Все это мне доходчиво растолковала Катя, увлеченно подбрасывая в воздух куски хлебной корки. До воды ни один кусок не долетел – несколько чаек внимательно следили за Катиными движениями и реагировали моментально. Упитанные, надо сказать, птички. Я первое время тоже поддалась этому всеобщему увлечению – кормлению чаек. А потом поостыла. На несчастных голодных птичек чайки не тянули. Своей наглостью и раскормленным видом они здорово напоминали городских голубей. А еще – своей всеядностью. Лопают все подряд, что появляется в воздухе. Иногда, увлекшись, хватают выброшенные с кормы окурки. И никто никогда не видел, чтобы хоть одна окурок выплюнула. А уж когда на корме рыбу разделывают, вообще творится что-то невообразимое. Настоящий эскорт из чаек за теплоходом.
– Кать, неужели все так страшно? – решилась я отвлечь напарницу от захватившего ее целиком занятия.
Она посмотрела на мою угрюмую физиономию и рассмеялась.
– Не боись, прорвемся! Русские ведь не все – придурки. Большинство милые и приятные люди. Просто запоминаются те, кто дал жару. Паршивая овца, знаешь ли… Зотовой четыре года назад досталась компания «новых русских». За столом вести себя не умели совершенно, свинячили – жуть. Девчонок загоняли просто, даже драку один раз в ресторане устроили. Так стыдно было перед европейцами. Вот Светка теперь на всякий случай русских туристов заранее боится.
– А часто русские бывают?
– Очень редко. Не каждый год даже. У нас ведь дорого. Да и не интересно нашим Сибирь смотреть. Наши в жаркие страны едут, позагорать, в море поплескаться. А здесь – европейцы. Им интересно, экзотика.
– А чего же эти восемнадцать человек здесь делают?
– А хрен их знает! – весело сообщила Катя, в очередной раз введя меня в недоумение. С виду – сама интеллигентность, а как ввернет словечко, просто ушам не веришь. – Может, просто оригиналы. А может, мероприятие у них какое-нибудь. Научная конференция там или семинары какие. Тогда Зотовой повезло – у таких график жесткий: лекции там всякие, обсуждения. Они долго не засиживаются. Поели быстренько и поскакали организованно по делам. Просто прелесть, а не туристы.
Катя докормила птиц, постояла немного, подставив лицо солнцу, и ушла. А я осталась размышлять, сидя на скамейке, о русских туристах, тяжелой официантской доле и о собственном одиночестве. Все-таки «Прощание славянки» мне слушать нельзя. На работе-то я хорохорилась, Карину утешала. А сейчас что-то раскисла. Так захотелось, чтобы и меня приходили провожать. Ну, хоть кто-нибудь. Даже Димыч с его грубоватой прямолинейностью казался сейчас почти родным. Давненько, видно, не попадалась я ему под горячую руку. Даже соскучилась по этому его: «Вот объясни ты мне, почему вы, бабы, такие дуры?»
– Вот объясни ты мне, почему вы, бабы, такие дуры? – раздалось по правому борту.
Я подскочила от неожиданности и испуганно заозиралась. Этого еще не хватало! Уснула я, что ли, пригревшись на солнышке? Нет, надо высыпаться как следует. Чтобы не слышать на ровном месте всякие голоса. Вот прямо сейчас и пойду, посплю часа полтора, пока время есть…
– Ты что себе позволяешь, Захаров? – визгливо поинтересовался женский голос с того же правого борта. – Ты выбирай выражения все-таки.
– Я и выбираю, Курятова. А за то, что ты сделала, «дура» – это даже ласково.
– Сам ты придурок! Алкоголик несчастный! – взвизгнула невидимая мне Курятова и застучала каблуками по палубе.
Я отказывалась верить своим ушам. Судя по голосу и манерам, это Димыч. Второго такого хама еще поискать. Да и фамилия совпадает. Но Димыча Захарова не может здесь быть. Потому что не может быть никогда.
Как, скажите, может очутиться капитан милиции Захаров на туристическом теплоходе, где самая дешевая путевка полторы тысячи долларов стоит? А может, он здесь не отдыхает? Может, на задании? Хотя, какие дела могут быть у городского убойного отдела на нашем «Михаиле Зощенко»? Тут же сплошные иностранные подданные. Даже если и натворили чего, ими Интерпол должен заниматься.
Видно, галлюцинации у меня. От недосыпания и общего эмоционального расстройства. Чтобы убедиться, что все мне только кажется, я встала со скамейки и, вытянув шею, лениво посмотрела за угол, вдоль правого борта.
Вернее, собиралась посмотреть. Но не успела, потому что в ту же секунду была буквально сметена захаровской тушей. Какие тут, к черту, галлюцинации! Вот он, красавец, собственной персоной.
