Карен Манасян стоял у перил деревянной пристаньки, выходившей на озеро, прижимая к уху мобильный телефон, и наблюдал за девушкой в лимонно-желтом бикини, лежавшей на носу грохочущей лыжной лодки, стоявшей в воде в сотне метров внизу. На нем были черные льняные брюки и сизая шелковая рубашка, расстегнутая до середины груди, из-под которой выглядывали темные волосы. Он разговаривал со своей мобильной группой наблюдения, которая только что позвонила и сообщила о прибытии Раисы Смириной.
Слушая, он наблюдал, как другая девушка, в черных стрингах и с бокалом в руке, перегнувшись через борт лодки, разговаривала с мужчиной, готовившим лыжи. Второй человек стоял у руля и говорил ему, что делать.
- Ах, очень хорошо, - сказал Манасян, - именно, именно. Мне нужны были хорошие новости. До сих пор никаких признаков телохранителей, что-то подобное?... Отлично, отлично.
Девушки прихорашивались на солнце. Такие девушки, с хорошими грудями. А потом девушка лежавшая на носу встала и села в лодку. Водитель, оглянувшись, завел мотор. Опора погрузилась в воду, и лодка взлетела. Внезапно парень в воде запрыгал на лыжах по поверхности озера, направляясь в сверкающую рябь воды.
Манасян смотрел, как они выходят на солнце. Эх, работа.
Он оглянулся на Израильянца, который сидел на другой стороне двора за столом в тени деревьев. Он курил и сосредоточенно смотрел на экран компьютера, как будто смотрел в центр вселенной, посылая и получая зашифрованные сообщения через Софию, Афины, Анкару, Бейрут, Марсель. Он едва успел поесть. Он мало спал. Он был раздражен. Он был летучим, как нитроглицерин, и с ним было еще труднее справиться.
Но все, кто был замешан в этом деле, были на пределе. Это был слишком наглый "наезд", по мнению многих задействованных лиц. На всех давили, потому что всем платили вдвое больше обычного, и поэтому Израильянц ожидал от них сверхчеловеческих подвигов.
На глазах у Манасяна Израильянц вдруг выпрямился в кресле и уставился на экран ноутбука. Манасян перестал слышать все, что ему говорили по мобильному телефону. Израильянц наклонился к экрану, выражение его лица стало жестче.
- Я вам перезвоню, - сказал Манасян. Он отключил мобильный телефон и начал обходить бассейн, когда Израильянц вдруг выругался и вскочил на ноги. Он схватил со стола ноутбук и подбросил его в воздух. тот описал высокую дугу, все еще открытый, экран осветился последним сообщением, а затем упал в реку совсем рядом с берегом, где с мягким чавканьем ударился о воду и медленно опустился на дно.
Манасян ошалело остановился. Рубен смотрел на него, широко расставив ноги в воинственной позе.
- Черт побери! - рявкнул он. - дайте мне новый компьютер.
Манасян вспотел, когда вошел в дом и схватил ноутбук со стола в столовой. Когда он выходил с ним наружу, его мозг перебирал все места, где они ожидали сбоев, пытаясь угадать, что могло вызвать вспышку ярости Израильянца.
- Я не верю этому парню, - сказал Рубен. - Его голос вернулся к разговорной громкости. Его ярость ушла в подполье так же внезапно, как и появилась.
Манасян поставил ноутбук на стол, открыл его и нажал кнопку питания. Затем он обошел стол с другой стороны, чтобы видеть лицо Израильянца. Рубен ловко управлялся с ключами, его пальцы почти беззвучно шептались над маленькими серыми пластиковыми квадратиками.
Они подождали, пока материализуется защищенный файл, и тогда Израильянц вытащил сообщение, вызвавшее его вспышку. Он развернул ноутбук и сунул его Манасяну.
- Редкостный долбоеб, - сказал он с улыбкой, в его голосе слышалось презрение.
Манасян посмотрел на экран.
