– Вы привели прекрасный пример фронтовой разведки, а теперь поговорим о разведке агентурной в тылу врага…
Учеба, похожая на собеседование, продолжалась.
Занятия шли к завершению. Нестеров перешел к созданию легенды. Он сказал:
– Легенда тем лучше, чем ближе к реалиям. Отныне вы – бывший полковник-преображенец, разжалованный в рядовые за избиение родственника военного министра Шуваева – дежурного офицера Воробьева. Соответствующая запись сделана в вашем солдатском билете. Естественно, что вы раздражены и озлоблены суровым решением суда. Именно это станет причиной вашего бегства к врагам.
– И еще тем, что меня затирали по службе, не отмечали моих успехов.
– Верно! С этой легендой вы доберетесь до Западного фронта, которым командует генерал Деникин. Добейтесь встречи с начальником разведки капитаном Стрешневым. Тот предупрежден.
– Борис Николаевич, вы не боитесь, что немцам покажется странным: полковник – и вдруг разжалован до рядового?
– Такие случаи известны, а тут – оскорблен родственник самого министра. Уверен, они поверят той легенде, которую мы им преподнесем. Ведь еще ни один агент вашего ранга не переходил на сторону врага таким образом. Но приготовьтесь: немцы будут проверять вас очень жестко. – Вперил взгляд в Соколова. – Вас это не пугает?
– Пугливость – чувство нерациональное.
Нестеров постучал карандашом по столу, с расстановкой произнес:
– Если немцы не поверят вам, то последствия могут быть самыми печальными. Вас, граф, выручит только твердость при допросах. Стойте на своем – и точка!
– Да, мы все детали уже обсудили, но думаю, что импровизация может иметь место. Не так ли, Борис Николаевич?
– Разумеется! Работа в тылу врага – это сплошная, хорошо подготовленная импровизация. Нам трудно предполагать, как немцы захотят использовать вас. Есть новость: с начала апреля субмарина должна прибыть в Киль для профилактического ремонта. Но вряд ли это поможет нам, диверсия – очень тонкое место во всей нашей операции…
Соколов рассмеялся негромко, но почему-то задрожали висюльки люстры.
– Вот уж чего нам хватает, так этих самых «тонких мест»!
– Это так, – вздохнул Нестеров. – С какой стати немцы, которые с нового агента глаз не будут спускать, вдруг командируют вас на «Стальную акулу»?
– Но я буду искать такую возможность, понадобится – пойду на риск.
– Когда стоишь на эшафоте, не надо торопить палача! Нам трудно судить, как немцы захотят использовать вас. Не исключаю, что вы тут можете найти свой шанс. Но повторяю: такой важный агент нам в любом случае необходим. До передовой добираться как намерены: в офицерском вагоне или вместе с новыми боевыми друзьями – в «телячьем»? – Сощуренный глаз Нестерова глядел хитро.
– Разумеется, в солдатском! Зачем ненужный риск?
Нестеров ласково улыбнулся:
– Согласен. Работа разведчика сложна как раз тем, что трудности и неожиданные сюрпризы поджидают там, где их, кажется, и быть не должно. И сколько бы мы тут ни гадали, все равно случится нечто нежданное и нежелательное. Вот почему разведчик должен в любой обстановке сохранять хладнокровие и быть находчивым.
– Буду стараться!
– Вы отказались взять с собой золотые червонцы…
– Да, это опасно, немцы их найдут. Но мне пригодится хороший бриллиант. Подобный тому, с каким я ездил к фрейлине Васильчиковой в Глогнитц.
– Полагаю, вам не откажут. И в каблук сапога заделают.
Рекомендатель
Нестеров вдруг что-то вспомнил, оживился:
– Кстати, о золотых червонцах. В пятнадцатом году, в районе Торна, мы завербовали в германском штабе армии майора. Три месяца он пересылал нам важнейшие сводки, но вдруг исчез. Потом из германских газет мы узнали: наш майор расстрелян, как шпион. И провалился агент совершенно по-глупому: когда выходил из пивнушки, где гулял с приятелями-офицерами, у него лопнул пояс с золотыми монетами – нашими гонорарами. Офицеры помогли подобрать этот золотой урожай – более полусотни монет, но сообщили о конфузе штабиста в контрразведку. Там допрашивать умеют, с ущемлением детородных органов и прочее… Финал вам известен.