– Чувствую себя Анной Карениной, – сообщила я Димычу, потирая ушибленное об него ухо. – Будто попала под поезд, но чудом выжила.
Первый раз за время нашего знакомства я видела Димыча растерянным. Он смотрел на меня, как на привидение, и молча хватал воздух ртом.
– Ты здесь откуда? – наконец выдавил он, озираясь по сторонам.
– Работаю я здесь. А вот ты откуда?
Димыч метнулся к левому борту, быстро глянул вдоль него, потом вернулся, но на скамейку не присел – остановился напротив меня и сложил на груди руки. Кого он высматривает? Неужели и правда следит за кем-то? Я уже оправилась от первоначального шока, и теперь вопросы лились из меня рекой:
– Ты здесь кого-то ищешь, да? Убийцу ловишь? Туристы же только вчера приехали, когда бы они успели? Или это из команды кто-то? Среди нас, что, убийца есть? Мама!
– Твою мать! Я думал, хоть здесь от твоей болтовни отдохну, – широко улыбаясь, сообщил Димыч. – Но, видно, не судьба.
– Когда это ты от меня устать успел? Мы не виделись уже месяца два.
– Два месяца? А пролетели, как один день. В тишине и покое.
Тут меня осенила догадка:
– Димыч, а ты чего озираешься? Беспокоишься, что нас вместе увидят, что ли? Ты тут не один?
– Не один, – кивнул Захаров.
– С женщиной? – уточнила я. – Ты не переживай, я могу сделать вид, что с тобой не знакома, если так.
Димыч тряхнул головой, как собака, которой в ухо попала вода.
– Что ты несешь! С какой женщиной? В отпуске я.
– В отпуске?
– Да. Имею право, между прочим. Я три года в отпуске не был.
Право-то он, конечно, имеет. Только подозрительно все это.
– Димыч, а с каких это пор оперативники убойного отдела проводят отпуск на буржуйских туристических теплоходах? Или у тебя такие хорошие отпускные скопились за три года?
Врушка Захаров сник просто на глазах. Не ожидал, видно, что его так быстро раскусят.
– Чего это он буржуйский? – забормотал Димыч, выковыривая из пачки сигарету. – Нормальный наш отечественный теплоход.
– Ага, наш. Отечественный. Только арендует его швейцарская турфирма. Она же и путевки продает. У нас что, уголовный розыск вышел на международный уровень?
– Да говорю же, отпуск у меня.
– А деньги у тебя откуда на такой роскошный отпуск, а? Ой, Захаров, ты что, оборотень в погонах?
– Блин! И здесь то же самое. – Димыч посмотрел на меня совсем жалобно. – Ты хоть не начинай, меня на работе с этим оборотнем задолбали.
– Их можно понять. Давай колись, как ты здесь оказался, отпускник?
Кололся Захаров на удивление складно, видно, не первый раз уже рассказывал, как дошел до такой красивой жизни.
История получалась не такая уж невероятная. Один из захаровских одноклассников, парень смышленый и не лишенный деловой хватки, почти сразу после выпускных экзаменов уехал в Москву. Сначала учился, потом учился и работал, потом работал. Много и упорно. Результатом такого упорства стала собственная фирма, одной из первых в стране начавшая поставлять на российский рынок компьютеры. «Серега всегда к электронике был неравнодушен, – пояснил Димыч такой выбор деятельности, – вечно что-то клепал там своим паяльником. Его физичка очень за это любила». А уж когда появились пейджеры, а потом и сотовые телефоны, Серега не упустил своего шанса. Если верить Захарову, Серегина фирма захватила весьма значительную долю рынка средств мобильной связи. Со всеми вытекающими последствиями. «Серега-то наш теперь – олигарх, – гордо поведал мне недавний олигархический одноклассник, – самый настоящий!» Достигнув в этой жизни многого, Серега-олигарх вдруг обнаружил, что ничто человеческое ему не чуждо. В том числе и тоска по малой родине. Вспомнилось вдруг, что сам он сибиряк и что после школы в родном городе толком не был, и дружбы такой бескорыстной, как в школе, больше не встречал. Затосковал, в общем. Но ненадолго. Потому что был человеком деятельным, привыкшим решать свои проблемы одним махом. Разыскал на «Одноклассниках» пару школьных приятелей, через них вышел на остальных. И предложил устроить вечер встречи выпускников. Но не ограничиваться несколькими часами общения, а вспомнить «школьные годы чудесные» по-настоящему. Для этого жаждущий непринужденного общения Серега выкупил пару десятков путевок на туристический теплоход, возящий иностранных туристов по Сибири. Чтобы не только молодость вспоминать, но и родной край посмотреть после стольких лет разлуки. Правда, радость его была несколько омрачена тем, что не все смогли поехать, а тех, кому обстоятельства это позволяли, пришлось долго уговаривать принять такой роскошный подарок. Все-таки путевки недешевые, полный пансион, а бывшие одноклассники как на подбор оказались людьми совестливыми и гордыми.
