— Правильно. Я же вам не все рассказал.
И он рассказал.
— Серьезно?
Она засмеялась и покачала головой, взяла свой бокал и допила мартини.
— А я-то посчитала вас интересным человеком, хотя все так банально. Если он убил своего отца, компании не нужно выплачивать эти деньги… Вы правы: наружность — ненадежный ориентир.
— Более нелепой вещи в жизни своей не слышал!
Норвуд поднялся и отправился со своим бокалом в полумрак к письменному столу.
— Питер дружил с отцом.
— Дружба распадается. Пример: миссис Оутс и ее муж.
— Ах, — покачала она головой, — мы с Джоном никогда не были друзьями. Он зависел от меня в отношении здравомыслия и опоры. Я зависела от него… ну, он был красив и обаятелен. Делайте собственные выводы.
Она снова попала в круг света, наливая выпивку.
— Но Джона и Питера можно было с полным основанием назвать двойняшками. Они одинаково думали, одинаково двигались, одинаково разговаривали, выглядели одинаково. Им нравились одинаковые вещи. Они были — не знаю, как это высказать, — погружены друг в друга, если вы понимаете, что я имею в виду. Как мне кажется, они были единственной парой людей, которые прожили вместе двадцать лет и совершенно искренне наслаждались каждой проведенной минутой.
— И объединились против вас, как мне сказали, — добавил Дэйв.
Когда она повернулась к Дэйву, ее улыбка была насмешливой.
— И поэтому стали в два раза слабее. Понимаете, они обладали не только одинаковыми достоинствами, но и слабости у них были одинаковые. Вот почему я считаю ваше предположение абсурдным. Ни у одного из них не нашлось бы достаточно силы духа, чтобы кого-то убить… Кроме, конечно, самих себя. Джон делал это. С помощью морфия. Это записано в отчете врача-эксперта. Он был наркоманом.
— Ему вводили морфий из-за нестерпимых болей, — сказал Дэйв.
Она покачала головой.
— Боли давно прошли. Справьтесь у доктора де Калба.
Вернулся Норвуд и сел в кресло.
— Джон мог утопиться. Он был страшно напуган, что рубцы и ожоги оттолкнут от него людей. Ведь он всегда так гордился своей внешностью.
— Эйприл не обращала внимания на рубцы и шрамы. Она время от времени работала. Они что-то ели. У них была крыша над головами. Она была его будущим.
— Не Эйприл, а Питер, — упрямо заявила Ева.
— Нет. Это показывает его намерение изменить страховой полис. Питер его бросил. Не знаю, по какой причине, но они рассорились.
— Весьма сомнительно! — произнесла Ева. — Стремление сэкономить деньги для компании совсем замутило ваши мозги. Если Питер убил своего отца ради страховки, почему же он не попытался ее получить? Чем он сейчас занят?
— Где-то дрожит от страха, — ответил с усмешкой Дэйв. — Некоторые люди так расплачиваются за убийство. Одно дело — убить человека. Другое дело — ждать и жить с осознанием собственной вины… Благодарю за мартини. — И он пошел к выходу через пол утемный коридор.
6
Вечер застал его во внутреннем дворе. Он посмотрел на часы: 6.10. Ему следовало позвонить раньше. Ну, что же, придется это сделать сейчас. Есть ли поблизости телефон?
Автомат ждал на темном углу, как ребенок из давно позабытой игры в прятки. Будка была старая деревянная, с решетчатыми окнами, с трех сторон полускрытая разросшимся ивняком. Когда он вошел внутрь, с трудом закрыл дверь и даже включил свет, то подумал, что отростки все того же ивняка, пробившиеся в трещину в полу, напоминают корни растений, которым любой гроб не представляет преграды. Ни один человек не отважится в такой будке на долгий разговор, даже если ему некуда спешить. Где-то снаружи часы пробили четверть.
Дэйв набрал нужный номер.
— Алло?
Трубку взяли сразу же, но голос звучал неясно, ибо в комнате работало радио. То ли Эдит Пиаф, то ли Жульетт Греко. Он так и не разобрал. Это не имело значения. Он относился плохо ко всем этим шансонье из Франции, впрочем, как и к копиям из «Пари-матч», обильно украшающим их гостиную, и ко всем письмам Жанет. Потому что для Дуга они оставляли в живых Жан-Поля, разбившегося автогонщика, у которого тот жил так долго. Дэйв у него останавливался на то время, что он работал в НАТО во Франции. Дэйву захотелось крикнуть: «Выключи приемник!», но он не закричал. Они никогда не кричали друг на друга. Их отношения не были столь близкими, к сожалению.
