– Легко сказать, «добраться» – проворчал Башмачков. – Ты же знаешь, что в реанимацию так просто не попасть, куртка с лягушками тут не поможет. На операционный второй этаж и в саму реанимацию электронный пропуск нужен. Будем смотреть правде в глаза: нам с тобой его никто не даст.
– В морг-то мы с тобой в конце концов попали, правда? А чем реанимация лучше? Я бы даже сказала, что там хуже. В морге хотя бы компания была веселая. В общем, Башмачков, въезжай скорее, не тупи. Мы с тобой по-прежнему – два бестолковых практиканта, которые все путают, всем мешают и крутятся у всех под ногами. Выворачивай свою куртку с лягушками подкладкой вверх и застегивай ее криво, начиная с первой пуговицы.
– Это еще зачем? – не понял Башмачков.
– Не понял? Чтобы за полных идиотов сойти! Ну, таких туповатых интернов, которые вечно везде опаздывают, все путают и даже собственные дурацкие костюмы привести в порядок не могут. От таких чудил проще отмахнуться, чем что-то у них выяснять. Таким, как говорили во времена моей молодости, «легче дать, чем спорить». В общем, Башмачков, чем хуже мы выглядим – тем лучше. Я еще два хвостика на голове завяжу и шапочку на лоб нахлобучу, чтобы уже совсем не возникло вопросов о моей адекватности. А вообще-то, дорогой друг, у меня уже началась предстартовая лихорадка. Очень хочется трезвым взглядом, без наркоза, взглянуть на то гребанное гестапо, где я сутки валялась, связанная по рукам и ногам. Да еще и с кляпом во рту! К тому же терпела хамские реплики этой самой Мухи. Сволочное место, прости господи! Короче, хорош, трепаться, поехали, Гагарин!
Как ни странно, в этот раз проблем с каталкой не возникло. В закутке возле столовой стояло несколько запасных «транспортных средств», грузовой лифт, к счастью, находился неподалеку, даже в коридоре в этот час никого не было… В общем, первая часть операции прошла на удивление успешно. На операционном этаже Лине и Башмачкову также неожиданно повезло. Прямо перед ними врач и сестра, приложив к двери электронный ключ, вкатили в операционную очередного пациента. Не успели они захлопнуть дверь, как Лина завопила деловым тоном:
– Пожалуйста, не закрывайте дверь, нам начальство велело забрать пациента из реанимации.
Врач на ее крики даже не обернулся, а медицинская сестра любезно придержала дверь ногой, пока они вкатывали в операционное отделение пустую каталку. К счастью, их никто не видел. Навстречу попался лишь какой-то медбрат в помятом халате, но он очень спешил и не обратил на Лину и Башмачкова никакого внимания.
– Легко сказать: «Забрать из реанимации», – подала голос Лина, когда другая бригада скрылась из вида. – А где ее тут искать, эту скорбную обитель связанных доходяг?
– Мы сейчас похожи на диверсантов, заброшенных в тыл врага и забывших карту на родине. – хохотнул Башмачков. – Главное – идти уверенной походкой и внимательно читать надписи на дверях. Вот видишь: 1-я операционная, 2-я операционная…Где же эта чертова реанимация?
– Башмачков, тихо! Смотри, в конце коридора приоткрыта дверь. Вон та, без таблички. Буду Волочковой, если это не реанимация… Двигай туда! Только аккуратнее, не спались! Главное, не пялься по сторонам, мы не на экскурсии.
Лина и Башмачков развернули пустую каталку и спрятались за колонной возле приоткрытой двери.
За дверью было тихо. Они постояли пару минут, затем Лина отделилась от стены и, прокравшись на цыпочках, заглянула в большой зал. На двух кроватях лежали прооперированные пациенты. К каждому тянулись провода от приборов, а от ртов пациентов отходили гофрированные трубки, похожие на узкие слоновьи хоботы, они присоединялись к аппаратам искусственной вентиляции легких. Пациенты не шевелились, поскольку руки-ноги у них, как еще недавно у Лины, были привязаны к койкам.
– Странно, врачей вообще не видно, – шепнула Лина Башмачкову, вернувшись в коридор. Пойдем еще раз посмотрим. Только держи, пожалуйста, язык за зубами. Больные в реанимации, хоть и не разговаривают, однако все видят и все слышат, это я по себе знаю.