– Да, нелегко быть богатым, – посочувствовала я неведомому Сереге.
– Конечно, мы же бедные, но гордые!
– Чего же согласились тогда?
– Да сначала не хотели соглашаться. А потом чего-то жалко стало Серого. Человек от чистого сердца предлагает, а все подвох какой-то ищут. Ну, он же не виноват, что смог денег заработать. Не солить же ему их теперь. Он и школу нашу бывшую отремонтировал, компьютеры туда завез…
– Значит, ты на Серегины деньги здесь расслабляешься? – уточнила я еще разок, специально, чтобы посмотреть, как Димыч будет смущаться.
Он кивнул с виноватым видом. Не получится из него коррупционера – вон как стесняется.
Значит, восемнадцать русских туристов – это московский гость Серега с бывшими одноклассниками. Один из которых – капитан Захаров. Нет, не будет нам спокойной жизни, можно даже не рассчитывать.
– А с кем это ты сейчас ругался? – вспомнила я вдруг. – Чем не угодила тебе несчастная Курятова?
– Да ну ее! – Димыч швырнул окурок за борт и плюнул вслед. – Курица она! Ее муж привез на машине, а в багажнике у него две упаковки пива баночного было. Мы специально взяли, чтобы попить культурно после отплытия. А она забыла его забрать. Сама на борт впорхнула, а пиво наше так и уехало в багажнике. Всегда дурой была, да так ей и осталась – не берет человека время совсем.
– Тоже мне проблемы, – не поняла я захаровской печали.
– Для тебя, может, и не проблемы, а у нас отпуск может сорваться, если так дальше пойдет. Настроения уже никакого.
Смотреть на Димкины страдания не было мочи – так натурально он сокрушался. Опять же три года в отпуске не был человек, одичал на работе. Надо выручать, пока он совсем мрачным не стал.
– Чего ты дурака валяешь? Идите в бар – там этого пива хоть залейся. Олигарх ваш бар оплачивает?
– Да неудобно как-то, – замялся Димыч, – только сели – и сразу в бар. Подумают, что мы алкоголики.
– Не подумают, – хихикнула я, – здесь к этому привыкли. Идите смело. Бар на средней палубе, в носовой части.
– А пойдем с нами, – предложил великодушный Захаров. – Выпьем чуток, я тебя с мужиками познакомлю.
– Ничего не получится. Мне в бар нельзя.
– Чего так?
– Обслуживающему персоналу в баре делать нечего. Порядки такие. Ты пока не в курсе, конечно. Я здесь как раз обслуживающий персонал. Я сюда официанткой устроилась на лето.
– Что за фигня? – искренне возмутился Димыч. – А как же равноправие?
– Равноправие у нас после работы. Так что захочешь меня увидеть, приходи сюда, на корму. Можем даже какое-нибудь тайное место придумать и записки в нем оставлять. Для пущего романтизма.
– Как Маша и Дубровский? – сразил меня эрудицией Димыч.
Надо же, чего он помнит из школьной программы! Никогда бы не подумала, что старший оперуполномоченный Захаров способен на такие литературные ассоциации. Может, я его совсем не знаю? Может, он в душе тонкий и ранимый?
– Ты откуда про Дубровского знаешь?
– Да это Вадик. Дружок мой школьный. Он сплошными цитатами разговаривает. И как только помнит все? Мы с ним уже два дня общаемся – сначала тяжело было, а теперь втянулся. Даже вот помню кое-что про Дубровского и «Белое солнце пустыни». Вадик мужик классный, к нему только привыкнуть надо.
Мне захотелось посмотреть на уникального Вадика. Договорились, что после ужина Димыч приведет его на корму для официального представления. На том и расстались.
Глава 2
Светка Зотова готовилась ко второй, «русской», посадке, как к последней битве добра со злом. Только что в чистое не переоделась. Зато была непривычно тиха и задумчива, смотрела на всех тоскливым взглядом и даже забывала шипеть на своих девчонок, хотя было за что. Жанна, например, умудрилась притащить туристке, которая категорически не ест рыбу, салат с тунцом. В обычное время Светка незамедлительно сообщила бы дуре Жанне, кто она есть после этого. Ну, не совсем незамедлительно, конечно. Дотерпела бы до сервировочной, чтобы туристов не беспокоить. А сегодня промолчала. Долго извинялась перед туристкой с помощью Женечки-тихони, у которой немецкий не в пример лучше Светкиного, а про Жанну даже и не вспомнила.
