Книга покойника - Забелина Янина 7 стр.

– Это все болезнь. Господи, да никто и никогда не думал обо мне больше, чем господин Мартинели, – мрачно добавила Лидия.

Граф взглянул на нее с высоты своего роста и подумал, что, скорее всего, молодая женщина говорит правду. Ее однообразная жизнь вряд ли изменится с годами. Инициатива, находчивость – это не про Лидию. Теперь же она выглядела совершенно одинокой.

– Давайте заглянем в кафе, которые вам так нравятся, – предложил Граф. – Предлагаю вам провести полчаса за кофе-гляссе, затем я провожу вас домой и постараюсь связаться с Троллингером.

– Сегодня вечером?

Граф посмотрел на часы.

– Сейчас только четверть одиннадцатого. Скорее всего он еще в своем кабинете, а если его там не будет, я загляну к нему домой. Троллингер – связующее звено между нами, Мартинели и Шмидом. Не хочу, чтобы он успел забыть подробности, которые могут оказаться ценными для нас.

– Ну если это он убил Мартинели, вряд ли он такое забудет!

– Судя по выражению вашего лица, я понимаю, вы относитесь к этой версии еще легкомысленнее, чем я, – улыбаясь, заметил Граф.

– Вряд ли он сумел одурачить больничный персонал.

– Имитируя лейкемию? Я тоже в это не верю. Но стоит убедиться, что он не мог этого сделать.

– Может, лучше вам встретиться с ним поскорее? Не нужно меня провожать. Если бы я не ходила одна по вечерам, то никогда не бывала бы в театре и в кинематографе. Я сяду на трамвай – он останавливается недалеко от моего дома. – Когда они добрались до кафе, Лидия печально добавила: – Я даже не поблагодарила вас, господин Граф. А если бы не вы, я не попала бы в больницу и в похоронное бюро. Не понимаю, почему я все время спорю с вами.

– В споре рождается истина. Но больше я не дам вам повода для возражений, пока не увижу Троллингера и не восстановлю – хотя бы попытаюсь! – пометки Мартинели.

– Господин Граф, я не знаю, откуда вдруг такое нахальство, но я хотела бы попросить вас… – она замялась.

– Смелее. Что еще?

– Я просто умираю от желания узнать, что скажет доктор Троллингер.

– У нас одинаковые желания! И вы хотите, чтобы я сообщил о результатах визита сегодня же? В этом дело, да? Мне разрешено пользоваться телефоном, но…

– Да, я понимаю, – Лидия неуверенно взглянула на собеседника. – Моя квартирная хозяйка – очень милая женщина, но таких привилегий от властей у нее нет. Но думаю, она не станет возражать, если я устроюсь в гостиной и впущу вас, – поспешно продолжила Лидия. – Я не стала бы предлагать…

– Договорились, – прервал ее Граф. – Я приеду. Воспользуюсь трамваем – так траты времени и денег минимальны, если вас это волнует. Конечно, если владелица квартиры не против визитов малознакомых мужчин – не следует раздражать квартирную хозяйку, и уж во всяком случае – не на третий день проживания у нее! – Лидия решительно потрясла головой – дескать, все в порядке. – Кстати, я могу появиться не слишком и поздно. К Троллингеру я отправлюсь на авто – полагаю, отсюда до него не более трех минут.

– Вы просто замечательный человек.

Кафе, отличавшееся весьма незамысловатым интерьером, встретило посетителей светом и музыкой – в углу шипел патефон, режущие ухо мелодии заставили Графа поморщиться. За столиками сидели женщины, девушки и несколько молодых людей в военной форме – вероятно, находящиеся в краткосрочном отпуске. Сухопарая буфетчица перетирала чашки. Дивно пахло кофе и шоколадом. На блюде лежали пышные булочки. Лидия повеселела и показала на них.

– Подумать только! А говорят, муки в Берне осталось на пару дней!

– Тут и шоколад есть, и мороженое. А еще, наверняка, где-то ждет разрешения на свободное пользование телефоном телефонная книга.

Граф заплатил за заказ и, разыскав для Лидии свободное местечко, вернулся к стойке – полистать справочник. Когда он вернулся, Лидия с удовольствием потягивала свой кофе-гляссе. Граф записал адрес молодой женщины, кивнул и направился к двери. Последнее, что запомнилось ему, – круглые внимательные глаза девушки и ее керамический стаканчик с двумя соломинками, напомнившими Графу флейту Пана.

