– Так точно, – ответил Жуков, даже вытянулся, как на параде. – Никаких крупных преступлений в столице и близлежащих уездах.
– Вот, – сжал губы Путилин.
– Может, – вставил пристав, – Федька – первый в списке?
– Возможно, – через минуту произнес Иван Дмитриевич, – но не кровавили бы столько убийцы, не привлекали бы внимания, если собирались совершить еще несколько налетов. Вот поэтому я и склоняюсь к мысли, что местные совершили такое злодеяние, местные.
– Но может быть, все же заезжие? – настаивал Авчинников.
– Надо искать среди местной публики, – опять повернулся Путилин к Жукову. – Вокзалы… – потом задумался. – Вокзалы, может быть, но семь девиц… Как ты мыслишь?
– Мне кажется, девиц надо искать где-то недалеко, – Миша нахмурил брови. – Не стали бы эти… – он подбирал для убийц слово, но не найдя, продолжил: – … увозить с собой девиц. Это ж какая обуза, семь баб? – обратился он к приставу, тот кивнул, – семь, это ж целый гарем, а не дай бог кто из них что разболтает, если сбежит? Нет, надо искать где-то рядом, боюсь загадывать, но хладные трупы…
– Там… там… – прибежал бледный полицейский с глазами навыкате и трясущимися от страха или увиденного губами, постоянно махая в сторону дальнего угла двора руками. – Там это, там…
– Что там? – вскипел пристав. – Хватит тамкать. Толком говори и не трясись, в полиции служишь, а не в богадельне.
– Там, – снова начал полицейский, но осекся под сердитым взглядом пристава, – в выгребной яме тела убитых.
– Сколько?
– Не считали, но много.
– Что стал? Веди уж.
ВЫГРЕБНАЯ ЯМА НАХОДИЛАСЬ в дальнем углу двора, за дровяником. Зрелище открывалось не из приятных. Авчинников побледнел и отошел в сторону, подавляя приступы рвотных позывов.
На лице Путилина заиграли желваки, и рука сама потянулась к головному убору.
На поларшина ниже в яме лежали едва прикрытые тела девиц с растрепанными волосами – темными, светлыми, рыжими, с почти черными полосами вокруг шей, неприкрытые глаза некоторых смотрели в небо, казалось, что бледные ноги и руки, торчащие в разные стороны, принадлежат сломанным куклам, с которыми развлекался великовозрастный детина и выбросил, наигравшись.
– Одна загадка получила ответ, – едва слышно произнес Жуков.
– Лучше бы было томиться в неизвестности, – прошептал Путилин.
– Теперь что? – Миша мял в руках шапку.
– Теперь будем со всей тщательностью и скрупулезностью искать этих зверей, – Иван Дмитриевич не повышал голоса, словно лелеял надежду, что девицы встряхнутся и пробудятся от вечного сна.
– Вы все-таки думаете, что местные?
– Да, в этом преступлении замешан хотя бы один из местных, тот, кого в заведении хорошо знали, и он, как дикое животное, уничтожил свидетелей, чтобы они его не опознали. Сейчас ясно, как божий день, – почесал Путилин ладонью висок, – из местных.
– Федька же явных врагов не имел? – то ли спросил Жуков, то ли сказал утвердительно.
– Не имел, но, как сказал наш Василий Андреянович, сей факт решающего значения не имеет. Ты, наверное, забыл, что где пахнет хорошими деньгами, дружба отходит на второй план, тем более в преступных кругах.
– Так-то оно так.
– Так, не так, Миша… но ноги в руки – и на поиски.
– Я, Иван Дмитриевич, готов, но не могу понять с кого мне начинать? – растерянно выдавил из себя Жуков.
– С кого? Хороший вопрос… – Путилин отошел от ямы, надевая головной убор. – Должны же мы с тобой… – начальник сыска позволил себе улыбнуться, – сесть, как следует подумать, прикинуть, не все же нам время просто штаны просиживать на службе.
– Иван Дмитрич…
– Что Иван Дмитрич, я и так вижу, что притаился ты, как мышь в амбаре, имеешь что-то за душой, но не решаешься произнести вслух.
– Есть, конечно, соображения, но…
– Не тяни душу, злодей, выкладывай, что придумал.