Вообще туристы, не употребляющие те или иные продукты, – это отдельная головная боль. Зовутся они «специалитеты» и выявляются во время первого ужина на борту. Володин ходит с блокнотом от столика к столику и подробно расспрашивает каждого о симпатиях и антипатиях в мире продуктов. Самая ходовая антипатия – «но фиш». Противников рыбы в рационе почему-то больше всего. Иногда к рыбе добавляются еще и морепродукты. Почему иностранные граждане, известные своим бережным отношением к собственному здоровью, не хотят кушать страшно полезную рыбу, непонятно. Может, не так уж они о здоровье заботятся, как мы привыкли думать? Вторая по многочисленности группа специалитетов – диабетики. Эти никакого недоумения не вызывают – не по своей воле люди от сахара отказываются. Хлопот с диабетиками, как правило, никаких, главное, не забывать, что на десерт, вместо мороженого и тортиков, приносить нужно фрукты. За диабетиками идут вегетарианцы. Эти совсем безобидные, если только какая-нибудь Жанна сдуру не брякнет перед ними тарелку с бифштексом.
Остальные специалитеты – это туристы с разнообразными аллергиями и пищевыми причудами. С последними труднее всего. Как только люди себя не ограничивают, просто диву даешься порой. Кто-то яйца куриные не ест, а перепелиные – за милую душу. Другой не ест фрукты и овощи красного цвета. А красную ягоду – запросто. В прошлом рейсе была у нас туристка, которая, судя по списку, предъявленному Володиным шеф-повару, не ела вообще ничего, кроме спаржи, креветок, пророщенных зерен, творога и артишоков. Как сказала тогда Зотова, искренне сочувствующая поварам: «С такими закидонами надо дома сидеть, зерна проращивать. А не в круизы ездить, не портить людям жизнь». Но выкрутились как-то. Молодцы у нас повара, особенно, если учитывать, что меню за одиннадцать дней круиза не должно повторяться ни разу.
Всех специалитетов, доставшихся нашей станции, Катя аккуратно выписала на отдельную бумажку и прицепила список на стенке выдвижного ящика. Чтобы первое время подглядывать, пока не запомним. В этом рейсе нам повезло – только один вегетарианец в первую посадку, и во вторую двое диабетиков и человек с аллергией на алкоголь. Диабетики за пятнадцатым столом, аллергик – за восемнадцатым. Ничего сложного.
До начала второй посадки мы как раз успели заново накрыть столы и сбегать подбодрить Зотову, которая совсем что-то пала духом. Стояла, привалившись плечом к стене, и с кротким видом принимала соболезнования.
Я, как могла, попыталась ее утешить, рассказала, что за туристы ей достались – не самый худший вариант, если вспомнить про отремонтированную школу и тоску по родине. Даже за Димыча поручилась головой и пообещала провести посильную воспитательную работу. Ничего не помогало. Особенно испортило все слово «олигарх», которое я брякнула, рассказывая про одноклассника Серегу.
– Знаю я этих олигархов, – помрачнела Светка еще больше, – можешь не рассказывать. Нахлебаемся еще с меценатом, вот увидишь.
Долго утешать страдалицу никто не мог себе позволить – в ресторан уже потянулись туристы. Ладно, не съедят ее в самом деле. Вечером еще посочувствуем.
Диабетики наши оказались очень приятной пожилой парой из бывшей ГДР. Даже помнили кое-что из школьного курса русского языка, так что проблем с ними у нас точно не будет. Что-то есть у нас общее – у людей из бывшего соцлагеря. Есть, что вспомнить.
Аллергиком оказалась крохотная бабулька, Марта Герцель. Мы ее еще со вчерашнего ужина запомнили. Этот восемнадцатый стол вообще очень колоритный подобрался. Кроме сухонькой Марты за ним оказалась дородная немка Анна Браух лет шестидесяти с личным секретарем лет тридцати. Или он личный переводчик? Мы толком не поняли ни статуса этого вертлявого паренька, ни какая в нем Анне особая надобность. Зато он оказался «бывший наш». Переехали они всей семьей в Германию лет десять назад, и с тех пор русский язык он не забыл, а в немецком здорово поднаторел. И даже не отказался помогать мне общаться с туристками за восемнадцатым столом, хоть и смотрел без особой приязни. А Анна с Мартой как-то сразу нашли общий язык, весь ужин оживленно о чем-то проговорили и ушли под ручку. Парочка эта выглядела на ходу довольно комично: степенная Анна плыла по коридору, величественно кивая головой с неестественно пышной прической, а сухонькая Марта, несмотря на более солидный возраст, забегала то с одной, то с другой стороны и трещала без умолку, размахивая изящными ручками.