"У меня есть 9 миллионов евро, готовых для "Транском Трэйд", но я их не отдам, пока не поговорю с тобой снова, лицом к лицу. Ты должен кое-что понять. Я ничего не сделал, чтобы ослушаться твоих указаний. Если ты собираешься убивать людей, даже если я буду следовать твоим указаниям, тогда я оставлю себе свои деньги, и ты можешь идти к черту."
Манасян не мог поверить своим глазам. Смирин только что подари им еще одну или две жизни. Манасян чувствовал, что Рубен смотрит на него поверх экрана компьютера, ожидая ответа.
- Ну, по крайней мере, ты знаешь, что у него нет советчиков, - сказал Манасян. - Никто в нашем бизнесе не позволил бы ему ответить так.
Израильянц ничего не сказал. Его глаза оторвались от Манасяна и остановились на полпути, ничего не видя.
- Так что же он творит? - Спросил Израильянц.
- Может, он не справился с нервами после убийства Свиридова. Может, он взбесился.
- Он этого не сделает. Может быть, он видел недостаточно убийств, вот что я думаю.
Это была большая игра Рубена, ва-банк, все или ничего, и он изучал психологический профиль Смирина, как профессиональный психиатр. Из этих документов Израильянц создал свое собственное понимание психологии Смирина, которое позволяло ему предвидеть реакцию бизнесмена на любое давление, оказываемое Рубеном, еще до того, как тот его применял. Это послание, однако, было отклонением от плана.
Но нетерпение Израильянца, вызванное этим удивлением, было всего лишь нетерпением. По мнению Рубена, его превосходство было твердо установлено. Смирин мог сделать внезапный шаг, который требовал внезапной реакции, но это было лишь мгновенное отвлечение.
- Все же интересное развитие событий, - сказал Израильянц. - Неповиновение? После того, как узнал, что он ответственен за смерть своего друга?
- Но он считает, что убийство было неоправданным, - сказал Манасян. - Может, он вообще не считает себя виноватым. Он думает, что ты выходишь за рамки.
Израильянц медленно вытащил сигарету из пачки, лежавшей перед ним на столе, как будто быстрое движение могло сбить его с толку. Он зажег ее и уставился в марево.
- Может быть, - задумчиво произнес Израильянц. - Этот парень-сложная смесь, кот со стальными яйцами. - Он рассмеялся. - Да, хорошее описание. Я просто удивлен, что он проявил характер в этот момент. Возможно, после небольшого давления. Но я думал, что первое убийство собьет его с ног, что ему потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя. Тогда, возможно, мне будет трудно с ним.
Он курил, кивая сам себе.
- Да, это интересно.
Манасян смотрел на шефа. Для него это тоже было интересно. В обычных обстоятельствах подобное неповиновение уже привело бы к приказу о быстрой и жестокой смерти, но на этот раз Рубен почему-то не был столь предсказуем. На этот раз он был готов проявить немного терпения, даже если это будет сделано против его прихоти. Может быть, Израильянц хотел денег даже больше, чем соревнования в мачизме со Смириным. О жадности Рубена ходили легенды. Он явно хотел эти миллионы.
Но дело было не только в этом. Хотя Манасян не был непосредственно вовлечен в это дело, и шеф никогда не говорил ему об этом, Карен знал, что на карту поставлено нечто большее. Израильянц снова вел дела со своими старыми друзьями на Ближнем Востоке. Бизнес в Иракском Курдистане и Иордании.
Официально Манасян не был в курсе, но знал об этом больше, чем думал Рубен. В той же Турции не происходило ничего такого, о чем не знал бы Карен. И странная деятельность его старого товарища Рубена не была исключением.
Даже по стандартам Израильянца этот ближневосточный бизнес был слишком рискован. Неудивительно, что Рубен временами бывал непостоянен, а в других ситуациях-непривычно податлив. На него действовало это постоянное напряжение.
- Это можно организовать? - Спросил наконец Израильянц, переводя взгляд на Карена. - Безопасную встречу с этим нахалом?
- Это можно сделать, Рубен. Но ты уверен, что хочешь это сделать?
Израильянц покосился на Манасяна.
