Не знаю, или он заметил мое преследование и потому пошел быстрее, или очень спешил, но сразу догнать его мне не удалось, а бежать за ним со всех ног я не рискнул – мало ли что подумает человек, вдруг испугается?
Теперь я уже нисколько не сомневался, что это мой сосед по номеру.
Но какая причина заставила его ночью уйти из гостиницы? Почему он сказал дежурной, будто идет на вокзал, а сам направился в противоположную сторону?
Ситуация складывалась почти детективная – один уходит от погони, другой его преследует. Вспомнился нарисованный доктором Уотсоном словесный портрет любимого литературного героя моего детства – знаменитого английского сыщика-любителя Шерлока Холмса, когда он шел по горячему следу: «Он мрачнел, лицо его покрывалось румянцем, брови вытягивались в две жесткие черные линии, из-под них стальным блеском сверкали глаза».
Как бы примерив этот портрет к себе и посмотрев на свой поступок со стороны, я раскаялся, что вовремя не остановился. Решил повернуть назад, в гостиницу, – и не сделал этого. Странное ночное преследование увлекло меня, поведение идущего впереди человека все больше казалось мне подозрительным.
От центра города мы удалялись с ним дальше и дальше, фонари попадались все реже. Вместо кирпичных зданий потянулись дощатые заборы, за ними, настороженно поблескивая узкими окнами, в глубине черных дворов таились деревянные избы, изредка полусонно, как бы нехотя, перелаивались собаки.
Так, один за другим, словно привязанные, мы миновали несколько жилых кварталов, перешли широкий мост через речку Серую и оказались перед стенами Александровского кремля. Здесь, как я помнил, находился местный краеведческий музей. Подозрение, что незнакомец задумал что-то недоброе, еще больше укрепилось во мне – музейные экскурсии по ночам не совершают.
Высокие кремлевские стены будто светились в темноте, над ними тянулись в звездное небо купола церквей, мрачно мерцали кресты. Над закрытыми воротами слабо тлела электрическая лампочка и чуть покачивалась от легкого ночного ветерка. Желтое пятно света тревожно скользило по стене и воротам.
Незнакомец резко свернул на узкую, едва заметную, прячущуюся в лопухах и крапиве тропинку вдоль крепостной стены.
Я остановился, размышляя, как поступить дальше.
Теперь было уже очевидно, что именно сюда, в Александровский кремль, через весь город пробирался незнакомец из гостиницы. Музей наверняка охранялся. Не лучше ли, пока не поздно, предупредить сторожа, чем продолжать это самодеятельное преследование? Куда заведет оно меня, чем закончится?
Я уже совсем было собрался стучать в запертые ворота, как вдруг подумал: а что я скажу сторожу? Не посчитает ли он меня за ненормального, которому везде чудятся злоумышленники?
Мои документы остались в пиджаке, история с обнаруженным мною драгоценным кольцом и ночным преследованием может показаться неубедительной даже очень доверчивому человеку. Но и в том случае, если мне каким-то образом удастся объяснить сторожу, что здесь дело серьезное и надо принимать какие-то меры, уйдет слишком много времени и незнакомец успеет скрыться, совершив задуманное.
Все это промелькнуло у меня в голове в считанные секунды, я еще видел темную фигуру незнакомца и, приняв окончательное решение, повернул следом за ним.
В темноте тропинка угадывалась с трудом, а человек впереди меня шел так уверенно и быстро, словно уже не раз пользовался этой тропой и хорошо запомнил все ее зигзаги.
Шелестела трава под ветром, от крепостной стены исходил вековой холод, над головой перемигивались звезды.
Преследовать незнакомца стало труднее – чтобы не потерять его из виду, я должен был идти за ним чуть ли не по пятам. Достаточно ему было остановиться – и мы столкнулись бы нос к носу. Поэтому я напряженно прислушивался к его шагам, всякую секунду ожидая, что они вот-вот смолкнут.
На мое счастье, тропинка была песчаная, сухой песок громко похрустывал под ногами незнакомца, видимо, обутого в сапоги, – я слышал, как по их голенищам хлестала смыкающаяся над тропинкой высокая трава. Но если бы незнакомец внезапно и резко повернул назад, спрятаться мне было бы негде, разве лишь ничком броситься в мокрую траву.
