– Читал, и много раз, Андрей Андреич, – ответил гость. – В монастырской библиотеке это издание было в наличии, однако, признаться, отец приор не одобрял многих воззрений и наблюдений господина Монтеня и не любил, когда эту чрезвычайно полезную, по моему разумению, книгу брали для чтения его братья – монахи.
– Хм… Не знаю, как аббат, но я целиком и полностью разделяю убеждение в полезности писательских трудов господина Монтеня. И с удовольствием вернусь – позже, разумеется, в свое время – к приятной беседе на эту тему. Ага! – неожиданно вскрикнул хозяин, потрясая выуженной из кипы старых газет одной из них. – Ага! Вот и нужный мне номер!
Архипов, не обращая внимания на перепачканные пылью локти и колени, направился к столу, уселся и снова воззрился на книгу в руках гостя, словно пронизывая взглядом ее толстый переплет.
– Кажется, Монтень всегда был склонен преуменьшать истинную ценность принадлежащего ему. И наоборот – преувеличивать ценность всего чужого. Успешно справившись с каким-либо делом, он приписывал сие скорее удаче, нежели собственному мастерству или умению. А вот я, милостивый государь, в отличие от господина писателя, больше полагаюсь на собственные память и наблюдения! И вот результат! – полковник с торжеством потряс старой газетой. – Кузьма, пошел прочь! Мы тут с господином Агасфером сами вполне способны управиться с завтраком. Пошел, пошел, потом позову!
Хозяин заткнул за воротник салфетку, приподнял крышку судка, удовлетворенно кивнул головой.
– Завтрак в английском стиле: бекон, тосты, жареные яйца! Собственно, мой Кузьма и делать-то ничего более приличного не умеет! Нравится ли вам английский завтрак, господин Агасфер? – Хозяин неожиданно перешел на мадьярский язык, не сводя с гостя внимательных глаз.
Тот, ничего не поняв, лишь пожал плечами и улыбнулся, отметив про себя, что надо бы на досуге заняться еще одним языком.
– Ах да, вы покинули Венгрию ребенком и не знаете родного языка!
– Я не совсем понимаю вас, господин полковник. Мой паспорт в полном порядке, и по документам я действительно Ковач, Миклош Ковач, с вашего позволения… И если моя просьба называть меня Агасфером кажется вам бестактной или чрезвычайной… Отец приор…
– Вы такой же венгр, как я американский индеец, – бесцеремонно прервал гостя хозяин. – Вы – русский. Скорее всего, обрусевший немец, хоть и прожили в польском монастыре, в окружении польских братьев-паулинов, два десятка лет. Я сразу заподозрил это, как только услышал ваше легкое грассирование. Хотите, продолжим игру в «угадайку»? Вы человек благородного происхождения и явно имели какое-то отношение к армейской службе. Это видно по невольным заученным телодвижениям при виде старшего офицера. Сейчас мы с вами попробуем проследить логику моих рассуждений и наблюдений – желаете?
– Что ж, любопытно, – слегка усмехнулся гость.
– Прекрасно! Я, знаете ли, хоть и живу этаким анахоретом, однако наблюдения за человеческой природой мне отнюдь не чужды. Аббат Девэ, кстати говоря, высоко оценивает ваши необычные аналитические способности!
– Он наверняка преувеличивает, ваше высокоблагородие…
– Вы скромны! Посмотрим, посмотрим! Начнем строить цепочку наших рассуждений. Итак, аббат рекомендует мне вас в качестве незаурядного и весьма способного помощника. Но в чем? И кого? Некоего мадьяра-подкидыша, без роду и племени, да к тому же еще, простите за прямоту, инвалида. Сразу напрашивается вопрос: кого именно Девэ хочет облагодетельствовать больше? Меня? Вас? Предположим, вас… Однако простите, господин Агасфер: аббат мог в гораздо большей степени облагодетельствовать вас, направив куда-нибудь в теплую Италию или ту же Венгрию. Садовником – вы же, судя по письму, весьма преуспели на этом поприще в монастырских садах? А как насчет библиотеки Ватикана, разве вам не предлагали поехать туда?
– Допустим, предлагали. Но, простите, откуда…
– Это совершенно неважно! Пока важно то, что аббат отправляет вас ко мне – именно после того, как я оказал ему весьма существенную и… своеобразную, скажем так, услугу. Это сигнал своего рода. Сигнал о том, что, направив ко мне человека выдающегося, аббат полагает, что он со мной в расчете! Вот старый лис! Но откуда, откуда он мог пронюхать?!