- Страх. И гибкость. А? Это требует грубой руки ... с нежным прикосновением время от времени, чтобы дать ему надежду. Мы должны быть гибкими, Карен. Мы никогда раньше так не делали. Мы должны быть ... чувствительны к возможностям. Кнут здесь. Пряник там. Мы делаем то, что должны... за шестьдесят миллионов евро, да? Ты можешь это сделать? Нет проблем?
- Конечно, мы можем это сделать. Но мы должны контролировать слежение, прослушку, транспорт. И мы должны заставить его думать, что нам нужно время, чтобы ты прилетел на встречу. Мы не хотим, чтобы он знал, что ты рядом.
Рубен на мгновение задумался. Потом протянул руку, развернул ноутбук и начал печатать.
- Окей. Нам надо уладить один вопрос. Ждите инструкций. Вы должны уложиться в срок оплаты завтра.
Израильянц снова повернул ноутбук и показал сообщение Манасяну.
- Я свяжусь со своими людьми и начну подготовку. - кивнул Карен.
- Пошли.
Карен закрыл ноутбук, Израильянц отодвинул стул и встал. Он хотел увидеть ноутбук в воде. Он подошел к реке и остановился, почти свесив носки кроссовок. Он заглянул вниз и увидел его, лежащего внизу, как единственный глаз на лбу человека. Рубен курил, и дым уносило ветром, который гулял по песчаным утесам над озером.
Его глаза уловили движение упавшего в воду дубового листа. Тот бешено кружил в воздухе, переменчивый ветер швырял его то в одну, то в другую сторону, сначала в маниакальной погоне, потом в неистовом полете через аквамариновую воду.
"Вот как я хочу Бориса Смирина", - подумал он, находясь на грани истерики, его сердце бешено колотилось, разум не мог остановиться достаточно долго, чтобы обрести способность рассуждать, но обладал достаточным контролем над своими способностями, чтобы знать, что чем быстрее тот выложит деньги, тем скорее прекратятся смерти. Именно такое давление Рубен должен был восстановить при встрече со Смириным. Этого бизнесмена стоило постоянно прессовать, не давая ему времени маневрировать. Его нужно было сломать.
Глава 24
На обратном пути из сада Борис остановился у гостевого домика, а Раиса продолжила путь к дому. Гостиная теперь была забита компьютерами и разнообразным электронным оборудованием, которое он даже не пытался понять.
Хазанов вкратце рассказал Борису о том, как все это будет работать, и как раз вводил его в курс дела, когда у Смирина зазвонил мобильный.
Это был Никольский.
- Ты знаешь реакцию Израильянца?
- Нет.
- Он собирается это сделать. Он собирается встретиться с тобой.
Борис был ошеломлен. Он не знал, чего ожидал, но перспектива снова встретиться лицом к лицу с Рубеном явно ошеломила его.
- Что он сказал?
- Он пришлет тебе инструкции, так что держись рядом.
- Он сказал, почему согласился встретиться со мной?
- Нет, но он не так уверен в себе, как хочет показать. Я думаю, он хочет посмотреть на тебя, успокоить себя. Это хорошо. Мы увидим его инструкции, так что просто делай, что он говорит. Мы позаботимся о своей части работы.
- Что именно?
- Я хочу обсудить это с тобой в деталях, - сказал Никольский. - Я собираюсь попасть на место действия ранним вечером. Что нужно сделать, чтобы первый платеж произошел?
-Телефонный звонок.
-Хорошо. Я хочу, чтобы ты сделал это прямо перед его лицом. А как насчет следующего платежа?
- Я работаю над этим.
Никольский сделал паузу, и Борис услышал какой-то шум на заднем плане: разговоры, радиопередачи.
- Слушай, - проникновенно сказал Сергей, - я хочу, чтобы ты был готов... случай с Василием не будет единственным. Я просто не хочу, чтобы ты начал думать, что все волшебным образом изменилось.
Борис ощутил едкий запах электроники, теплого пластика и покрытых резиной проводов. Знакомый запах. Но то, что он ощущал в глубине мозга, гул, который вибрировал в глубине его грудных мышц, как будто его сердце вот-вот разорвется, было не только незнакомым, но и пугающим. Ожидание новой смерти было мучительно. Интересно, подумал он, что чувствует человек, потерявший контроль над рассудком, и не являются ли эти ощущения началом того, что позже назовут слепой яростью?
