В глазах плыло, в ушах звенело, а сердце норовило выпрыгнуть из груди. Гоцман тяжело прислонился к стене и сам не заметил, как сполз на пол. Ощущение было такое, будто его втянули в Сумрак и протащили по всем слоям несколько раз. Волна жара сменилась ледяным холодом, пот, едва успевший выступить горячей испариной, тут же стал холодным и липким, перед глазами плясали разноцветные круги. Губ коснулось что-то прохладное и гладкое. Гоцман сделал глоток и только потом понял, что ему поднесли пить. В первые секунды ему показалось, что он глотнул спирта: пищевод обожгло, в висках застучало, сердце пропустило удар. Однако почти сразу в голове прояснилось, а во рту не появилось привкуса алкоголя. Гоцман понял, что пьет обычную воду. Нет, разумеется, не обычную — заговоренную. Сделав усилие, он опустошил стакан до дна.
— Вот на кой вы сами туда полезли? — зудел над ухом Якименко.
Кажется, большую часть его гневного монолога Гоцман пропустил, а оставшуюся слушать не собирался. Туман рассеивался, хаос в голове обретал некое подобие порядка. Сердце все еще бешено колотилось, но теперь его стук стал ритмичным и не напоминал танец обезумевшего чечеточника.
— Я молодым мозги строю, а вы тут такое откалываете…
— Ша, — раздался негромкий, но твердый голос у самого уха Гоцмана.
Как ни странно, Якименко замолчал, бросил в их сторону недовольный взгляд, махнул рукой и удалился к своим. Гоцман покосился на сидевшего рядом Фиму, все еще державшего в одной руке пустой стакан, другой проводившего короткие пасы. Поймав его взгляд, Фима на секунду замер.
— Шо? Он, на секундочку, прав. Вот объясни мне, шо тебе так медом было намазано в этой псиной берлоге? Зачем ты туда полез вперед паровоза?
Гоцман, конечно, мог бы объяснить, но разве Темный поймет?
Война потрепала всех, кого-то больше, кого-то меньше, но не было такого человека или Иного, кого бы она обошла стороной. А больше всего пострадала страна и любимый Гоцманом город. Одессе, конечно, досталось меньше, чем некоторым другим, но и на то, что сталось с ней, смотреть без слез было трудно. Люди потихоньку восстанавливали город, Иные помогали, как могли. На фоне разрухи и упадка особенно мерзко было наблюдать шайки нечисти, наводнившие город. За годы войны всякой швали развелось видимо-невидимо. Дозорам было трудно контролировать оборотней и вампиров, да и более важных дел хватало, так что низшие Темные вдоволь глотнули свободы. Война закончилась, а толпы нежити, привыкшей жить на широкую ногу, остались. И конечно, они стекались туда, где теплее и сытнее — на юг, в Одессу.
Стаю залетных оборотней Ночной Дозор выслеживал не первую неделю. Своих Гоцман знал всех наперечет, кое-кого даже уважал — герои войны как-никак — и прощал мелкие нарушения. Приезжие — совсем другое дело. Они вели себя нагло, регистрационных печатей не носили, охотились без лицензий, а главное — отбивали у местных территорию, утверждая свое право творить беспредел.
Нынешней ночью, после довольно долгой подготовки, Дозор наконец устроил облаву. Однако все пошло не так гладко, как Светлые рассчитывали. Некоторых оборотней взяли, но один ушел, попутно порвав кого-то из ребят. Гоцману стоило больших усилий, чтобы не придушить беглеца на месте, но раскрытие всей стаи было важнее. В итоге беглец привел его в дом, где оборотни отдыхали в человеческом обличие. Не настоящее логово, но уже кое-что.
Да, Гоцман поступил не слишком разумно, сунувшись в пасть к оборотням в одиночку. На что он рассчитывал? В первую очередь — на внезапность, во вторую — на силу. В конце концов, он — Светлый маг второго ранга, и, на минуточку, боевой маг. Пусть и молодой, по меркам Иных, но уже достаточно опытный, прошедший войну, сражавшийся и умеющий убивать как магией, так и своими руками.
Собственно, оборотни это поняли — что-что, а опасность они чуять умеют — и не рыпались, пока не прибыла подмога. Темное заклятье прилетело Гоцману в спину, когда он сдавал стаю Якименко. Не будь рядом Фимы, неизвестно, чем бы это закончилось.
— Взяли его? — спросил Гоцман, усаживаясь удобней.