Невольно подумалось, что в детективных повествованиях, которыми я зачитывался в свое время, каждое такое преследование в конце концов заканчивается схваткой.
Так я миновал за незнакомцем одну башню, другую, третью – и шаги смолкли. Все время преследования я ждал этого момента, но все равно был застигнут врасплох и чуть было не выскочил из-за круглой башни, которая разделяла нас.
Почему он остановился? Может, услышал мои шаги?
Затаив дыхание, я прижался к стене. За башней раздался протяжный металлический скрежет, словно наждаком провели по ржавому железу. Секунды через три неприятный звук повторился, будто вернулся эхом, и что-то глухо, коротко стукнуло.
Вслушиваясь в тишину, я стоял, боясь пошевелиться.
Не уловив больше ни звука, кроме вкрадчивого шелеста травы, медленно двинулся вперед, остановился, опять настороженно прислушался. Сделав еще несколько шагов, выглянул из-за башни.
Впереди никого не было, в светлой крепостной стене темнела дверь, обитая металлическими полосами.
Незнакомец скрылся за этой дверью, это ее скрежет передернул меня ознобом.
Что мне было делать? Повернуть назад, так и не узнав, что задумал этот подозрительный человек? Зачем же тогда, преследуя его, я тащился через весь город, до рези в глазах всматривался в темноту, напряженно вслушивался в ночные звуки?
Оказавшись перед закрытой дверью в крепостной стене, я вспомнил уютный гостиничный номер, своих попутчиков, которые беззаботно спали и видели спокойные сны. В половине восьмого они будут ждать меня в вестибюле. Пока доберусь до гостиницы, наступит утро, выспаться так и не удастся. Теперь история с ночным преследованием окончательно представилась мне глупой мальчишеской выходкой, которой не было оправдания. На чем свет стоит ругал я себя и свою неуемную тягу к приключениям на свою голову.
Твердо решив возвращаться в гостиницу, последний раз посмотрел на закрытую дверь. Надо было уходить, но она словно приковала к себе мой взгляд.
В темноте мне показалось, а может, так и было, что это не подделка под древность, созданная искусными реставраторами, а подлинная старинная дверь, простоявшая здесь столько же, сколько и эти стены: потемневшие от времени широкие, видимо, дубовые доски, выпуклые заклепки на узорчатых петлях, вместо ручки – массивное чугунное кольцо, которое так и хотелось потрогать.
Куда ведет эта дверь? Что ищет за ней незнакомец? Повернуть назад, так ничего и не выяснив? Нет, это было выше моих сил.
Я взялся за холодное чугунное кольцо и потянул дверь на себя. Неприятный, уже знакомый мне скрежет разрезал тишину ночи. Я пригнулся, сделал широкий шаг вперед. Передо мной, на темно-синем звездном небе, четко чернел резной силуэт какого-то собора.
Это было последнее, что я увидел. В лицо брызнула влажная пахучая струя, сильный удар отбросил меня на землю.
Будто бы издалека донесся глухой стук закрывшейся двери, и я потерял сознание.
Глава третья. Под чужим именем
Не знаю, сколько времени я провалялся в траве у крепостной стены, может, час, может, полтора. Помню только, что, когда пришел в себя и с трудом открыл глаза, уже светало и блеклые звезды в небе таяли одна за другой.
Смутно представляю себе, как добрался до гостиницы и поднялся в номер, – все словно туманом накрыло.
Проснулся, почувствовав, как мою голову обхватывает что-то холодное. Осторожно накладывая мне на лоб мокрое полотенце, надо мной склонился Пташников. Сморщенное лицо его выражало удивление и сострадание, губы что-то шептали, но слов я еще не слышал – сознание возвращалось медленно.
В кресле рядом с моей кроватью, сложив руки на груди, сидел Окладин, смотрел на меня недоуменно и сосредоточенно.
Возле дверей, плечом опершись о косяк, стояла взволнованная дежурная, устроившая нас в гостиницу.