Лина и Башмачков, стараясь ступать как можно тише, вошли в реанимационное отделение. Лина почувствовала, как по спине потекла тонкая струйка пота.
– Ничего не понимаю, – прошептала она на ухо Башмачков, – где врачи и сестры? Мне казалось, что больных в реанимации без присмотра не оставляют. Велика опасность, что прооперированные больные все разом помирать начнут, и тогда многочасовая работа нескольких бригад хирургов пойдет насмарку.
Лина заглянула за ширму и едва сдержала крик. Она ущипнула себя. Нет, наверное, показалось. Лина схватила Башмачкова за руку и потянула за собой. Через секунду напарник сжал ее руку так сильно, что Лина тихо ойкнула. На полу лежал молодой мужчина в зеленом хирургическом костюме. Его открытые светлые глаза смотрели на Лину и Башмачкова с укором и удивлением. На куртке покойного был приколот бейджик: Константин Петрович Могильный, врач-реаниматолог.
Башмачков стоял и молча смотрел на тело того, кто еще недавно был тем самым врачом-реаниматологом. Сейчас ни один профессор уже не смог бы вернуть доктора Могильного к жизни даже с помощью новейших приборов и чудодейственных капельниц.
– Эй, писатель, чего застыл, как под наркозом, надо срочно когти рвать! – зашипела Лина и потянула Башмачкова в коридор. – Забыл, что мы здесь на птичьих правах? Еще решат, что это мы с тобой его замочили.
Она пнула носком ноги какой-то легкий предмет и автоматически сунула его в карман.
Башмачкова два раза уговаривать не пришлось. Схватив для маскировки пустую каталку, два самозваных эскулапа осторожно выбрались в коридор, стремительно добрались до лифта, опустились на свой этаж, пристроили каталку в той же нише, а потом все тем же путем прокрались в палату. На все-про все Лине с Башмачковым потребовалось не больше пятнадцати минут. Лина с удовлетворением отметила про себя, что сестринский пост по-прежнему пуст и, похоже, их никто не видел.
– Уф, ну ты и даешь, старуха! Такие страсти-мордасти после операции для тебя явно лишние Хвоста не было? – забеспокоился Башмачков.
– Вроде, нет, – задумчиво проговорила Лина. – Зато мы первыми увидели этого бедолагу Могильного.
– Да уж, фамилия Могильный – не самая подходящая для врача-реаниматолога. – философски изрек Башмачков.
– Не в фамилии дело, – Лина внимательно взглянула на напарника. – Константин Петрович…. Костя…Башмачков, да это же тот самый Костян, который с Мухой тогда дежурил! Он еще своим визгливым тенорком ее осаживал, постоянно на с небес на землю спускал. Интересно, что с ним случилось? Неужели сердце? Вскрытие покажет. Доктора нередко сами болеют тем, от чего лечат. Даже примета у них такая.
– А как же пациенты? – забеспокоился Башмачков. – Они же там сейчас совсем одни.
– Не волнуйся, в реанимацию постоянно кого-то привозят из соседних операционных, к тому же туда то и дело заходят врачи и больничное начальство. В общем, с минуты на минуту Костяна найдут. Представляю, как все забегают, потом заберут его в морг и тут же отыщут кого-нибудь ему на замену. Жаль только, что мы уже ни о чем спросить его не сможем. Тонкая ниточка, ведущая к Мухе, оборвалась навсегда. О, слышишь, Башмачков, в коридоре уже о чем-то перетирают? Наверное, «сарафанное радио» только что донесло в наше отделение свежую новость из морга…
Лина осторожно выглянула из палаты. Медсестра Танечка застыла на сестринском посту с таинственным видом. Она сейчас была похожа на роженицу, которая беременна сенсационной новостью. Две другие медицинские сестры из ее смены были с утра заняты на процедурах и, разумеется, оказались не в курсе последних событий. Им явно было не до Лины.
– Девчонки, помните доктора Константина из реанимации? – спросила Танечка зловещим шепотом.
Медсестры уставились на Танечку любопытными взглядами.
– Конечно, помним! У нас неженатые доктора все наперечет! – хихикнула худенькая Валечка в голубом медицинском костюмчике, ловко подогнанном по изящной фигурке.