Он поехал вверх по улице Кирхенфельд, отпустил таксомотор, не доезжая до квартиры Мартинели, и медленно прошелся сначала под арками здания, а после – по противоположной стороне улицы. Ни на окнах, прикрытых тяжелыми занавесками, ни на дверях Граф не заметил вывески доктора. Не обнаружилась она за углом. Тогда он направился по очень узкому переулку к параллельной улице. Тут плечом к плечу стоял ряд частных домов, за ними прятались прачечная, лавка сантехнических принадлежностей, небольшой магазин канцелярских товаров…

Здесь, в районе Кирхенфельд-Шоссхальд, поражал резкий переход от роскоши к честной бедности, и от честной бедности – к грязной нищете и убогости.

Граф продолжал внимательно осматриваться по сторонам и, наконец, в эркере дома рядом с Кирхенфельд заметил вывеску. Она гласила:

За окнами, задернутыми занавесями – наверное, кабинета доктора, – горел свет, так же, как в эркере – этажом выше.

Граф покрутил головой: дом напротив, в котором сдавались внаем меблированные комнаты, угрюмо смотрел на него многочисленными окнами. На углу светилась витрина убогого кафе. К тротуару приткнулась древняя «мартини».

В подобном месте уважающий себя медик мог держать практику только в том случае, если бы и жил здесь. И, совершенно очевидно, в доме, где Мартинели нанял квартиру, о существовании врачебного кабинета на задворках даже не подозревали.

В вестибюле пестрели звонки и таблички с именами. Граф нажал кнопку приемной врача.

Глава 6

В гостях у доктора

Стоя перед дверью лечащего врача Мартинели, Граф размышлял: «Странные дела с госпожой Шафер… Доктору-то уже неделю известен ее адрес, и о ее вчерашнем визите в больницу он знал, но ничего не предпринял. Хотя… Видимо, я совсем спятил».

Замок щелкнул, и Граф вошел коридор с унылыми – горчичного цвета – стенами. Справа на застекленной двери значилось золотыми буквами:

До того, как Граф успел позвонить, она отворилась, и перед ним предстал крупный, сутулый человек с большой головой и широким лбом. Когда хозяин поднял вопросительный взгляд желтовато-карих глаз на позднего посетителя, Графу пришло в голову сравнение с быком.

– Несчастный случай? Внезапная болезнь?

Казалось, доктор Троллингер не мог себе представить, что кого-то принесло к нему нечто меньшее, чем катастрофа.

– Нет. Простите, что беспокою вас так поздно, доктор. Я заглянул к вам в надежде разузнать некоторые подробности о покойном господине Говарде Мартинели.

Выражение большого, бледного лица доктора нисколько не изменилось, короткие пальцы, твердо сжимавшие дверную ручку, не дрогнули.

– Друг? – кратко поинтересовался доктор Троллингер. Графу подумалось, что этот хриплый голос был когда-то баритоном.

– Интересуюсь этим по просьбе друга.

– Да, мне говорили о некой молодой особе.

– Госпожа Шафер – моя клиентка. Позвольте представиться – Гарольд Граф. Я в некотором роде специалист по документам: у меня консультируются по поводу антикварных книг и автографов. – На лице доктора Троллингера появилось выражение умеренного интереса. – Мы побывали сегодня вечером в больнице Святого Дамиана, – продолжал Граф. – Госпожу Шафер потрясла внезапная смерть господина Мартинели. Он просто ее знакомый, но подобные события всегда оказывают сильное воздействие на неподготовленного человека. В больнице сказали, что лечили его вы. Вот я и вызвался навестить вас.

– Входите, – произнес Троллингер.

Он подождал, пока Граф войдет внутрь, закрыл дверь и, тяжело ступая, пересек комнату. В массивных плечах, которыми Троллингер повел, чтобы поправить потертую бархатную куртку, ощущалась недюжинная сила, чувствовалась она и в неуклюжей походке. Доктор знаком указал Графу на кожаное кресло, а сам опустился на темного дерева тяжелый стул темного дерева за письменным столом, стоявшим в эркере.