– Громко сказано, придумал, есть некие соображения. Вот, к примеру, вы, Иван Дмитрич, говорили, что Федька, царствие ему небесное… – Жуков, вроде бы серьезно, но как-то карикатурно, словно плохой актер в драме, перекрестился, – …поднимался ни свет ни заря.
– Было, – Путилин кивнул.
– Так вот, наши убийцы…
– Не совсем уж они наши, – пробурчал начальник сыска.
– Наши, Иван Дмитрич, наши, – Миша продолжил: – Так вот, наши убийцы, а я подозреваю, что они шустрые и заранее распределили роли, управились за час, ну полтора с сим печальным делом. Они приехали не на санях, иначе поставили бы их во дворе, чтобы никто не смог их приметить, ведь в такое время многие едут в столицу, приметили бы.
– Возможно.
– Значит, им надо было отсюда уехать, саней взять не могли здесь на Ланской, возница бы потом вспомнил, что в утро, когда обнаружены убитые, вез три подозрительные личности с небольшим багажом, саквояжами, сумками, ведь они прихватили не только ассигнации, процентные бумаги, но и драгоценности. Серьги, цепочки, браслеты, ведь Веселый слыл скупщиком краденого.
– Был.
– Так вот, убийцы уехали на поезде. Почему я уверен? Так другого пути у них не оставалось.
– Хорошо, с твоими словами соглашусь, но в какую сторону? Если в столицу, то на следующей станции, а вот в сторону Гельсингфорса, так целых семь.
– Уверен, что их стоит искать в столице.
– Почему?
– Пока мы ходили по дому, я заглянул в книжку, до девяти утра было только три поезда: один, почтовый – в пять тридцать, второй, пассажирский – ровно в шесть утра. Эти два до Гельсингфорса, но я их отбрасываю, ибо не успели бы они совершить убийства, собрать баулы и дойти до станции, а вот следующий поезд заслуживает пристального внимания – в шесть часов сорок две минуты, идущий в столицу.
– Пожалуй, Миша, ты прав, – подумал секунду Путилин, – иди на станцию, ты знаешь, что там делать, не впервой.
– Так точно, – повеселел Жуков и даже вытянулся в струнку, потом словно бы обмяк и наклонился к Путилину, указывая глазами на пристава, спрашивая, что с ним.
– Как же без местных властей? – так же тихо ответствовал Иван Дмитриевич.
Поручик Авчинников стоял в нескольких шагах и делал вид, что беседа сыскных агентов его не касается, но слишком напоказ.
– Александр Иванович, – позвал пристава начальник сыска, – не откажите в любезности помочь в расспросах станционных служащих, ведь вы знаете стан намного лучше нас.
– С превеликим удовольствием, – просиял лицом поручик, выказывая заинтересованность в раскрытии столь жестокого преступления на участке, приданном приставу по службе, – я сам помогу вам.
– Со станции в шесть часов сорок две минуты отбыл в столицу поезд, мы предполагаем, что именно на нем уехали преступники, а значит, оставили нам хоть маленький, но след.
– Понимаю.
– До станции далеко? – вмешался в разговор путилинский помощник.
– Нет, несколько минут ходу.
– Ступайте, я в сыскное.
ДОМ ВЕСЕЛОГО СТОЯЛ на отшибе, хотя нельзя и сказать, что в безлюдной части села.
Дошли быстро, Миша не успел озябнуть и натянуть перчатки, шел всю дорогу сжимая их в руке и помахивая.
– Скажите, Михаил Силантьевич, – первым нарушил молчание пристав, – мы в силах найти преступников?
– Думаю, да, – Жуков не поворачивал головы к собеседнику, голову теснили совсем другие мысли, не было желания отвечать Авчинникову.
– Столько невинных душ загублено, – сокрушался полицейский начальник. – Не люди, а звери на двух ногах, право слово звери.
– Мы до них доберемся, – твердо произнес Миша. – Сколько веревочке ни виться, кончик покажется.
– На словах…
– Нет, господин пристав, у нас дела со словами не расходятся, – перебил поручика путилинский помощник, – бывает, конечно, всякое, но в данном случае, мне кажется, ухвачен след, вот его мы с вами и должны выявить.
ОДНОЭТАЖНОЕ ЗДАНИЕ СТАНЦИИ февральским днем казалось темным и неприветливым, хотя и было выкрашено недавно, прошлым летом, зеленой краской. Ни единого человека не было видно вокруг. Поезд прошел час тому, следующий не скоро.