— Кого? — уточнил Фима, все еще водя руками у его головы.
— Темного мага, который меня отоварил.
— А не было никакого мага. Только оборотни.
— И шо, оборотни так умеют?
— Я тебя умоляю, если бы они так умели, твой Ночной Дозор давно бы умылся кровавыми слезами.
— Тогда шо это было?
— Это я и пытаюсь понять.
Ну да, Фима его не лечил, он исследовал темное заклятье, поразившее Гоцмана.
***
Война подкосила не только людей, но и Иных. В некоторых городах Дозоры приходилось собирать с нуля, в некоторых остался лишь костяк сторожил. В Одессе дела обстояли получше, и в ближайшее время планировалось совсем исправить ситуацию. Например, буквально вчера откуда-то с Дальнего Востока прибыл новый целитель. Сейчас он внимательно осматривал Гоцмана сквозь Сумрак. Тот в свою очередь изучал его. Разумеется, он доверял врачу, сам привык убивать, так что к тем, кто спасает жизни, относился с уважением и трепетом, но нового сотрудника стоило узнать поближе. Доктор был немолодым, при том как внешне, так и реально. Ранг имел четвертый, но, судя по глубоким мудрым глазам, это с лихвой компенсировалось опытом.
Фима расхаживал по комнате как у себя дома, порой отпуская замечания, порой заглядывая целителю через плечо и что-то добавляя. Взял с тумбочки книгу, удивленно посмотрел на Гоцмана и одобрительно покивал. Тот сделал вид, что не заметил. Книгу ему дал Андрей Остапыч, когда Гоцман вернулся в Дозор после окончания войны. С тех пор прошел год, а он так ни разу ее не открыл. Не было в ней ничего особенного — история Дозоров разных стран.
— Не думаю, что дело такое серьезное, чтобы привлекать Темного наблюдателя, — наконец сказал целитель.
— Наблюдателя? — Фима сделал вид, что оскорблен до глубины души. — Довожу вам до ушей, если не дошло в мозг. Я таки не состоял и не буду состоять в Дозоре. А на шо мне этот геморрой, когда у меня есть свой? Вам показать? Ну шо вы, мне не сложно! Гоцман мне друг, брат и товарищ, шо бы вы себе ни думали.
Гоцман хмыкнул, но кивнул целителю, подтверждая слова Фимы: он частное лицо, и Гоцман дает свое разрешение на его присутствие. Правда, верить словам Фимы, что он тут ради Гоцмана, можно так же, как если бы оборотень заявил, что охотится только на капусту. Единственный человек, который когда-либо по-настоящему волновал Фиму, это он сам. И здесь он не ради здоровья Гоцмана (ну, может быть, чуть-чуть), а потому что ему интересно исследовать темную магию, которой припечатали Гоцмана.
Справедливости ради, Гоцман ничего не имел против такого расклада, да и, к чести Фимы, тот действительно помогал и ему, и Дозору.
По меркам Иных, Фима был очень молод, однако такого искусного Темного мага трудно было сыскать во всей Одессе. Покойный глава Дневного Дозора, пусть Сумрак будет ему прахом, что только не делал, чтобы завлечь Фиму в Дозор. Ничего не действовало. Фима заявлял, что лучше сдохнет свободным, чем будет на чьем-то поводке. Война его сильно изменила. Теперь он активно лез в дела Дозоров. Вот только в основном в дела Ночного Дозора, чем нехило бесил как Темных, так и Светлых.
— Ну шо, доктор? — не выдержал Гоцман. — Скока мне осталось?
— Не волнуйтесь, — целитель сделал несколько пасов рукой. — Вам повезло, заклинание зацепило не сильно.
— Да шо вы говорите? Ему повезло иметь рядом кое-кого, кто знает за темную магию, — вмешался Фима.
— Это он снял проклятье, — пояснил Гоцман.
— Не до конца снял, — заметил целитель и поднял руку, намереваясь развеять остатки проклятья.
— Погодьте, — вмешался Фима. — Я хоть и Темный, но думаю-таки не только о себе. Вы гляньте на чары.
Доктор еще раз прищурился. Гоцман последовал его примеру, хотя изучать чары, наложенные на самого себя, весьма сложно. Он видел переплетение линий силы, узлы и блестящие точки заклинаний. Чары били хитрые, и новичку понятно. Гоцман хоть и имел второй ранг, но сам не смог бы ни сплести, ни распутать такие. Впрочем, он был боевым магом и чары привык не распутывать, а разрушать. Правда, изучить их после этого уже не представлялось возможным.