Большая часть кабинета, освещенного только настольной лампой с зеленым абажуром, находилась в тени, но даже беглый взгляд, брошенный Графем, позволил заметить несоответствие: слишком массивная мебель и слишком маленькое помещение. Стол для осмотра пациентов и шкафчик с хирургическими инструментами почти не оставляли свободного пространства. Даже потертый ковер пришлось подрезать, чтобы тот мог уместиться в комнате. Когда-то доктор знавал лучшие времена.

– Насколько мне известно, у господина Мартинели не было близких друзей, ни в Европе, ни за океаном.

– Госпожа Шафер познакомилась с ним этим летом и тоже считала, что господин Мартинели совершенно одинок. После его внезапного отъезда из Шпица она, как только оказалась в городе, позвонила ему на квартиру и узнала, что господина Мартинели отправили в больницу Святого Дамиана. Госпожа Шафер справлялась о нем на прошлой неделе и вчера вечером. Сегодня, как я уже говорил, она узнала, что он умер. Мы сходили в похоронное бюро Галлер, и она опознала его.

– Понятно. Надеюсь, похоронное бюро исполнило все, как надо.

– Госпожа Шафер тоже так считает. Сказала, что господин Мартинели выглядит так, словно и не болел вовсе.

– При лейкемии это обычно. Вы знаете, что он умер от острой формы этой болезни, которая протекала нормально, если только о смертельном недуге можно так выразиться? Думаю, в дремучем прошлом подобную болезнь посчитали бы сродни колдовству. – Троллингер откинулся на спинку стула, сцепил свои крупные руки на животе и повертел большими пальцами. – Вы что-нибудь знаете о лейкемии, господин Граф?

– Практически ничего.

– Она развивается быстро, но достаточно мягко: небольшая лихорадка, ревматические боли, возможно, чувство общей слабости. А все из-за того, что белые кровяные тельца быстро разрушаются. В настоящее время наука еще не в состоянии приостановить этот процесс и продлить, а тем более спасти пациента. Как правило, больной спохватывается только в случае внезапного внутреннего кровотечения. Оно и заставило господина Мартинели поспешно вернуться из Шпица в Берн. Первый натиск болезни произошел третьего июля. Больной приехал шестого, во второй половине дня, а через час слуга господина Мартинели привел меня к нему.

Граф, слушавший доктора с вежливым интересом, поинтересовался:

– И что же? Вы тянули с госпитализацией до последнего?

Доктор Троллингер грустно улыбнулся.

– Его вообще не следовало отправлять в больницу. Если у пациента достаточно денег и за ним ухаживают, мы позволяем ему умереть так, как он захочет, господин Граф. Я сразу поставил диагноз – лейкемия. По моей просьбе в больнице сделали анализ крови – в тот же день, а на следующий я сообщил о результате господину Мартинели.

– Так быстро? Хотя, думаю, мой вопрос неуместный – опытный врач знает, что делает.

– Во всяком случае, господин Мартинели успел уладить все свои дела. Позже он мог не успеть этого сделать, хотя сдал окончательно лишь в больнице. Он с самого начала объяснил мне, что ему некому помочь в делах, и попросил сказать правду. Он был разумным, уравновешенным человеком, и я чувствовал, что не должен что-то скрывать от него. Поверьте, единственное, что знает опытный врач, – с каким пациентом он имеет дело, – с горькой усмешкой произнес Троллингер.

Граф прикинул, что этому врачу, по крайней мере, лет шестьдесят. Подумав немного, он задал очередной вопрос:

– А господин Мартинели мог пройти весь необходимый курс лечения дома?

– Он отказался от какого бы то ни было лечения. И в этом, господин Граф, неизлечимые больные имеют свои привилегии. Пока они пользуются услугами частного врача, их оставляют в покое – человека все равно не спасти. Хотел бы я, чтобы и ко мне в подобном случае отнеслись так же чутко…

– А в больнице все оказалось иначе?