– Если позволите, господин полковник… Признаться, я и сам несколько удивлен. Отпрашиваясь из монастыря, я имел в виду всего лишь место садовника, или, в крайнем случае, управляющего сельским поместьем, либо домом, поставленным на широкую ногу. И был крайне удивлен, узнав о решении отца приора отправить меня к отставному полковнику, увлекающемуся поисками и реставрацией всевозможных механических предметов старины.
– Так… Значит, пока мы мыслим в одном направлении! – удовлетворенно крякнул хозяин, отправляя в рот огромный кусок бекона. – Вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь! Надеюсь, вашему пищеварению не помешает небольшая головоломка, которую я вам сейчас предложу?
Гость уже начал привыкать к неожиданным поворотам в беседе с экстравагантным хозяином дома и послушно кивнул.
– Некий падишах, затрудняясь в выборе наследника – падишахи, знаете ли, в восточных легендах всегда стараются облагодетельствовать подданных наиболее мудрым правителем, – приказал двум своим сыновьям устроить верблюжьи гонки. Оба были признанными мастерами в этом, с позволения сказать, виде спорта. Однако главное условие отца было несколько необычным: наследником он поклялся сделать того, чей любимый тренированный верблюд придет к финишу не первым, а последним. Халтурить и сдерживать верблюдов при сем запрещалось, заметьте! Сыновья пребывали в унынии, пока не получили совет некоего жалкого, но сообразительного дервиша. В восточных легендах дервиши всегда появляются вовремя, знаете ли. Итак, дервиш дал совет… И как только до братьев-соперников дошел смысл сказанного, они вскочили на верблюдов и изо всех сил погнали их к месту финиша. Что же посоветовал им дервиш, господин Агасфер? Как, по-вашему?
Гость тем временем, закрепив вилку в протезе, разрезал зажатым в правой руке ножом кусок бекона. Отправив кусочек в рот, он пожал плечами:
– Поскольку халтурить по условиям игры было нельзя, у сыновей падишаха не оставалось другого выхода, кроме как поменяться перед скачкой любимыми верблюдами.
– Черт побери! Признайтесь, что вы знали эту восточную загадку! – досадливо покрутил головой Архипов.
– Слово чести – нет! Просто решение сей задачи вытекало из самих условий падишаха, – улыбнулся гость. – Большинство ошибок в своих рассуждениях люди совершают, не заметив в предлагаемой им задачке скрытого условия.
– Действительно… Концентрация внимания – вот ключ к решению большинства задач! – тряхнул бородой полковник. – Ладно, оставим пока открытым вопрос о вашей национальности и прочие личные тайны. Место брокантёра, считайте, за вами!
– Простите?..
– Или, если угодно, моего личного старьевщика. Мне кажется, что слово «брокантёр» более благозвучно. Его даже можно поместить на визитную карточку, и оно не будет шокировать публику. Во Франции, если не ошибаюсь, так именуют любителей всяческого механического хлама и торговцев таковым. Эти люди рыщут по городам и весям, разыскивая старинные механические приспособления, или, если угодно, игрушки. Большей частью просто забавные, но иногда и полезные. Изделия старых талантливых мастеров довольно часто выходят из строя по людской небрежности или неумению с ними обращаться. И, сломавшись, «переселяются» куда-нибудь в задние комнаты, потом в кладовые, или на чердак, а то и вовсе выбрасываются. А я, господин Агасфер, обожаю возиться с различными механизмами, разбираться в их устройстве либо хитрости обращения с ними. По большей части мне удается починить сломанные «игрушки», и каждая занимает свое почетное место в моем скромном музее. После завтрака я непременно вас туда сведу!
– И вы предлагаете мне, господин полковник…
– …стать моим разъездным агентом, если вам не нравятся упомянутые наименования. Коммивояжером! Я регулярно помещаю в русских и европейских газетах объявления о скупке механических предметов старины, но, когда на них откликаются, не всегда имею возможность выехать в Германию или ту же Италию. К тому же неизвестно, в каком состоянии пребывает та или иная «игрушка», соответствует ли мой запрос ее ценности – ну и так далее. Надеюсь, вы, господин Агасфер, не будете возражать против поездок – в том числе и заграничных – с приличными прогонными, представительскими и так далее? Ну и, разумеется, я положу вам оклад жалованья… Устроит вас, скажем, жалованье квалифицированного мастера на Путиловском заводе? Ах, вы не в курсе – это 45–50 рублей в месяц. Плюс премиальные за особо ценные находки во время ваших командировочных вояжей. Квартирные и прочие домовые расходы не поминаю – во время вашего пребывания в нашей Северной столице это я беру на себя! Ну-с, что скажете?
