- Алё. – Прервал её размышления приятный голос.
- Здравствуйте, это Волкова. Ни от чего не отвлекаю?
- Нет, но я в метро, и может пропадать звук.
- Слава богу. – Вдруг, с огромным облегчением, выпалила Светлана, отчётливо услышав характерные звуки метрополитена на втором плане.
- Что? Плохо слышно. Что вы сказали?
- Нет ни чего. Я хотела извиниться за то, что не смогла вчера приехать.
- Ничего страшного. – Услышала Светлана спокойный ответ и он её, тоже расстроил. – «Вот чёрт – ничего страшного… То есть, ей по фигу… А я-то здесь фантазирую…»
- Если сегодня приеду – удобно? - Уже не таким бодрым голосом задала она свой вопрос.
- Да, приезжайте.
- А когда удобно? Я могу через сорок минут. – Прикинула Светлана, глядя на часы.
- Можно.
- Спасибо, еду. – И нажала отбой. – «Значит ничего страшного? Вот так… А что ты хотела услышать? Что она ждала, что расстроилась? Да, конечно, это было бы лучше, но вряд ли. С чего вдруг, она стала бы так откровенничать? Да и какое значение имеют слова? Тут важен тон, а вот тон был равнодушный. Чёрт, хватит себя накручивать, пошли собираться, а то опять опоздаешь…»
Через сорок минут в музее Лермонтова.
- Вот, список тех, кто сдал экспонаты для выставки. – Мария протянула листочек с информацией Светлане.
- Небольшой. – С сожалением отметила та, глядя на короткий список. - И вы говорите, что дали Шаховой точно такой же?
- Да, точно такой же.
- И что?
- Не знаю, но раз она, после этого пригласила вас, то, скорее всего, ничего полезного в этом списке не оказалось.
- Мда… - Светлана делала вид, что рассматривает листок, а сама краем глаза с удовольствием смотрела на ножки девушки. – А почему вы сегодня не в бальном платье?
- В смысле? В каком бальном платье?
- Ну в старинном, старинном, у меня оно с бальным ассоциируется.
- А. Не успела ещё, группы будут после трёх, вот тогда и переоденусь.
- Ясно. – Светлана соображала, чтобы такого ещё попросить, чтобы не заканчивать встречу так быстро. – Вы сказали, что можете показать мне рисунки Врубеля.
- Да, могу, они сейчас в хранилище, пойдёмте.
Пока они шли, Светлана, наконец, сообразила о чём можно поговорить с Марией.
- Я тут увлеклась изучением обстоятельств дуэли Лермонтова и, честно говоря, вопросов всё больше и больше.
- Например?
- Например? Да, хоть причина. По-моему причин для дуэли не было. Общепринятая, что Мартынов обиделся на безобидную шутку Лермонтова, не выдерживает никакой критики.
- Ой ли?
- Конечно. Что обидного в словах - «Берегитесь этого горца с большим кинжалом»? Тем более, что Мартынов действительно был одет в горский костюм, и действительно был с большим кинжалом?
- Иногда, имеют значения не слова, а тон. («О, как я согласна». – Пронеслось в голове у Светланы). И если тон был издевательским, то даже самые безобидные слова могут быть оскорбительными.
- Это как шутка про Сечина?
- Что за шутка, я не знаю?
- В газету раздаётся звонок. Секретарь снимает трубку, и слышит сердитый строгий голос: - Это пресс-служба Игоря Ивановича Сечина.
- Очень приятно… - начинает секретарь, но голос обрывает её:
- Что вы себе позволяете? Почему вы так пишите об Игоре Ивановиче?
Секретарь растерялась и испугалась напора:
- А как мы пишем? Мы вроде, ничего такого не писали…
- Вы написали вчера (И тут голос перешёл на карикатурный издевательский тон): - Игорь Иванович Сечин.
- А надо было как?
В голосе послышалась сталь, как будто молотом стали бить по наковальне: - Игорь, Иванович, Сечин.
Последние слова Светлана произнесла грубым, хамоватым голосом, передавая значимость и важность государственного мужа и соратника президента.