Он сказал:
— Это телефон на кухне? Ты готовишь?
— Нет, это телефон в спальне. И я ничего не готовил. Только что принял душ.
Он ясно представил себе парнишку, невысокого, но с широкими плечами, совершенно нагого, поддерживающего трубку плечом, пока он вытирался красным махровым полотенцем Рода, а вода капала на коврик Рода. Родом звали его незабвенного приятеля, после смерти которого он никак не мог оправиться.
— Хорошо, не стряпай ничего, — сказал Дэйв, находящийся на расстоянии семидесяти пяти миль от Дуга. — Мне нужно повидать еще одного человека в этих краях. Может, ты приедешь в Эль Молино? Здесь превосходный ресторан. Я позвоню Мадж. Мы поужинаем втроем.
— Попроси ее составить тебе компанию, — ответил Дут, — ей ближе. Отсюда слишком долго ехать, Дэйв. Дороги сейчас забиты машинами.
Вообще-то это была отговорка. Дуг носился по всей стране на своем красном «феррари».
— К тому же я очень устал, и у меня болит рука.
— Очень огорчен. Ты обращался к доктору?
— Она хорошо перевязана, но продолжает болеть. Увидимся, когда ты вернешься сюда.
— Завтра, — сказал Дэйв. — Я позвоню тебе утром.
Он повесил трубку удивляясь тому, что только что сказал. У него не было намерения предупреждать Дута о своем отсутствии. Или же все-таки было? Он чувствовал себя опустошенным. С ноября прошлого года, когда они познакомились в каком-то прибрежном отеле, они всегда непременно возвращались в их общий дом. Эта ночь станет первым исключением. Переживал ли он из-за этого? И если да, то почему? Несколько секунд он дожидался ответа, но так и не нашел его. А чувство одиночества не исчезало. Именно это доставляло боль.
Потом он набрал телефон Мадж.
Ресторан назывался «Гончая и Ястреб». Крыша из пальмовых листьев, белые стены из толстых бревен снаружи и обитые панелями из дымчатого дуба внутри. Высокие окна под готику, свет пламени от громадных поленьев, горящих в гигантском камине, бросает танцующие блики на серебро, хрусталь и белоснежное полотно красиво сервированных столиков, отражается на полированном полу. Он пересек зал, чтобы оказаться на ступеньках, ведущих к двери с надписью: «Пивной бар». Настенные бра, целые ряды оловянных кружек, толстенный бармен, как будто сошедший со страниц немецкого журнала, полногрудые розовощекие официантки в чепчиках с оборочками. Неизвестно откуда доносится музыка Мориса Данса. Он надеялся, что Мадж поспешит. Он ненавидел ожидание.
Дэйв заказал глинтвейн с водой, но тут же отставил его в сторону, занятый мыслями о Дуге. Он осушил одну кружку, вторую и принялся за третью, когда появилась Мадж, стягивая шоферские перчатки, расстегивая пальто и встряхивая коротко подстриженными седыми волосами. На него пахнуло морским воздухом. Мадж уселась рядом с ним на табурет и улыбнулась своей открытой улыбкой. Эта улыбка нравилась ему вот уже двадцать с лишним лет. Надежный друг, на которого можно вполне положиться. Если бы это было все, чего он хотел… Он ответил ей тоже улыбкой, но довольно унылой.
Она сунула перчатки в карман, поблагодарила девушку-официантку: «Спасибо, Маргарита» и положила свою худую руку на пальцы Дэйва.
— У тебя усталый вид.
— Повторяющиеся встречи с милыми простыми людьми, которые убивают друг друга из-за денег, — сказал он. — Через пару десятилетий человек невольно устает.
Она подмигнула ему:
— Снова? Кто на этот раз?
— Любящий сын, не столь любящая жена, хорошенькая молоденькая любовница, партнер по бизнесу.
Он достал сигареты и зажег для нее и для себя.
— Или ни один из вышеупомянутых.
Стал вертеть свою кружку.
