ну да, — язвительно заметил дьявол, — начитался в детстве рыцарских романов и думаешь, что в те славные времена и люди были чище, и воздух. Это не ад, это Испания, пятнадцатый век. А ад ты скоро увидишь, и я надеюсь, что он произведет на тебя неизгладимое впечатление.
Настроение у скрипача испортилось окончательно и бесповоротно. Вдыхая смрадные запахи загаженных улиц и немытых человеческих тел, он удивлялся тому, что противогаз изобрели так поздно. Ему хотелось срочно вернуться в свой привычный мир, наполненный запахами выхлопных газов, парфюмерии и бытовой химии. Переступая через очередную лужу нечистот, он с раздражением обратился к своему собеседнику:
— Я не пойму, какого хрена ты устроил эту экскурсию? Может, ты объяснишь мне?
— Сейчас сам все поймешь, — пространно ответил дьявол.
Они подошли к мрачному, хорошо охраняемому зданию и проследовали по темным коридорам, освещенным лишь дрожащим светом свечей. Остановились у одной из дверей и, пройдя сквозь стену, оказались в тюремной камере.
Внутри находился грузный человек с мясистым лицом и выбритой макушкой. Вид у монаха (так назвал его Ник) был жалкий и испуганный. Когда в тесную, темную комнатушку вошли люди, скрипач понял, наконец, что все, что он видит, происходит не наяву, а в каком-то жутком сне, очень похожем на реальность, потому что люди эти никак не могли быть живыми. Их обгоревшие тела, лица, лишенные глаз и губ, наводили Ника на мысль о том, что он смотрит фильм ужасов.
— Это Фома Торквемада, — объяснил дьявол, — мой старый знакомый.
Увидев вошедших, Фома стал пятиться к стене. Он дрожал и плакал, хотя и понимал, что его палачей этим не разжалобить. Он скулил, как собака, и умолял оставить его в покое. Но молчаливый конвой был непреклонен. Обгоревшие люди вытолкали Торквемаду из камеры и увели по узкому коридору.
— Чего остолбенел? — спросил дьявол. — Пошли за ними, дальше будет интересно. Такого ты еще никогда не видел.
— Я не уверен, что захочу это увидеть, признался Ник, — даже не так, я уверен, что ничего не хочу видеть из предлагаемых тобой развлечений.
— А придется, — «обнадежил» его дьявол, — ты же не хочешь остаться здесь навечно?
— Все, чего я хочу, — зло сказал парень, — это раз и навсегда избавиться от тебя и больше никогда не иметь с тобой никаких дел.
— Ну-у-у, — протяжно произнес его собеседник, — это уже не в твоей власти. Ты мой! И только я буду решать, когда и на какой срок я дам тебе свободу. Вот так-то!
Растерянно озираясь по сторонам, Ник пытался найти выход из положения. Он никак не мог поверить, что может остаться здесь навсегда. Это ведь не по-настоящему, это всего лишь дурной сон!
— Конечно, — согласился дьявол, — но кто знает, что реально, а что только кажется? Все относительно, мой мальчик. Ты останешься здесь, а я вернусь обратно в наше с тобой тело. Как тебе такой вариант?
Скрипач увидел, как обгоревшие, истерзанные люди, если их можно было назвать людьми, раздели Фому и посадили верхом на жуткое приспособление — треногу, верхушка которой заканчивалась пирамидой. Острый угол пронзил зад Великого инквизитора, причиняя ему невыносимые страдания. Фома закричал так страшно, что Нику захотелось зажать уши. Он с ужасом смотрел на текущую по пирамиде кровь, которая казалась ему слишком темной, почти черной, и тихо молился. Слова молитвы вспомнились сами по себе, хотя он никогда не старался их запомнить.
Когда Торквемада от боли потерял сознание, его сняли со страшного приспособления, облили холодной водой и, едва только сознание вернулось к нему, тут же усадили обратно.