- Нет, - сказал Борис, - я понимаю, что ничего не изменилось.
Закончив разговор, Смирин вышел на улицу и остановился в тени перед гостевым коттеджем. Тень будет расти по мере того, как солнце скроется за садом, направляясь к склону холма, где люди работали у озера. Он посмотрел вниз сквозь щепки света сосновой аллеи и погрузился в один из тех моментов, когда все знакомое и обыденное быстро исчезало из его сознания, пока он не обнаружил, что отдалился от своего собственного опыта, пойманный в странный и чуждый момент.
Потом он так же быстро пришел в себя, достал из кармана мобильный телефон и позвонил Кириллу. По словам Бурова, он уже завтра вернется в московский офис корпорации из Сухуми.
Борис пересек двор, миновал фонтан и оказался в широком коридоре. Раиса распаковывала вещи в спальне. Она услышала его, но не отвернулась от кровати, где открыла чемоданы. Она выхватывала вещи из сумок, все еще взволнованная.
- Послушай, - сказал он, - давай не будем все так оставлять.
Когда она повернулась, чтобы сказать что-то, что, как он знал, зрело в ней, он сделал жест указательным пальцем, а затем указал на свое ухо, напоминая ей о "жучке".
Застигнутая врасплох, она просто смотрела на него, затаив дыхание.
- Не сейчас, Боря, ну пожалуйста.
И она снова повернулась и продолжила распаковывать вещи.
- Работа не ждет, - сказал он ей в спину. - Мне нужно кое-что сделать.
- Тогда работай, - не останавливаясь, сказала она, накрывая кровать блузками, юбками, нижним бельем и туфлями.
Борис повернулся и вышел из комнаты.
Он снова набрал номер Бурова.
- Лариса легла спать, дети в другой половине дома, можешь говорить. У тебя странный голос, - заметил Кирилл. - Что-то еще случилось? Ты явно расстроен.
- Слушай, - сказал Борис и начал рассказывать о несчастном случае с Василием Свиридовым. Пораженный, Кирилл задавал вопросы-он всегда задавал вопросы-а потом сочувствовал. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что эта ужасная новость стала причиной стресса, который Борис уже испытывал из-за огромных финансовых потерь, о которых он рассказал ему вчера.
Они немного поговорили о том, как известить некоторых людей в "Агрохиме", и Кирилл составил список тех, кого считал нужным известить немедленно. Они, в свою очередь, могли рассказать другим.
- Ужас, это просто парад трудностей, - сказал он. После некоторой паузы он продолжил. - А как насчет... финансовой проблемы, о которой вы говорили? Это то, с чем ты хочешь разобраться сейчас?
- По большей части.
- А Раиса?
- Она все знает.
- Как она?
- Мы работаем над этим.
- Что-то еще?
- Мне придется продать часть компании, небольшую часть, около восьми процентов.
Возникла пауза.
Борис мгновенно покраснел. Это было унизительно.
- У меня над этим работает Леня Пельц, и это должно быть сделано за пару дней.
- Пару дней?! - на том конце можно было услышать стон.
Разозленный и смущенный, Борис сглотнул и понял, что Кирилл не может никак принять это решение. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Весь здравый смысл, здравое суждение, осторожность и постоянное руководство, которые он использовал, чтобы построить и развивать "Агрохим", и которые были отличительной чертой того, как он вел бизнес, были разрушены действиями, которые Израильянц заставлял его делать. Было бы достаточно плохо, если бы это пренебрежение было оправдано, но сознательно навлекать на себя такие ошибочные предположения было почти невыносимо.
Если он чувствовал себя так, рассказывая об этом жене по приезду, которая знала его так хорошо, с которой он делил так много своей жизни, и которая знала о нем больше, чем кто-либо, как он будет себя чувствовать, когда эта воспринимаемые как безответственность действия станут публичными? Что подумают люди, когда деловая пресса ухватится за это? Что будет с его репутацией, если коллеги, менеджеры и подчиненные решат, что он поступил так опрометчиво? Как он собирается с этим справиться?