– Это слишком щедро для человека, которого вы час назад еще не знали, господин полковник!
– Благодарите аббата Девэ за его рекомендации и ручательство. Ах да! Он тут пишет, старый лис, что когда мы с вами сойдемся поближе – а он в этом, видите ли, не сомневается, то вы сможете открыть мне некие окутывающие вас тайны. Отчего наше с вами сотрудничество будет более полезным… Что ж, подождем, когда вы проникнитесь ко мне доверием… Ну а пока… Во время деловых поездок вы будете обеспечены суммами, достаточными для покупки интересных для меня «игрушек». Ну а если стоимость раритета превысит эту сумму, вам достаточно будет дать мне телеграмму, и мы решим вопрос с ближайшим к месту вашего пребывания банком. Вот теперь все! Вы уже закончили с завтраком? Тогда милости прошу в мой музей!
Полковник сдернул заткнутую за ворот салфетку, провел ею по бороде и стремительно направился к выходу, нисколько не заботясь о том, поспевает ли за ним новый, только что принятый служащий.
Поднимаясь по маршевой поворотной лестнице, полковник Архипов несколько раз обернулся к поспешавшему за ним гостю:
– Разумеется, заграничные вояжи начнутся для вас не с завтрашнего дня, господин Агасфер! Полагаю, что после двадцатилетнего пребывания в монастыре вы, э…, несколько отвыкли от мирской суеты. Вам надо пожить в цивилизованном обществе, побродить по улицам, побывать в обычных магазинах, ресторациях, клубах, увеселительных заведениях, если на то пошло. Кстати, вы раньше бывали в Санкт-Петербурге? В Москве, в других крупных губернских и уездных городах? Не растеряетесь в толпе? Или где-нибудь на балу? Умеете ли вы, к примеру, танцевать?
– Приходилось мне живать и в Санкт-Петербурге, и в других крупных городах – как России, так и заграничных, господин полковник. Но вы бесконечно правы: адаптация после многолетнего пребывания в монашеской среде лишней не будет. Было время, когда я вращался и в великосветском обществе, общался даже с весьма высокопоставленными персонами – но нынче даже в воспоминаниях с трудом представляю себя там…
– М-да, задал мне аббат задачку! – буркнул сквозь бороду Архипов. – Что же вы, любопытно мне, натворили этакого в свое время?
– Не понял, господин полковник!
– Вот и я понять не могу. Впрочем, чужие тайны надобно уважать… Кстати, забыл упомянуть самое главное условие, м-молодой человек! Молчание-с! Да-да, молчание! Здесь, в этом доме, вы будете встречать самых разных людей – многие из них весьма высокопоставленные особы! Да и скромные экспонаты моего музея представляют некоторый интерес… Ну, скажем так, для конкурентов по моим увлечениям. Так вот, я самым серьезнейшим образом рассчитываю на вашу преданность и скромность. Договорились?
– Договорились, господин полковник!
– И не удивляйтесь, что этот зал, единственный из всех помещений в моем доме, всегда заперт на замок. Здесь я храню не только свою коллекцию, но и ценные бумаги – преимущественно технического свойства. Чертежи, описание механизмов, секреты которых мне пришлось разгадывать долгими ночами – иногда неделями. Кроме того, некоторые экспонаты музея попросту смертельно опасны для непосвященного.
– Смертельно опасны?
– Вот именно! Видите ли, человеческий гений весьма разнообразен и разнонаправлен. Один гениальный механик создает механическое чудо для поражения человеческого воображения. А другой, выполняя заказ, изобретает настоящую машину для убийства… Впрочем, сейчас у вас будет возможность своими глазами увидеть все это…
Полковник снял с шеи ключ с замысловатой бородкой и, вставив его в замок, повернулся к Агасферу:
– Значит, аббат утверждает, что у вас чрезвычайно развито логическое мышление? Поглядим! – Архипов достал из кармана увесистое портмоне и, покопавшись в нем, положил себе на ладонь три монеты. – Как видите, у меня в руке золотой полуимпериал, серебряный рубль и медный пятак. Господин Агасфер, вы должны произнести сейчас словесное утверждение, которое окажется правдой – только в этом случае вы получите одну из этих монет в качестве, скажем, талисмана. Если ваше утверждение будет неправильным, вы не получите талисмана! Итак, что вы должны сказать, чтобы получить полуимпериал?