– Больница, – начал Троллингер, при этом его крупный рот снова тронула горькая улыбка, – не может позволить себе рисковать – это вопрос престижа. Кроме того, врачи обязаны применять на практике полученные знания, иначе они теряют квалификацию. Но, как я уже говорил, в больнице господин Мартинели очень быстро сдал… Он заполнил нужные бумаги, отрегулировал все вопросы с душеприказчиком, снабдил его наличными, а затем, словно цель его была достигнута, расслабился, совершенно расслабился. Фактически, потерял сознание и больше уже не приходил в себя. Эта болезнь непредсказуема. Единственное, что можно предсказать точно, – смерть.

– Господину Мартинели повезло, что он нашел такого гуманного врача. Неужели это произошло случайно, доктор?

– Совершенно случайно. Когда господин Мартинели потерял сознание, его слуга кинулся в аптеку за нашатырным спиртом и по дороге заметил мою вывеску. Вот, собственно, и все. Я и господин Мартинели поладили После он и слышать не хотел о другом враче. Шмид – его слуга – показался мне отличной сиделкой: он выполнял все мои распоряжения до последней буквы.

– Шмид был слугой?

– Не совсем. Просто какой-то деревенский парень, с которым господин Мартинели встретился во время поездки в Шпиц. Понимаете, Шмид – эдакий образец деревенской добродетели, – пояснил Троллингер. – Он настолько понравился господину Мартинели, что тот пользовался его услугами в Шпице, привез сюда, а перед больницей отправил обратно в Шпиц, чтобы тот расплатился по счетам и закрыл дом. Ну, поскольку господин Мартинели лишь в определенной степени доверялся мне… – Троллингер трубно хохотнул, чем-то напомнив фагот. – Не сомневаюсь. Все так и есть. Мартинели уверял меня, что прекрасно разбирается в людях. И, я думаю, это его дело.

– А как вам самому показался этот образчик добродетели, доктор? – Граф свободно откинулся на жесткую спинку кресла в позе человека, получающего удовольствие от разговора. Он вытащил портсигар. Троллингер взял со стола пачку сигарет, и Граф протянул ему зажженную спичку.

– Не берусь судить о людях подобного типа, – несколько раз затянувшись, после паузы ответил Троллингер. – Я просто не знаю их. Шмид казался мне спокойным, несколько суровым, неудачливым крестьянином или торговцем, который долго жил один. Очень независим, в современном, вульгарном смысле этого слова. Абсолютно раскован. И непостижимо предан Мартине-ли… Вероятно, сейчас он еще там, в Шпице – ждет известия о смерти Мартинели. Я не скрывал от него, что развязка не за горами, и не сомневаюсь, парень считает своим долгом дождаться похорон. Когда они состоятся, не знаю.

– В бюро Галлер нам сказали, что церемония намечена на послезавтра. – Граф наблюдал за кольцами дыма от своей сигареты. – Интересно, знаете ли, насколько большим могло оказаться влияние Шмида… на завещание Мартинели. Говорят, подобные люди наследуют кучу денег, подчас оказываясь главными наследниками.

– Насколько я знаю, Мартинели не переписывал завещание. Как-то раз он вспомнил о своих двоюродных братьях – живут, кажется, в Монтре – и пошутил, что в его завещании именно на них не хватило места. Господин Мартинели не мог потерять голову из-за слуги, которого сам нанял.

– Вам не кажется странным, что он не общался с этими родственниками и даже не хотел, чтобы их уведомили о его смерти?

Троллингер слегка поерзал в кресле.

– Может, он дал распоряжение своему банку? Я, право, об этом ничего не знаю. В тот день… в тот день, когда господин Мартинели отправился в больницу, его посетил представитель банка кантона Женева.

– В банке знали, что он умирает?

– Надо полагать.

Поражало, что доктор Троллингер – человек, судя по всему, далеко не робкого десятка – безропотно и скромно перенес этот своеобразный допрос.

Граф поднялся с кресла.

– Не провожайте, доктор. И большое спасибо за рассказ. Я все перескажу госпоже Шафер, думаю, она останется довольна. И ее долг по отношению к знакомому – уверяю вас, она питала к господину Мартинели самые добрые чувства и сожалеет о его безвременной кончине – можно считать выполненным.

Троллингер поднял глаза на гостя.

– Я не совсем понимаю, – произнес он, – как они встретились. По тому, что говорил Мартинели, и насколько я сам это знаю, уже в Шпице он страдал от слабости. Я хочу сказать, что он безвылазно сидел дома.