— Довольно необычно, — согласился целитель. — Заклятье на вас еще осталось, но оно вам не вредит и, судя по всему, само распадется в ближайшее время.
— А знаете почему? — усмехнулся Фима.
— Ну?
— Это бабские чары.
— Думаешь, ведьма сплела?
— Вряд ли, — ответил вместо Фимы целитель. — Заклания, конечно, аккуратные и нестандартные, с фантазией сделаны, но слишком ровные и, как бы выразиться… Нет в них изящества, что ли. Не женская работа.
— Так я и не говорю, шо делала женщина, — сказал Фима. — Делалось для женщины.
— Чтобы женщина использовала эти чары? — засомневался целитель.
— Шобы использовать эти чары на женщине, — довольный собой, ответил Фима. — Так шо, Дава, тебе повезло. Будь ты бабой, провалился бы в Сумрак, как та муха в кисель.
— Странно, — заметил целитель. — Разве маг, который вас атаковал, не знал, какое заклинание использует?
— Это был оборотень, — пояснил Гоцман.
— Оборотни так не умеют.
— Вот и я так же подумал. Оказалось, у одного был припрятан артефакт с заклинанием. Скорее всего, он даже не знал, шо в нем за заклинание. А вот откуда обортень взял тот атрефакт, вопрос хороший.
— Ну так я сниму проклятье? — спросил целитель, вспомнив, зачем он здесь.
Фима деликатно кашлянул.
— Таки оно не теща, само рассосется за день-два, — сказал он. — А я пока погляжу до этой проблемы. Просто хочу знать, на шо оно было нужно тому художнику, шо его лепил. Явно не боевое заклинание, но где его можно применить, ума не приложу.
Гоцман посмотрел на целителя; быть подопытной крысой не хотелось. С другой, стороны чутье подсказывало, что эта информация еще может пригодиться.
— Как хотите, — сказал целитель. — Вреда для вашего здоровья я не вижу. Только в Сумрак глубоко не ходите и постарайтесь, чтобы в вас не попадали другие необычные заклинания.
Гоцман кивнул. Постараться-то он, конечно, постарается, но обещать не будет.
***
Одесса гудела. Еще бы, приезжал сам маршал Жуков, и мало кто представлял, чего ждать от этого визита. Одни говорили, что маршал прибывает с проверкой и после полетят головы. Другие — напротив, что сам маршал попал в опалу и теперь его отсылают подальше: сначала Одесса, а там и до Сибири недалеко. На улицы в срочном порядке выставили двойные патрули, притом как человеческие, так и Иные.
По пути от дома до Дозора Гоцман дважды встретил Темных дозорных. Документы у него не спрашивали, но проводили пристальным взглядом. Гоцман не удостоил дозорных приветствием. Дела в Дневном Дозоре обстояли намного хуже, чем в Ночном. Народу было раза в три больше, но все поголовно низшие Темные да слабые ведьмы.
Гоцман остановился у ларька купить папирос. С ним здоровались, ему улыбались. Для всех он был Давидом Гоцманом — солдатом и героем войны. Даже пробегавшая мимо темная ведьмочка мило проворковала: «Здравствуйте, Давид Маркович». Гоцман кивнул в ответ. Это он ее обнаружил год назад. К сожалению, девчонка слишком тяготела к Тьме, и пришлось отдать ее Темным. Она еще жила своей человеческой жизнью, как, впрочем, и сам Гоцман. Пусть он был Иным не год, а почти тридцать лет.
Андрей Остапыч с утра бушевал. По-хорошему, ни его, ни самого Гоцмана вообще не должно было быть в Дозоре днем, только дежурный, но Гоцману хотелось допросить взятых ночью оборотней, а это лучше делать днем. Начальника он встретить не ожидал, однако едва переступил порог Дозора, как тут же получил распоряжение явиться в его кабинет.
— Чем ты думал?! — негодовал Остапыч.
Он сидел за своим столом и прошивал бумагу толстой иглой. Он всегда так делал, когда нервничал. В обычное время не чурался современных веяний, пользовался и дыроколом, и трафаретом, и даже пишущей машинкой. В часы же сильного волнения он возвращался к старине, это его успокаивало. Говорили, когда-то он был городничим и держал всю Одессу в кулаке. Потом его инициировали, он отошел от людских дел, но командирские замашки остались. Глядя на толстого усатого Остапыча, легко было представить его лет сто назад разъезжавшим в крытой кибитке, указывавшим, кому что делать, и берущим взятки поросями. Даже жаль, что это всего лишь байка. На деле Остапычу было куда как больше ста лет.