Пристав дернул за ручку дверь, оказалось заперто, поэтому он кулаком забарабанил в косяк.
– Открывай!
Внутри послышался кашель, вслед за ним какой-то звук, то ли бубнеж, то ли ругань, и только после этого раздался скрип железа, видимо, засова.
– Кого там черти несут, – раздался довольно молодой голос.
– Открывай! – рявкнул пристав, Миша даже вздрогнул, не ожидал такого от поручика.
– Ах, это вы, Александр Иванович, – голос за дверью помягчел.
– Я это, да отворяй, черт нерусский, – Авчинников не скрывал улыбки на лице. – Чай не лето.
– Сию минут, – голос чертыхнулся, и дверь распахнулась. – Чертов засов застрял. – На пороге стоял рыжий малый лет сорока с куцей, слегка посеребренной бородкой.
– Здравствуй, Иван Егорович!
– Александр Иванович, – расшаркался мужчина.
– Так и будешь нас на пороге держать?
– Что вы, Александр Иванович, проходите, гостем дорогим будьте, милости прошу, – засуетился мужчина. – Проходите вот сюда, – вился ужом хозяин, – проходите, присаживайтесь. Как говорится, в ногах правды нет.
Авчинников хозяйской поступью прошел в маленькую комнату, бывшую при станции кассой, присел на стул и только тогда кивнул на Мишу:
– Рекомендую: Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции господина Путилина.
– Очень приятно, – мужчина протянул руку Жукову и отрекомендовался: – Губернский секретарь Иван Егорович Минц, – и добавил: – Начальник станции.
Миша кивнул.
– Чем, господа, могу быть, полезен?
– Ты, стало быть, Иван Егорыч, ничего не слышал?
– Что я должен слышать?
– О Федоре Перышкине.
– О Федоре Семеныче? – уважительно сказал начальник станции, при его словах Жуков покосился на пристава.
«Из одного котла кормятся, – мелькнуло в голове, и Миша насторожился, – как бы сведения не утаили».
– Да, Иван Егорыч… – начал было пристав, но помощник Путилина поднялся со стула, на который только присел.
– Александр Иваныч, – Миша посмотрел на полицейского начальника, не убирая с лица улыбки. – Позвольте мне?
– Ваше право, как сыскного агента, разве я могу возражать? – поручик красноречиво посмотрел на железнодорожного чиновника, тот понял и в ответ незаметно кивнул, что не укрылось от внимательного взгляда Михаила.
– Федор Семенович – приметная личность, даже мы в столице о нем слыхивали: – Минц молчал. – Часто ли он ездил в столицу?
– Поездом редко, ведь у него свои лошади в конюшне.
– Значит, все-таки ездил?
– Бывало.
– А насколько близко вы были знакомы?
– О! – улыбнулся начальник станции. – Я – человек маленький и небогатый. С таким, как Федор Семеныч, хотел бы дружбу водить, но, увы, как говорится, гусь свинье не товарищ.
– Значит, вы его знали, как одного из богатых людей Ланской?
– Вот именно, ежели ехал на поезде, то непременно поздоровается, спросит о здоровье и всегда ездил первым классом.
– Когда, вы говорите, он в последний раз в столицу ездил?
– С неделю будет.
– Он один был?
– Нет, с барышней.
– Из его дам?
– Из заведения, – и начальник станции покрылся красными пятнами. «Вот что они скрывают, – на Мишиной душе воцарился покой. – Ай да пристав, ай да чиновничек. Значится, они знались с клиентами небезызвестного Федькиного заведения».
– Вы, Иван Егорыч, на службе с раннего утра? – Миша ушел в сторону от щекотливой темы, чтобы не смущать присутствующих.
– А как же? В моих обязанностях встречать поезда, продавать билеты и следить за порядком на станции.
– А что полицейский не придан блюсти здесь порядок? – Жуков обратился к Авчинникову.
– К сожалению, этот вопрос решить не в моих силах, штатом не предусмотрен.
– Хорошо, до семи часов утра было два поезда: один – в столицу, другой – в Гельсингфорс.
– Никак нет, три, господин Жуков.
– Да, три, из них только один – в столицу.