— Если бы я знал ответ, я бы позвонил руководству нашей фирмы и поехал домой.
— Домой? — она приподняла брови. — А мне показалось, что по телефону ты просил разрешения задержаться у меня. Ты сегодня исколесил всю Калифорнию, естественно, что ты чувствуешь себя разбитым.
Пепельница тоже была украшена изображением гончей и ястреба. Он погасил в ней свой окурок.
Мадж улыбнулась.
— Могу поспорить, что раньше такого никогда не случалось.
Он пожал плечами.
— Я уже не так молод, как когда-то.
— Дело не в этом. Помнится, ночью ты мчался из Тьерры де Фуего назад к Роду… И устал ты вовсе не от своей работы. Все дело в Дуге. Ведь я права, верно?
Он выпил и скептически посмотрел на освещенное пламенем камина полутемное помещение.
— Я знаю, что ты никогда не наводила меня на ложный след, но накормят ли нас здесь чем-нибудь съедобным?
— Поверь мне, все будет замечательно.
Ей принесли пиво кремового цвета, края кружки были покрыты соленым налетом. Она сделала глоточек, одобрительно кивнула головой, поставила на стойку и чуть дотронулась до руки Дэйва.
— Готов выслушать мое мнение?
Он состроил кислую мину.
— Которое сложилось уже довольно давно.
— В ту самую минуту, когда я увидела Дуга. Но мне показалось, что я искусно скрыла свои мысли. А ты заметил?
— В тот день на трассе. Вы рядышком — владелец «феррари» и владелица «порше». Ваши утиные разговоры о скорости и количестве горючего. Потом сами гонки. Средняя скорость — 90 миль, предельная, возможно, в два раза больше. А дальше, к северу, равнодушные коричневые горы. В завершение Дуг с сияющими глазами внизу, там, где пила и веселилась французская команда. Ты, Мадж, тоже была сильно возбуждена. А я находился далеко от вас, наверху, засунув руки в карманы и подняв воротник пальто, старался не замечать ветра, который разметал всюду программы. Твое отношение было очевидно. Веселье не слишком натуральное. Конечно, тебе не слишком там понравилось, но не в такой же степени… Дуг, конечно, этого не заметил, но я-то знаю.
— Ммм…
У нее рот был набит жареным соленым миндалем. Она покачала головой и все проглотила.
— Нет, нет, ты не должен думать, что он мне не нравится. Как раз нравится.
— Тогда в чем же дело?
До его плеча легонько дотронулась рука. Седовласый человек почтительно улыбался. На нем был камзол из коричневого бархата, достигающий колен, отделанный золотым галуном, с широкими рукавами. Дэйв подумал, олицетворяет ли он ястреба или же гончую. Трудно сказать.
— Зал в ресторане заполняется, сэр. Вам оставить столик?
— Благодарю вас.
Дэйв сунул ему бумажку в руку.
— Не слишком близко от огня, пожалуйста. И не могли бы вы дать нам меню?
Меню было в пергаментной обложке размером в лист тетради, с золотым гербом, где переплелись гончая и ястреб.
Дэйв вытащил свои очки, надел их, раскрыл меню и принялся его изучать, повернув его таким образом, чтобы свет бра падал на лист. Крупный машинописный текст, причудливое правописание.
— Нет ли пирога с черникой? — поинтересовался он.
— Нет, только мясной пирог с почками. — ответила Мадж, показывая пальцем.
— Просто не верится, что такие вещи еще где-то готовят!
— Все это заведение какое-то нереальное.
Дэйв отставил пустые кружки, бросил на стойку меню.
— Есть хочешь?
Когда она кивнула, он загасил свой окурок, положил деньги на стойку, спрыгнул с высокого табурета и протянул ей руку. Они спустились по покосившимся ступенькам туда, где жар камина разрумянил лица посетителей. Официантки были несомненными персонажами из «Алисы в Стране чудес». Туники с разрезами на бедрах, с широкими поясами из зеленого бархата, гончая и ястреб вышиты золотом на спине, желтые колготки перехвачены лентами ниже колен, тонкие рубашки с рукавами, бывшими в моде во времена Шекспира. Что за фантазия так обряжать официантов? Присмотревшись, Дэйв понял, что это были молодые парни, а не девушки. Его ввели в заблуждение их длинные завитые волосы. Интересно, подтрунивают ли над ними их жены? Дети нет, конечно. В наш практичный век дети знают цену деньгам и необходимости держаться за свое место. Труднее другое: удержать детей от желания нацепить желтые бархатные береты. У их официанта такого не было.