Ощущая внутри жгучую, иссушающую жажду, я, не узнавая собственного пересохшего голоса, попросил пить. Пташников налил из графина стакан воды и протянул мне. Я схватил стакан с такой жадностью, словно боялся, что его отнимут. Вода струилась по подбородку, затекала под рубашку.
Сразу стало легче, хотя голова еще болела, а в теле была противная, отупляющая слабость.
– Что с вами случилось? – только сейчас дошло до меня, о чем спрашивает Пташников. Я приподнялся на локтях, краевед подложил под мою спину подушку. Рубашка и брюки на мне были мятые, нерасшнурованные грязные туфли валялись посреди комнаты.
В глазах Окладина сквозило осуждение. Наверное, меня можно было принять за пьяницу, проснувшегося в страшном похмелье.
Мне стало стыдно, хоть провались. Попросив еще стакан воды и залпом осушив его, я торопливо, перескакивая с одного на другое, поведал о том, что произошло ночью: о кольце на тумбочке, о попытке догнать его владельца и о происшедшем у крепостной стены.
Во время моего рассказа историк и краевед несколько раз переглянулись. Я понял: мне не верят, и горячо, еще более несвязно начал повторять случившуюся со мной необычную историю.
– Все это очень похоже на приключенческий сюжет, – не дослушав меня до конца, обронил Окладин.
Пташников промолчал, но по его выразительному лицу было ясно, что он подумал о том же.
Это разозлило меня. Голова все еще болела, в мыслях был разброд. События минувшей ночи перемешались, перепутались, и я даже подумал – уж не на самом ли деле приснились они мне?
Ночное преследование по пустынным улицам, черная фигура незнакомца впереди, тропинка вдоль крепостной стены, протяжный скрежет двери, пахучая струя в лицо, удар по голове – не слишком ли много событий для одной ночи?
Пожалуй, если бы кто-то рассказал мне такое, я тоже бы не поверил. Даже грязные ботинки – явное свидетельство того, что ночью я куда-то выходил из гостиницы, – можно было объяснить иначе, без золотого кольца и ночного преследования.
Я спустил ноги на пол, полез в карман брюк за носовым платком – и вынул кольцо! То самое золотое кольцо с красным граненым камнем, которое разглядывал ночью!
Окладин смотрел на меня, как на ловкого фокусника. Пташников не отрывал от кольца изумленных глаз. Дежурная у дверей охнула от неожиданности, и на ее лице еще отчетливее обозначился испуг.
Я протянул кольцо Пташникову:
– Вот вам вещественное доказательство, что все это было наяву, а не приснилось.
Краевед взял кольцо осторожно, словно боясь, что оно исчезнет, долго рассматривал его, сдвинув очки на лоб. Наконец растерянно проговорил, вернув очки на нос, а кольцо положив на тумбочку:
– В драгоценностях я небольшой знаток, но ясно, что кольцо ценное и старинной работы. Где-то я такое уже видел…
Только мельком взглянув на кольцо, словно оно вовсе не заслуживало внимания, Окладин бесстрастно произнес:
– Представим, это кольцо вы действительно обнаружили ночью на тумбочке и его действительно оставил ваш сосед по номеру. Но все остальное, извините, выглядит совершенно неправдоподобно. Вряд ли вы вообще покидали этой ночью гостиницу.
Я не мог понять, почему Окладин с таким недоверием относится к моему рассказу, словно случившееся со мной каким-то непонятным образом касается лично его.
Хотел резко ответить историку, как вдруг в комнате раздался тихий голос дежурной, которая по-прежнему стояла у двери.
– Вы не правы, – возразила она Окладину.
Тот резко повернулся к ней лицом:
– В чем я не прав?
– Ночью этот молодой человек, – сказала дежурная, кивнув в мою сторону, – выходил из гостиницы.
Вид у женщины был – краше в гроб кладут, голос дрожал от волнения и срывался.
– Да вы сядьте! – подал ей стул Пташников.
Дежурная благодарно кивнула, присев, прошептала едва слышно, не поднимая головы:
– Это я во всем виновата…
– Давайте по порядку, – сразу же остановил ее Окладин. – Сначала познакомимся. Как вас зовут?
– Зинаида Васильевна.
