Окунский рассмеялся, плюхнулся на стул и стал выкладывать на стол из саквояжа, похожего на докторский, листы бумаги и письменные принадлежности.
–Так что ваш человек вовремя освободил меня из этого поэтического плена, – сообщил он, подытоживая, и перешел к делу. – Что тут у нас? Обыск?
– Да, – ответил Гуров.
– Давайте сюда понятых тогда, – сказал Окунский.
Гуров попросил Степаненко найти понятых, оставил в комнате со вдовой Пахло, потому что при нем женщина не решилась бы вести себя со следователем неподобающе, и, взяв у нее ключ от сарая, вышел из комнаты, по дороге прихватив одного из надзирателей, возившихся в предбаннике. С собой они взяли три свечи.
Подойдя к сараю, сыщики сразу заметили навесной замок, который болтался на одной петле. Вторая была выдрана из деревянной двери, причем выдрана непрофессионально. Судя по оставшимся на дереве отметинам – у кого-то далеко не с первого раза получилось выломать петлю, и сделано это было не вполне подходящим инструментом –каким-то совсем мелким ломиком или даже крупной отверткой.
Сарай вполне ожидаемо оказался не свалкой хлама, держать который в доме было негде, а выбрасывать жалко. Это была маленькая, но аккуратная мастерская с кучей слесарного инструмента, верстаком с тисками и бесчисленными коробочками. Тут тоже кто-то поработал: коробочки были выдвинуты, а штук пять просто стояли на верстаке, хотя их место явно было на одной из многочисленных деревянных полок.
Гуров тут же обратил внимание на необычно мягкий земляной пол и, посветив свечой, увидел, что поиски неизвестного увенчались успехом. Пол был весь как будто исколот или изрыт, вполне возможно – тем же инструментом, которым отломали петлю, а в углу виднелась небольшая ямка, разумеется – пустая.
– Осмотрись здесь еще, – велел Гуров надзирателю на всякий случай и уже собрался возвращаться в дом, когда заметил под верстаком металлический короб, набитый всякой железной всячиной. Он бы не обратил на него никакого внимания, если бы короб этот не казался великоватым для такой почти что миниатюрной мастерской.Был он из очень толстого металла, а самое главное –верхняя кромка короба блестела аккуратным спилом, как будто сам короб был отпилен от чего-то большего. Гуров вытащил его из-под верстака и прочел на одной из граней выгравированное слово Carron.
Сомнений не было: перед ним было днище сейфа убитого ювелира Юхмана, которое рачительный убийца использовал для хранения всякого хлама.
Когда Гуров вернулся в квартиру с железной коробкой, там уже находились понятые: здоровенная бабища из тех, что коня на скаку остановит, а рядом с ней – какой-то бесцветный субъект с жидкими усиками. Это были соседи – муж и жена грамотные настолько, чтобы кряхтя от умственного напряжения вывести под протоколом обыска, составленным Окунским, свои фамилии.
– Что изымаем? – спросил следователь перед тем, как попросить понятых и вдову расписаться.
– Серьги и… – Гуров задумчиво посмотрел на короб. К картине он ничего не добавлял, и тащить его не хотелось.
– Возьмем, ваше благородие.Если шо – на попільничкузгодиться, – предложил Кузякин.
– Сам тогда потащишь, – усмехнулся Гуров.
– Как это записать? – спросил Окунский.
– Короб металлический с надписью Carron,– ответил Гуров и решил, что остальным тут уже делать нечего. Тем более, в комнате, где находились вдова, дюжие надзиратели, следователь, плюгавый понятой, а главное – его монументальная супруга, уже ни развернуться было нельзя, ни дышать было нечем.
– Степаненко, останься; остальные – по домам, – сказал Гуров устало, сел на диван и стал ждать, когда следователь допишет протокол и оформит показания вдовы.
Когда вышли на улицу, была уже глубокая ночь. Они направились к Клочковской в надежде найти извозчика, и Гуров заметил под фонарем двух субъектов, которые, не таясь, рассматривали сыщиков. Гуров узнал одного из них. Степаненко – тоже узнал, возможно – обоих, и дурачась приподнял кепку над головой, приветствуя их. «О Господи, эти-то зачем здесь?» – устало подумал Гуров, но размышлять еще и об этом уже не было сил.
Длинный день наконец подошел к концу.
7
Утром Гуров собрал своих людей в кабинете. Их было всего семеро. Воинство, конечно, немногочисленное, но Гуров нашел их сам, отбирая наиболее толковых городовых.Один из надзирателей до того трудился мелким чиновником в канцелярии генерал-губернатора.Еще один это был Степаненко: он ушел из охранки, потому что, как говорил, «надоело возить дерьмо тачками».
– Ну что, хлопцы, – начал Гуров. – Ситуация следующая. Дело о тройном убийстве на Конторской сдвинулось с мертвой точки. Правда, нашей в этом заслуги – никакой. Не будь вдова дурой и не напяль эти серьги, мы бы покойного с убийством так и не связали. Была, правда, еще анонимка с приметами, так что догадаться мы могли бы. Но могли и не догадаться. Как бы там ни было – анонимка эта сейчас имеет совершенно другое значение. Теперь мы точно знаем, что ее автор писал именно то, что видел. И неплохо было бы поговорить с ним. Как его найти? Свежие идеи есть?
Сыщики молчали. Идей не было. Их не было и тогда, когда анонимка пришла. Понимание того, что в ней были описаны реальные преступники, по крайней мере – один, самый приметный,– довольно точно, – никак не помогало установить автора письма.
Идей пока не было и у Гурова. Впрочем, что-то не давало сыщику покоя. Ему казалось, что они должны знать, в каком направлении искать, просто, как это часто бывает, не могут правильно сопоставить известные факты. Он думал об этом и раньше, но тогда это не имело такого значения. Теперь следовало еще раз все хорошенько обдумать, но позже.
Конец ознакомительного фрагмента.