После того, как он обговорил со старшим официантом, обряженным в бархатный камзол цвета красного вина, что они будут пить, и напитки были им доставлены, Дэйв зажег сигареты для себя и Мадж.
— Почему же ты ждала до сегодняшнего дня? — спросил он.
— Потому что ты специалист по умным советам. Ты же знаешь меня? Я вечно увлекаюсь чем-то не тем, что следует. У меня одни вопросы, ответы у тебя.
— Я полностью оскудел, готов выслушать твои.
— Он внешне напоминает Рода, но на этом все кончается. Я была поражена, что ты сам этого не видишь.
— Он славный парнишка. Он взрослый.
— Ты всегда говорил то же самое про моих приятельниц только я тебя не слушала. Я их опекала и…
— До Сильвии.
Мисс Сильвия Леви была тридцатипятилетней библиотекаршей в коттедже, простенькой, совершенно не похожей на остальных девушек, опекаемых Мадж, — умным, преуспевающим дизайнером по тканям. Она не успевала оправиться от одного разочарования, как ее подстерегало следующее. Ни одна из девушек не стоила ни ее привязанности, ни разочарования. Дэйв испытывал искреннее сожаление, в очередной раз повторяя, что они — взрослые люди, не надо считать их беспомощными детьми.
— Как поживает Сильвия?
— Прекрасно. Я очень благодарна тебе за твой совет, хотя сначала переживала наш с ней разрыв. Ты был прав, конечно. Все они бессовестно эксплуатируют меня.
Он пожал плечами.
— Проблемы других людей всегда легко разрешить.
— Олл-райт, разреши мне это сделать с твоей проблемой.
Она отпила немного вина, поставила на место бокал, вид у нее был суровый.
— Да, он хороший парнишка. Да, он взрослый. Такой же, как ты. Вроде бы каждый из вас знает, что делать. Но когда вы нашли друг друга, вы оба были в глубоком горе. Вы не привыкли к одиночеству. Не могли с ним справиться. У тебя был в прошлом Род. Всю твою сознательную жизнь. У него — Жан-Поль. Он показывал мне его фотографии. В газетах, журналах, на сувенирных программах: французских, итальянских, пожелтевших от времени по краям.
Дэйв был с ними знаком. Они лежали в картонной коробке в чулане. Сколько раз у него появлялось желание их уничтожить.
Мадж продолжала:
— Он был высокий, легкий, с прекрасными прямыми плечами, как у тебя.
Она протянула руку и отбросила с его лба прядь прямых волос. Ее прикосновение было для него приятным — такие прохладные пальцы.
— Блондин, как ты, с голубыми глазами.
Она убрала руку и с сожалением произнесла:
— Более печального сходства не могло и быть.
— Должны же люди на кого-то быть похожи! — возразил Дэйв.
Она нахмурилась, подняла бокал, посмотрела его на свет.
— Почему ты не хочешь вернуться домой и провести эту ночь у себя?
— По той причине, по какой Дут не пожелал приехать сюда и поужинать вместе.
Отпив глоток вина, она сказала:
— Потому что он не может быть Родом. Потому что ты не можешь стать Жан-Полем.
— Полагаю, мы оба поняли это примерно в одно и то же время.
Пальцем он утопил кубик льда в своем бокале, наблюдая, как вино кружится вокруг него.
— Не слишком ловкий… Не слишком смышленый…
— Вы могли попытаться полюбить друг друга. Таких, какие вы есть на самом деле.
— Хорошо, мне об этом сказала ты, а кто скажет ему?
— Ты сам. Сегодня вечером. Когда вернешься домой.
— Домой? — переспросил он. — Где это?
7
Очень маленькая девочка открыла ему дверь. Дверь была тяжелой, ей пришлось отойти на несколько шагов, чтобы оттянуть ее за ручку достаточно далеко. На ее желтом фланелевом платье имелась забавная аппликация полосатого пса Скуппи. На макушке пушистые волосы были стянуты резинкой в узелок, но несколько влажных прядей торчало в разные стороны. Щеки у нее раскраснелись. В руках был пластиковый утенок.