– А что с ним? – поинтересовалась практичная Альфия в разовом медицинском костюме, не забыв одновременно бросить взгляд в зеркало, спрятанное на сестринском посту под крышкой стойки.
– Наш Омар Омарыч только что отвозил пациента в реанимацию и нашел Константина на полу. Мертвым. Уже вызвали полицию. Говорят, труп только что отправили на судебную экспертизу.
– А в реанимации кого из докторов оставили?
– Хотели, говорят, вызвать Мухину, но найти не смогли. Вроде бы, она взяла отпуск за свой счет и куда-то уехала. У нас всегда так: стоит уйти кому-нибудь в отпуск, и тут же что-то случается. У меня все, – завершила Танечка свое сенсационное сообщение и поднялась со стула:
– В общем, пошла я, пора уколы делать, а вы, девчонки, не болтайте тут лишнего. Омар Омарыч меня строго предупредил. Не дай бог, до пациентов дойдут слухи о смерти доктора в реанимации… Короче, такой негатив ни к чему. Рустам Маратович сказал, что, если информация просочится в прессу, репутации нашей клиники будет нанесен серьезный урон.
Лина прикрыла дверь в коридор и тихонько спросила.
– Как ты думаешь, Башмачков, этот Костян сам умер, или же ему помогли?
– Думаю, сам. Да кому он сдался, этот твой Могильный? – пожал плечами Башмачков. – Этой назойливой Мухе, что ли?
– Ты же сам только что слышал, что доктор Мухина в отпуске.
– Видишь ли, роковая роль Мухи в жизни Бармина у меня теперь вообще под вопросом. Врачу, даже если он в отпуске, не так-то просто попасть в клинику. Его пропуск автоматически блокируется на две недели. Вообще-то в этой клинике пропускная система – как в каком-нибудь атомном центре. Мышь не проскользнет!
– Окстись, Башмачков! Мы же в России, а не в законопослушной Германии! Всегда можно попросить знакомую докторшу заказать пропуск или умолить примелькавшегося охранника пропустить в клинику без этой дурацкой карточки, потому что, дескать, пропуск остался лежать в отделении. К тому же, местные охранники врачей и сестер помнит в лицо…
– В любом случае, судебные медики быстро определят, отчего умер Константин. Мы с тобой его видели всего несколько секунд и за это время никаких следов насилия на его голове и теле не заметили. Может, и вправду это был сердечный приступ?
– Не сбрасывай со счетов яды, – задумчиво проговорила Лина. – Уж кто-то, а медики в них разбираются. Ты знаешь, Башмачков, я должна кое-что тебе показать. На всякий случай я сунула в карман медицинского халата, позаимствованного у Танечки, пластиковый стаканчик. Он там валялся на полу, и я зачем-то решила его прихватить. Ты можешь передать его твоим знакомым судмедэкспертам в лабораторию?
– Ну ты вааще жжешь, Ангелина Викторовна! – простонал Башмачков, однако Лине показалось, что в его глазах мелькнуло искреннее восхищение. – Мои друзья смогут заняться твоим вторсырьем даже не завтра и не послезавтра, а только когда у них появится свободное время. В общем. подруга, давай договоримся по-взрослому. Ты сейчас отдаешь мне этот «особо ценный» стакан и навсегда успокаиваешься с расследованиями. Короче говоря, тихо-мирно готовишься к выписке. Обещаю, я завтра же отдам твой «особо ценный» вещдок знакомым ребятам в полицейскую лабораторию. Ну, а сейчас я отправлюсь в сортир и стяну с себя этих дурацких лягушек. Честно говоря, я устал уже в этом маскараде участвовать.
– Ну да, это тебе не готические романчики кропать, тут головой думать надо, – проворчала Лина и, дождавшись, когда приятель примет нормальный вид, вежливо, но твердо выпроводила его из отделения.
Рыжий ангел в белом халате
Марианна Мухина была в отличном настроении. Надо сказать, в последнее время это случалось с ней нечасто. Доктор Мухина радовалась, что впереди забрезжили хоть какие-то приятные перемены. Надоевшие дежурства временно прекратятся, и, возможно, в ее жизни наступит счастливая полоса. Марианна давно поняла, что люди делятся на тех, кто рискует, и на тех. кто боится малейших перемен в налаженной, хоть убогой и давно постылой жизни. Марианна Мухина относила себя к первому типу людей и не собиралась застревать на выматывающей работе, с которой у нее давно не было взаимности.