Соколов усмехнулся:
– Зачем было таскать опасный груз! Привязал бы к себе авиационную бомбу – не так опасно.
– Но без значительных сумм вам не обойтись. Мы сообщим вам имена резидентов, которые в случае необходимости субсидируют вас… Но еще на нашей земле вас поджидают многие трудности. Солдаты российской армии ездят или в товарных вагонах, или – в лучшем случае – в общем, то есть третьего класса. Вам это непривычно. Но каждый шаг, повторяю, необходимо пройти самому. Терпите!
– У меня есть боевой опыт. И без горячей пищи неделями на передовой сидел, и в окопах спал, накрывшись шинелью, и в полевом лазарете лежал.
Нестеров доверительным тоном негромко произнес:
– Вот противники наши – немцы, австрийцы, венгры – ездят в вагонах с туалетом. Что туалет! Вагоны для рядового состава имеют теплый душ. – Уперся взглядом в Соколова. – Вы понимаете: теплый душ! На передовой едят не как мы – из жестяных котелков, а из фаянсовых тарелок. Для супа – глубокая, для куриной котлетки – мелкая тарелка. Не фронт – ресторан «Континенталь» в Берлине. Если бы немецких солдат отправили умирать на фронт в «телячьем» вагоне с парашей, они подняли бы бунт. Так-то, сударь мой! – И он вздохнул, спрятал хитрый взгляд в служебных бумажках.
Соколов возразил:
– Умение стойко переносить невзгоды является достоинством воина. Идти в атаку я предпочел бы с русскими солдатами, а не с германцами или турками.
Беседа, как всегда, затянулась до позднего вечера. Когда Соколов уже прощался с инструктором, тот спросил:
– Простите, я запамятовал, кто вас рекомендовал для агентурной работы?
Соколов с недоумением посмотрел на своего учителя:
– Неужели вы не знаете?
Нестеров уклончиво ответил:
– Знал, да как-то нынче заработался, подзабыл. А этому усердному человеку, открывшему вас для разведывательной работы, надо было еще к Рождеству сделать приятное – отправить дополнительное вознаграждение. У нас так принято.
Соколов развеселился:
– Обязательно отправьте! Он будет счастлив получить за мою персону сто или двести рублей.
Нестеров макнул ручку в чернильницу, приготовился записывать.
– Так кто рекомендатель?
– Государь наш, Николай Александрович!
С пера скатилась большая капля и оставила жирную кляксу.
Женское томление
Приятная гостья
Поздним вечером Соколов возвращался в «Асторию». Он мечтал о том, чтобы растянуться на широченной кровати по диагонали (иначе не умещался!) и забыться глубоким сном до шести утра.
Однако графа ждал сюрприз. Когда он хотел взять у портье ключи, тот, распушая бороду-веник и потупляя виновато взор, пробормотал:
– Ваше высокоблагородие! Вы, конечно, извиняйте, в вашей люксе дама изволят дожидаться, племянница-с.
– Что такое? – поднял бровь Соколов. – Какая еще племянница?
– Из себя смазливые будут, роскошная шуба и прочее. Сказали: «Я графу племянница родная! Стало быть, ждать в прохожем вестибюле мне презрительно». Ну, я и дал ключик-с. А как не дать? Вдруг вы, ваше превосходительство, осерчаете и изволите по моей морде наложить-с! У меня в практике случаи бывали-с.
Портье упустил в своем рассказе такую мелкую деталь, как червонец, который получил от дамы.
Соколов, испытывая приятное любопытство, поднялся по зеленой ковровой дорожке, устилавшей мраморную лестницу, распахнул дверь, шагнул в гостиную. Вдруг послышался шорох платья, и кто-то выскочил из-за тяжелой бархатной портьеры. Узкие прохладные ладошки опустились ему на глаза. Нежный голосок проворковал:
– Отгадай, кто я?
Перед Соколовым стояла полная очарования, сиявшая дразнящей красотой и лукавыми смородинными глазами Вера фон Лауниц – жена одного из руководителей германской разведки. Красавица страстно целовала лицо графа, наклоняя его голову и встав на носки.
Мой читатель помнит: эта красавица ради любви к Соколову перед войной старательно снабжала российские спецслужбы важными документами, почерпнутыми на время из сейфа мужа. На гостье было надето шелковое платье, которое туго обтягивало ее фигуру, подчеркивая соблазнительные прелести.