– В пять тридцать и шесть часов – в Гельсингфорс, а в шесть сорок две – в столицу.
– Вы помните, кто сел на поезда на север?
– Сегодня, к моему глубокому сожалению, никто не соизволил направиться, как вы правильно выразились, на север.
– А в столицу?
– Взято семь билетов, два – первого класса, и пять – второго.
– Все отъезжающие вам знакомы?
– Нет, не все.
– Кого вы не признали?
– Двоих, которые взяли билеты третьего класса.
– Вы ранее их видели?
– Нет, в первый раз, – чиновник начал пояснять: – Господин Жуков, у меня память хорошая на лица, будьте уверены, что если один раз увижу кого, то уже никогда не забуду.
– Это замечательно, значит, можете назвать имена всех, кого узнали?
– Могу, – просто сказал Иван Егорович, Миша даже замер на секунду.
– И кто там был?
– Тимохин, – чиновник смотрел не на Жукова, а на пристава, тот кивнул, – Иванов, который Петр Трофимович, – пристав опять кивнул. – Степаниха, – и поправился: – Евдокия Степановна, Приблудов-старший, эти двое, которые в первый раз, и еще один.
– Уехавший первым классом? – Мишино сердце застучало паровым молотом.
– Первым.
– Вы раньше его встречали?
– Да.
– Где? – От волнения Жуков произнес вопрос дважды, первый прозвучал так тихо, что Минц не услышал.
– Здесь на станции.
– Давно?
– Вот даты для меня темный лес, в отличие от лиц, – сказал начальник станции. – Думаю, в последний раз под Рождество.
– Полтора месяца тому.
– Получается, так.
– Вы видели этого человека один раз?
– Нет, что вы, – Минц возвел глаза к потолку и начал загибать пальцы. – Четыре, именно, четыре.
– И ты знаешь, к кому он наведывался?
– К Федору Семенычу, – уверенно сказал начальник станции.
– На чем зиждется такая уверенность?
– Так Афанасия Львовича сам Федор Семеныч провожали.
– Может, в тот день вы разговаривали с Федором Семенычем? – Миша даже руки потер от удовольствия.
– Было дело, – зарделся от собственной значимости Минц.
– Так, может быть, господин Перышкин о спутнике что-нибудь говорил.
– Точно так, Федор Семеныч подняли кверху палец, вот так, – Иван Егорович показал, как воздел руку местный богатей, – и сказали: «Сей человек имеет столько сейфов, что нам и не снилось!» Тогда я подумал, что человек сей богат, как Крез.
– Значит, Афанасий Львович, говорите, его зовут?
– Истинно так.
– Более его не встречали?
– Один-два раза.
– Каждый раз его провожал Федор Семеныч?
– Никак нет, провожали только в тот раз, о котором я упоминал.
– Хорошо. Те двое неизвестных, они с Афанасием Львовичем были?
– Никак нет, и билеты отдельно брали, и держались особняком, – начальник станции возвел глаза к потолку, что-то вспоминая. – Нет, мне кажется, не знакомы они были.
– Да, – Миша наморщил лоб. – Эти двое с багажом уезжали?
– Н-е-е-т, – тянул Иван Егорович, – нет, багажа с ними не видел.
– А Афанасий Львович?
– Тот с саквояжем, как доктора носят.
– Значит, они уехали на поезде в шесть сорок две в направлении столицы.
– Так точно.
– Как выглядел этот Афанасий Львович? Ну, лицо круглое, вытянутое, с бородой, усами, как?
– Обычно, – пожал плечами начальник станции, при этом сведя брови к переносице. – Темное пальто.
– Черное?
– Когда он протягивал мне деньги, то в свете лампы оно показалось мне темно-синим, нежели черным. Кожаные перчатки с тремя пуговками, вот здесь, – он показал на своей руке, – усов и бороды я не приметил, вот нос длинный, как у птицы, и прямой такой, заостренный, лицо вытянутое, и губы такие узкие, словно бы щель под носом, на подбородке ямочка.
– Шрамов, родинок на лице не было?
– Нет, не заметил, деньги достал из потертого бумажника, я уж подумал, что такой важный человек, а жалеет пары рублей на новый.
– Какого он росту был?
– Пожалуй, повыше меня, это я, господин Жуков, – увидев удивленный Мишин взгляд, пояснил Минц, – по окошку кассы сужу.