Марианне Мухиной давно казалось, что она проживает чужую жизнь. Это неприятное и тревожное чувство не покидало ее ни на работе, ни в общественном транспорте, ни дома. Размышляя, как изменить судьбу, и не находя ответа, Марианна, словно во сне, ходила на дежурства, покупала продукты, сидела в социальных сетях, но давно уже это не приносило ни удовлетворения, ни куража, ни радости. Не говоря уже о том, что на работе платили намного меньше, чем требовалось молодой и красивой девушке для счастливой и достойной, в ее понимании, жизни. Доктор Мухина каждой клеточкой своего стройного тела и даже души, в существование которой она, правда, не верила, чувствовала, что дни пробегают все быстрее и все бессмысленнее. Словно она едет по рельсам, проложенным по замкнутому кругу, в вагоне детской железной дороги, а за окнами мелькают какие-то убогие детские площадки, пыльные деревья и орущие малыши, которые падают на землю и требуют у мамаш, чтобы поезд прибыл немедленно. Марианна решила дождаться подходящего момента и спрыгнуть во что бы то ни стало из этого воображаемого маленького и тесного вагона, который никогда не привезет ее в город мечты…
Иннокентий Бармин очнулся в светлой большой комнате и слабо застонал. Руки и ноги онемели, шея затекла. Сколько же часов он проспал в одной позе?
– Доброе утро! – проворковала докторша в белом коротком халатике. Из-под ее хирургической шапочки выбивалась кокетливая рыжая прядь, а глаза теплого, медового цвета, смотрели с ласковым вниманием.
– Где я? – тихо поинтересовался старик.
– Иннокентий Михайлович, миленький. Не волнуйтесь! Вас перевели в реабилитационное отделение. – ласково отозвалась рыжая врачиха. – Вам все еще необходим постоянный медицинский уход. Словом, домой еще рано.
– А почему я не помню, как попал сюда? – продолжал осторожные расспросы Бармин.
– Потому что вы пока еще очень слабы, дорогой мой Иннокентий Михайлович. Пришлось сделать вам небольшой укольчик, чтобы вы легче перенесли переезд в другое крыло клиники.
– И все же… Как вас зовут, доктор? – не унимался старик. – Ваш дивный «укольчик» начисто отбил память. Хочется верить, что временно.
– Я ваш ангел-хранитель, – кокетливо улыбнулась девушка. – Вам не о чем волноваться, я обещаю сделать все, что в моих силах.
– А имя у ангела хотя бы есть? – настаивал Бармин.
– Вы можете звать меня просто Мэри, – улыбнулась красавица.
– Да-да, Мэри, начинаю вспоминать, где я вас видел. Во-всяком случае, вы доктор и работаете в этой клинике, это уже кое-что.
Голос Бармина звучал уже не так тревожно, а взгляд смягчился, перестал быть подозрительным.
– После долгого наркоза память нередко вытворяет странные штуки, – терпеливо, как ребенка, успокаивала его девушка низким бархатным голосом. – Впрочем, у нас в клинике нетрудно ошибиться. В медицинских костюмах и в этих шапочках мы все похожи, как близнецы. Я сама, между прочим, нередко путаю коллег со спины.
– Мэри, а где мой мобильный телефон? – внезапно вспомнил Бармин.
– Не волнуйтесь, ради бога, он в надежном месте, – девушка погладила руку Бармина своей прохладной и тонкой, почти прозрачной ручкой с красивыми длинными пальцами и ухоженными розовыми ногтями. – Вам нельзя ни о чем переживать и не стоит пока долго разговаривать по телефону. Скажите, с кем вы хотите связаться, и я отправлю СМС с просьбой вам позвонить.
– Эх, Мэри, одиночество страшная штука. Не с кем мне особенно связываться, – вздохнул старик. – Дочка далеко…
– У вас есть дочь? – искренне удивилась девушка. – Почему же она не навестила отца хоть разок в отделении? Странно, что вы не внесли ее фамилию в медицинские документы…
– К сожалению, Верочка давно уже живет за границей, – вздохнул старик. – Оттуда, сами понимаете, не так просто выбраться, особенно когда есть муж, ребенок, работа…