— То, шо ты взял след оборотня, я одобряю, растешь на глазах, — Остапыч прищурился, словно желая убедиться, что у Гоцмана все еще второй ранг, а не первый, как ему предрекали, и тут же продолжил: — Но зачем ты один туда полез?
— Потому шо я боевой маг второго ранга, — взвился Гоцман. — Думаете, я с оборотнем не справлюсь?
— Со стаей справишься! Это ты можешь, не спорю, но не на глазах у толпы людей. А если бы они начали перекидываться?
— Я же следил…
— Одного достаточно! — Остапыч хлопнул ладонью по столу. — Даже если бы он никого не тронул, слухи разнеслись бы, как пожар в сухую погоду.
— Да мало ли что там кто говорит, — попытался возразить Гоцман. — Сказки эти всю жизнь ходят, никто в них всерьез не верит. Ну, в крайнем случае подтерли бы память.
— Вот все б вам молодым подтирать! — снова взвился Остапыч. — Я даже не говорю за то, шо любое наше вмешательство дает право на вмешательство Темным! Я говорю за то, шо головой надо думать! И людям не показываться. Ты, Дава, еще свою первую жизнь живешь, мальчишка, считай, совсем. Талантливый, не спорю, и потенциал у тебя имеется, но мальчишка. И то, шо на тебе сейчас темное проклятье, которое, ты думал, я не замечу, это только подтверждает. Почему, кстати, не сняли до сих пор?
— Я его изучаю.
— Ты? — прищурился Остапыч.
Он явно собирался что-то еще сказать, но в дверь постучались. Не дожидаясь ответа, в проем просунулся Якименко. Похоже, идея допросить оборотней днем пришла в голову не только Гоцману.
— Я очень извиняюсь, Андрей Остапыч, — по довольной роже Якименко было понятно, что допрос прошел успешно. — Заговорили наши волчики. Поют, как соловьи: где и когда охотились, кого резали, где прятали. Логово свое сдали. Щас поедем до него.
— Вот! — Остапыч указал на Якименко. — Хоть кто-то в этом дурдоме работает!
— Да это все Фима! — радостно отозвался Якименко. — У него подход особый…
Фразу он не договорил, поймав взгляд Остапыча, в момент ставший из довольного яростным. Ну вот кто его за язык дернул? Теперь проблем не оберешься.
— Что значит — Фима?!
Гоцман подхватил Якименко под руку и быстро вытолкал из кабинета. Тот еще пытался сопротивляться и что-то бормотал в оправдание.
— Какого лешего Темный маг ведет дела Ночного Дозора?!
Остапыч перешел на крик, что с ним случалось крайне редко. Теперь уже не выдержал Гоцман. Он терпеть не мог, когда на него орут, пусть и за дело.
— Да шо случилось-то?! — вопросил он. — За Фиму промолчим, но шо ты с самого утра взвился, как будто те оборотни лично твою мамашу порвали?
Остапыч устало откинулся в кресле. Некоторое время он молчал. Потом поднялся, выпил стакан воды, проверил, плотно ли закрыта дверь, и уселся на диван, где обычно располагались гости. Гоцан пристроился рядом.
— Жуков приехал, — наконец выдал Остапыч.
— Знаю, — кивнул Гоцман. — И шо нам с того? Это ихние людские дела.
— Людские — да не людские, — покачал головой Остапыч. — Жуков он, понимаешь ли, в курсе.
— За шо?
— За все. За Иных, за Дозоры, за магию. В общем, когда война началась, некоторым избранным людям из верхушки открыли часть Иного мира. Не знаю, насколько много известно Жукову, но, полагаю, достаточно. И это не было бы проблемой, такое и раньше случалось, да произошла оказия. За полчаса до его эшелона подорвали рельсы. Ну, кто-то из местных бандитов, мне за то неизвестно. Но Жуков возьми да начни кричать: а шой-то у вас маги за дорогами совсем не смотрят. Мы их Иные задницы спасаем, а они и пальцем не пошевелят за благо Родины. И все это перед толпой приветствующих солдат, начальников и прочих зевак. Шо тут началось, не представляешь. Жуков не тот человек, которому можно, как ты выразился, память подтереть, и все. С ним работать надо. А он уперся рогом: неча вам скрываться, давайте выходите из тени. То есть из Сумрака.