Гений сыска искренне удивился:
– Вот это сюрприз! Каким образом ты здесь?
Вера Аркадьевна рассмеялась:
– Ишь какой хитрый! Тебе все расскажешь, ты к девушке сразу интерес потеряешь…
– Заблуждаетесь, сударыня! К такой красивой девушке у меня всегда интерес жгучий.
Вера Аркадьевна прильнула к уху сыщика, дыхнула:
– У тебя, конечно, прослушивают?
Соколов согласно кивнул:
– Надеюсь!
Она подумала, махнула рукой:
– Пусть знают, все равно завтра-послезавтра меня сцапают.
– Ты опять что-нибудь натворила?
– Ничего плохого! Наоборот, я сделала много хорошего для российской разведки. Жизнью рисковала – ты знаешь о моих приключениях в Глогнитце, когда в гостинице «Адлер» я укокошила предателя Гершау…
– Как не помнить! Только счастливый случай помог тебе избежать суда и расстрела.
– Вот теперь имею от российской разведки «благодарность»!
– Что случилось, Вера? Ведь бежав из Австро-Венгрии, ты оказалась в Берлине?
– Я и прибыла к тебе из этого величественного, но мрачного города.
И дальше гений сыска услыхал потрясающую историю.
В бегах
Вера Аркадьевна простодушно рассказывала:
– Я очень хотела обнять тебя, мой богатырь! Пойми, я очень-очень о тебе страдала! – На глазах блеснули слезинки. – Я от долгой разлуки могла даже умереть. Не понимаешь, пупсик? Да, вы, мужчины, очень умные, как сами о себе думаете. Но есть хоть один, кто разгадал тайну женского сердечка: почему мы готовы положить свою жизнь за возлюбленного? Отвечаю: потому что мы умеем любить по-настоящему.
– Как ты из враждебного Берлина проникла в Россию? – удивился Соколов.
– Помог мой любящий муженек, которому я сказала: «Соскучилась по родственникам! Если не поможешь съездить, то уйду от тебя к Альфреду Тирпицу – адмирал давно за мной ухлестывает!» – «Он старый!» – «Настоящая женщина из любого старика может сделать доброго молодца!»
– Твой Лауниц напугался угрозы?
– Еще как! Мужчина только тогда дорожит женщиной, когда боится ее потерять! Я попала на территорию Российской империи с паспортом гражданки Швейцарии Софьи Бланк. Моя заветная мечта сбылась – я с тобой! Но за мной охотятся…
Соколов улыбнулся:
– Чую, у тебя были потрясающие приключения?
Она покрутила хорошенькой головкой, проворковала:
– Еще какие! Жаль, что ты книги не пишешь, такой роман накатал бы – другим не снилось. Я приехала в Москву – тебя не застала. По телефону горничная Лушка сказала: «Барин в Петербурге!» У меня в Москве были разные дела. Остановилась в гостинице Гунста, что в доме номер пять по Хрущевскому переулку. Два дня жила тихо и мирно, навещала своих бедных и бестолковых родственничков, ходила по магазинам.
– В охранное отделение к Мартынову не заглянула?
– Нет, и это было моей роковой ошибкой. Качу в саночках с Солянки, где свою тетку навестила, к Театральной площади. И замечаю: за мной сани как привязанные болтаются, в ней наружник ковриком прикрывается. Подкатила к «Мюр и Мерилизу», кое-что из галантереи купить. В Берлине магазины опустели, а я не могу к возлюбленному в застиранном исподнем появиться! Купила пустяков разных: кружева, ленточки, в отдел белья на втором этаже заглянула. Ну конечно, шляпку взяла – с перьями, очень модная в нынешнем сезоне. Хожу по магазину – филер тут как тут. Думаю: плохи дела! То ли случайно привязался, то ли от гостиницы следит – не понять.
У Соколова весельем искрились глаза.
– И что сделала ты, опытная разведчица?
– Решила от филера соскочить. Я в толпу затесалась, пробежала несколько залов и выскочила на Неглинку. Не пошла к своему извозчику, а села в сани к другому, поехала на Арбат. Ну, думаю, слава богу, освободилась от хвоста! На Арбате юркнула в Торговый дом Кандырина, накупила себе панталон: для каждого дня – мадаполамовые и нансуковые, для выхода – батистовые с шитьем и кружевами. Вот, погляди! – Задрала подол платья, показала удивительно стройные ноги и роскошные панталоны. – Нравятся?