Историк назвался сам, представил нас с краеведом и деловито заговорил, взяв на себя роль следователя:
– Вот теперь мы можем спокойно разобраться, что же случилось. Значит, Зинаида Васильевна, этой ночью вы видели обоих жильцов триста седьмого номера?
– Да, – покорно кивнула женщина, все больше теряясь и нервничая. При этом она почему-то старалась избегать требовательного взгляда историка.
– Ночью вы о чем-нибудь говорили с человеком, оставившим это кольцо? – строго спросил Окладин.
– Я окликнула его, когда он был уже у дверей. Мне показалось, он хотел уйти незамеченным.
– А разве входная дверь на ночь не запирается?
Дежурная испуганно посмотрела на историка и опять отвела глаза в сторону:
– Вообще-то положено, но на этот раз я поленилась.
– Так, ясно. Что было дальше?
– Я спросила его, куда он на ночь глядя собрался. Он ответил, что попробует уехать ночным поездом, а если не получится, то вернется назад в гостиницу.
– Странно, зачем этому человеку понадобилось вас обманывать, – недоверчиво заметил Окладин, постукивая длинными пальцами по подлокотникам кресла.
– Не знаю.
– Наверное, перед уходом из гостиницы он все равно должен был сдать вам номер?
– Да, но он заплатил за двое суток, – замявшись, не сразу ответила дежурная.
Теперь историк тем же требовательным тоном обратился ко мне:
– А может, вы ошиблись и в темноте пошли за другим человеком?
Мне не понравилось, что Окладин все больше входил в роль придирчивого следователя, который не верил ни мне, ни дежурной. Поэтому в голосе моем проскользнуло недовольство:
– На улице больше никого не было. Если бы он направился к вокзалу, я обязательно заметил бы его.
– А если он поймал такси? – настойчиво цеплялся историк за свою версию.
– Дорога к вокзалу прямая, как линейка. Ни одной машины в это время на улице не было.
– Значит, ошибка исключается? – пытливо заглянул мне в лицо Окладин, словно в чем-то все еще подозревая меня.
– Это был мой сосед по номеру, я не мог ошибиться.
– В любом случае его надо найти, – сказал Пташников.
– Зачем?
Краевед удивленно развел руками:
– Как зачем? Хотя бы для того, чтобы вернуть утерянное им ценное кольцо.
– И все-таки я считаю, что к происшедшему у кремля владелец этого кольца никакого отношения не имеет, – остался при своем мнении Окладин. – Кстати, как его фамилия? – спросил он дежурную.
– Бусов. Кондратий Иванович Бусов.
– Что?! – подавшись из кресла, историк уставился на женщину, словно бы сомневаясь, правильно ли понял ее.
– Вы его знаете?
Окладин будто не расслышал моего вопроса:
– Странно, очень странно… Ну а откуда он приехал в Александров, где прописан? – обратился историк к дежурной, в ожидании ответа опять нетерпеливо застучав пальцами по подлокотникам кресла.
– Я не знаю… Я не уверена… – пробормотала дежурная.
– В чем не уверены? Вы должны были записать его паспортные данные. Разве не так? – допытывался Окладин.
– У него не было паспорта, – с усилием произнесла женщина и, опережая новые вопросы историка, добавила: – У него вообще не было никаких документов.
– Как это не было? – нахмурился Окладин. – Как же вы устроили его в гостиницу без документов?
Дежурная шмыгнула носом, вытерла его платком и торопливо заговорила, по-прежнему стараясь избегать строгого взгляда историка:
– Вчера вечером, только приняла смену, вдруг звонок. Мужчина представился старшим лейтенантом милиции Муравьевым, спросил мою фамилию. Потом сказал, что они, то есть милиция, просят устроить в гостиницу человека, у которого в поезде украли документы. Милиция ищет вора, а пока этому Бусову надо где-то переночевать.
– Но ведь это явное нарушение правил паспортного режима! – наставительным тоном произнес Окладин.
– Я ему так и сказала – нельзя правила нарушать, но лейтенант пообещал утром зайти в гостиницу и все уладить. Через полчаса явился Бусов, с его слов я записала все необходимые данные и устроила в триста седьмой номер.