— Как же коротка жизнь человеческая, — с пафосом воскликнул дьявол, — короткий миг сомнительного удовольствия и вечность в аду, разве это можно сравнивать? Бедный Томас! Ну и чего стоила его абсолютная власть? Перед ним пресмыкались Папы и короли, его ненавидели и боялись все.
— Томас? — переспросил Ник. — Кто это?
— Фома Торквемада это, — объяснил его собеседник. — Несколько лет он творил все, что хотел, и вот теперь вечная «колыбель Иуды» и инквизиторский костер…
— Что за колыбель такая?
— А это то приспособление, которое ты видишь, оно же «Бдение». Видишь ли, человек не может на нем заснуть, потому что ему надо удерживать свой зад над острием.
Один из палачей произнес тихим, свистящим шепотом:
— Назови имена всех, кого ты отправил на костер.
— Я не помню их! — кричал инквизитор, срывая голос.
Дьявол усмехнулся, и сразу же Ник оказался у себя дома, за столом. Страшный мир Средневековья исчез, как будто его и не было. Впрочем, его действительно не было.
— И как долго это будет для него продолжаться? — спросил он подавленно своего вечного спутника.
— До тех пор, пока он не вспомнит имена всех тех людей, которых сожгли по его приказу. А таких было больше десяти тысяч. Учитывая то, что наш «герой» редко обращал внимание на такую мелочь, как имя приговоренного им человека, его пытка будет длиться вечно.
— Значит, шанс все-таки есть? — спросил с надеждой Ник.
— Шанс? Мальчик мой, у каждого в аду есть шанс, но дело в том, что этот шанс слишком уж призрачный. Человек должен выполнить что-то такое, чего он сделать просто не в состоянии. Ну, вот как с Фомой получилось. Он может спастись из ада, если вспомнит имена всех людей, которых он отправил на костер. А он никогда не вспомнит, потому что никогда их не знал. И так с каждым. Надежда на недостижимое спасение.
Лоб скрипача покрылся испариной. Он понимал, что не просто так дьявол провел эту демонстрацию.
— Зачем ты мне это показал? — спросил он дрогнувшим голосом. — Ты хочешь сказать, что что-то подобное ждет и меня после смерти?
— Ну что ты! — весело воскликнул дьявол. — Это был ад Торквемады, а у тебя будет твой собственный. Возможно, Фоме твой ад показался бы раем, но тебе там будет несладко.
Все те недостойные поступки, которые мы с тобой совершили за это время, все мелкие подлости и обиды, которые мы причинили людям, они, Ник, все к тебе вернутся. И это будет длиться вечность.
От возмущения скрипач вскочил и заметался по комнате. Ему казалось, что он уже стоит на пороге своего персонального ада. Картины только что увиденного сменились воспоминаниями о своем прошлом.
— Как ты можешь так говорить?! — крикнул он в отчаянии. — Это ведь ты, ты делал, а не я! Почему я должен отвечать за все твои мерзости?
— Потому, — заявил дьявол безапелляционно, — что ты никогда даже не попытался мне помешать.
— Разве я мог? — удивился скрипач.
— Не знаю, но ты ведь даже не попробовал, верно ведь?
Темная, густая и вязкая тоска заполнила душу Ника, он тонул в этой тоске, он ею захлебывался и, казалось, вот-вот задохнется и умрет. Но, собрав все свое мужество, он смог взять себя в руки и заявил с вызовом:
— Хорошо, пусть будет так, но ведь и ты тоже должен ответить за все.
— Я? — удивился дьявол. — С чего бы? Я выполняю свою работу, мальчик и она, поверь, не самая приятная. А у тебя шансов не осталось. Разве что…
Нику показалось, что его «квартирант» покинул его, так долго длилась эта пауза, но вскоре дьявол вновь заговорил:
— Ты можешь облегчить свою участь, если оставшиеся тебе годы проживешь так, чтобы за это потом не пришлось платить. Поступай по совести, и, возможно, твой ад будет не таким уж страшным.