– Очень!
– Знаю вас, мужиков! То, что под панталонами, нравится еще больше. Вышла из отдела дамского белья, гляжу – наискосок, саженях в десяти, знаешь, возле мужского трикотажа, опять наружник, теперь другой. И делает вид, что газету читает, а сам ее кверху ногами держит. Нырнула я в обувной отдел – это на первом этаже, там выход на хозяйственный двор. Я прошла по всем служебным помещениям, никто не остановил меня, выскочила в Староконюшенный переулок и в гостиницу бегом. Радуюсь: избавилась от слежки!
Соколов не пропускал ни слова.
– И что случилось дальше?
– Вечером в ресторан спустилась – в углу, недалеко от буфета, морда штампованная сидит, делает вид, что в стену глаза пялит, а я уже знаю, кто ему интересен. Думаю: надо в гостинице переночевать, а утром десятичасовым поездом бежать в Питер!
Вдруг в девять утра долбят в дверь: «Откройте!» На пороге два молодца в котелках и в одинаковых английских пальто. Сразу догадалась, что за воробьи под мою застреху попали. Говорю: «Молодые люди! Вы что, из одного сиротского приюта?» Они вежливость изображают, расшаркиваются: «Простите, мадам, наш ранний визит. Полковник Мартынов очень будет рад сейчас же вас видеть! Авто внизу». Ну, думаю, не спится начальнику охранного отделения! Авто повезло меня на Тверской бульвар, а молодцы остались. – Вера Аркадьевна вытаращила глазищи на Соколова. – Как думаешь, что эти балбесы стали делать?
– Негласный обыск?
– Именно! Эти поганцы рылись в моих вещах и даже не сумели положить толком на место парфюмерию. Итак, приехала в охранное отделение…
– И что Мартынов?
– Этот гнусный тип вскочил с кресла, бегает вокруг меня и ругается: «У нас, Вера Аркадьевна, сложились с вами доверительные отношения, мы вам премии выплачивали, а вы наплевали на свои обязательства. Как вы посмели тайком нарушить государственную границу? И ни словом не информировали нас об этом. Вы кто, германская шпионка? При нынешнем военном положении – суд и к стенке! Фон Лауниц наш злейший враг! А вы – его супруга. Муж и жена – одна сатана. В лучшем случае вы будете объявлены персоной нон грата и выдворены из пределов Российской империи!» И приказал: «Никуда не выходите из гостиницы! Вы, сударыня, под домашним арестом. И не думайте бежать. Тут же – в Лефортовскую военную тюрьму, на нары! Распишитесь, вот постановление о невыезде. Завтра утром увидимся, у меня есть к вам вопросы». Поставила я закорючку и плюнула в глаза Мартынову: «Вот тебе, козел с пробором! Отблагодарил за верную службу!»
– Но как тебе удалось бежать из Москвы?
Вера Аркадьевна махнула рукой:
– Из Берлина бежала, а тут – тьфу, одно веселье! Двух стражников посадили прямо в моем номере. Я занималась своими делами: читала, рисовала, на пианино одним пальцем Баха играла, делала гимнастику, спала после обеда, блюда за казенный счет по карте в номер приносили. Когда было часов девять вечера, я даю деньги одному из стражников: «Сделайте, сударь, для дамы одолжение: принесите из „Праги" ужин на троих, вместе вкушать будем, и две-три бутылки дорогих вин. Нынче я угощаю». Он только за порог, я стала переодеваться – все на глазах своего сторожа. Парнишка как увидал меня раздетой, так затрясся, сам молоденький, нецелованный. А я все продумала, не таких вокруг пальца обводила. Говорю: «Ну, дурачок, иди скорей в ванную комнату, напусти теплой воды, приведи себя в порядок!
Прямо в воде любовью побалую тебя. Не пробовал? Зря! Торопись, пока твой товарищ не пришел!» Он только разделся да в воду залез, я дверь в ванную комнату снаружи на задвижку, а одежду его в окно вышвырнула. Он долбит в дверь, орет, да никто его не слышит. Сама манто накинула, схватила баул да деру. На углу – извозчик. Он довез меня до вокзала… и я прикатила сюда. Давай скорей ляжем в постель, пока меня опять не арестовали.