Гость, для которого очередная причуда хозяина оказалась совершенно неожиданной, на мгновение опешил. Поняв, что Архипов не шутит, он нахмурился, разглядывая монеты на широкой ладони.
– Итак, молодой человек, вы, я смотрю, в затруднении? – торжествуя, полковник раскрыл портмоне и приготовился ссыпать в него монеты.
– Погодите! – попросил Агасфер. – Наверное, так: вы ведь не собираетесь давать мне ни серебряную монету, ни пятака!
– Допустим. Но чем вы докажете, что ваше утверждение справедливо?
– Если мое предположение неверно, тогда, согласно логике, должно быть верным обратное: вы собираетесь дать мне либо серебряную, либо медную монету. Но это противоречит условиям вашей загадки: за ложное утверждение ничего не полагается, господин полковник. Значит, верно мое первое предположение.
– Черт бы вас побрал, господин из монастыря! – с восхищением уставился на собеседника хозяин. – Черт бы вас побрал! Вы потратили на решение этой древней греческой задачи лишь несколько мгновений! Признаться, в свое время я бился над ней около получаса!
Он протянул полуимпериал Агасферу:
– Просверлите дырку и носите на шее, как вечное напоминание о моей посрамленной гордыне! Итак, вперед, в таинственные закрома.
И полковник отворил перед гостем тяжелую дверь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Агасфер с любопытством перешагнул вслед за хозяином порог таинственной залы, о которой ему рассказывал еще аббат Девэ.
Помещение занимало, по-видимому, весь второй этаж особняка Архипова. Здесь, в отличие от комнат, переходов и коридоров первого этажа, было удивительно чисто. Ни пылинки, все сверкало. Высокие французские окна вдоль трех стен были завешены тяжелыми плотными шторами с небольшими щелями, отчего в зале царил полумрак, который усиливали отходившие от стен перегородки разной длины – иногда совсем короткие, а иногда достигавшие в длину трети ширины залы. В основном перегородки были совсем легкие, из некрашеного бамбука. Однако встречались и более массивные, из тяжелых плах, или вовсе каменные.
Поймав удивленный взгляд Агасфера, Архипов усмехнулся:
– Дивитесь чистоте и порядку, сударь? Ну, во-первых, сие помещение – храм, святыня своего рода. А кроме всего прочего, точные и тонкие механизмы, собранные здесь, не любят пыли и чрезмерной влажности. Раз в неделю приходится приводить сюда полдюжины поломоек и тратить по два часа, зорько следя за тщательностью их усилий. И главным образом, естественно, для того, чтобы разбитные молодые бабенки из любопытства либо по легкомыслию ничего тут не трогали и не крутили. Начнем с правой или левой руки, молодой человек? Ну, с левой так с левой…
И Архипов с видом заправского экскурсовода начал знакомить нового служащего со своей сокровищницей:
– Нашу экскурсию мы начнем с Британии. В XVIII веке Англия славилась замечательными учеными-механиками. Одним из них был Джеймс Кокс – искусный ювелир и изобретатель сложных механизмов. Расцвет его деятельности относится к 1760–1780 годам, когда он имел в Лондоне мастерскую и даже небольшой музей своих работ. В этом музее были выставлены всевозможные замысловатые часы (одни «с вечным заводом»), поющие механические птицы и дорогие игрушки с движущимися фигурами… Кстати, господин Ковач, самое известное произведение этого замечательного механика находится в России. К сожалению, не у меня…
– Вы говорите о чуде инженерной мысли этого механика, о часах «Павлин»?
– Да, знаменитые часы Кокса выставлены в одном из залов Эрмитажа. Я отдал бы любой из своих экспонатов за одну лишь возможность заглянуть внутрь этого чудесного механизма, – вздохнул Архипов. – Часы «Павлин» были куплены у английской герцогини Кингстонской, которая в 1777 году на собственном корабле с грузом художественных ценностей приплыла в Санкт-Петербург. Герцогиня щедро дарила свои сокровища Екатерине II, графу Григорию Потемкину-Таврическому и его секретарю Гарновскому. А знаете дальнейшую историю этого шедевра механики?