- Да, забавно, и именно то, что я хотела сказать. – Согласилась Мария. – Тон имеет значение, а если добавить сюда, то, что со слов очевидцев, Лермонтов издевался и подшучивал над Мартыновым уже какое-то время, то безобидная шутка, могла быть последней каплей. Вы знаете, что Лермонтовым была нарисована целая тетрадка злых и неприличных карикатур, на всё «водяное Общество» Пятигорска?
- Нет, конечно.
- Так вот, большая часть карикатур в ней, была посвящена Мартынову. Например, одна из них изображала его в женском корсете, всё с тем же огромным кинжалом.
- Ого! И где эта тетрадь? Было бы интересно посмотреть.
- К сожалению, пропала, и мы знаем о её существовании, только со слов очевидцев тех событий.
- Жаль. Но, всё-таки, это косвенные свидетельства, то ли там было что-то, то ли не было. Лермонтов хорошо рисовал?
- Прекрасно, на уровне первоклассных художников. Да Вы и сами можете убедиться. – Они остановились возле одной из картин на стене. На ней был изображён красивый горный пейзаж.
- Это Лермонтов?
- Да.
- Понятно.
- Поэтому злые карикатуры в его исполнении, со скабрёзными подписями к ним, могли быть очень болезненными, тем более похожесть в них была гарантирована. Уж что-что, а обижать Лермонтов умел. Например, знаете ли вы, что, на самом деле, обидело Николая Первого, в знаменитом стихотворении «На смерть поэта»?
- Как что? Там весь текст был обидным. – И она процитировала всем известные строки:
Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
- Дальше, извините, не помню. – Она напряглась вспоминая. – Вот, вот:
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
- Да, да, это. Ну и что тут обидного для царя? – Повторила свой вопрос Мария.
- Ну как что…
- Да, ничего. – Ответила за Светлану девушка. - Ну, стоят какие-то надменные потомки, ну и что?
- Известные подлостью отцов.
- Ну и что? Что здесь обидного для царя?
- Хмм. – Только и нашлась, что ответить Светлана.
- И кстати, вы зачитали первые четыре строки из шестнадцати, которые Лермонтов дописал позже. Основной текст появился на несколько дней раньше, и был посвящён горю от утраты гения, никакого обличения основ в нём не было, а уж тем более царского строя.
- Вот как? – Опять удивилась Светлана, с удовольствием наблюдая за девушкой, и больше отмечая её темперамент, чем вслушиваясь в слова.
- Да, и в этих добавленных строках Лермонтов очень конкретно указывал на тех, кого он считал виновными в гибели Пушкина. Это сейчас нам надо исследовать кто это, да что это, а тогда всем было всё ясно, прямо пофамильно.
- А почему Лермонтов добавил эти строки известно?
- Да, конечно. После дуэли многие в высшем обществе встали на сторону Дантеса, оправдывая его поступок. А последней каплей стала ссора Лермонтова со своим родственником камер-юнкером Столыпиным, который пересказал ему эти настроения, и тоже попытался оправдать противника Пушкина.
- Ну хорошо, а при чём здесь царь?
- Вот причём. С одной стороны он был поборник морали и семейных ценностей, а с другой приличный ходок на сторону.
- Опа.
- Да, и как говорят злые языки, мимо его внимания не прошла ни одна красавица высшего света.
- Вот сволочь, ну что за страна, во все времена, сплошные двойные стандарты. Тогда боролись за нравственность, а сами трахались на право, и на лево. Сейчас всё время борются с коррупцией, и при этом воруют как ненормальные. Ну как с этим жить? Ладно, ну а царица, что же?
- Что? Отвечала ли ему тем же? Ей было сложнее. За своей женой, Александрой Фёдоровной, император следил очень ревниво и бдительно. Настолько бдительно, что лично утверждал список тех, кто мог пригласить её на танец, и чтобы фамилии таких желающих чаще одного раза в год не повторялись.
- Круто.
- Да, но это, судя по всему, не помогло. У императрицы был фаворит, которого в своём дневнике она называла «Бархат», и им был двадцатидвухлетний князь Александр Трубецкой.
- А ей сколько было лет?
- Тридцать девять.
- Молодец, а как выглядела?
- Всегда была красавица, но после сорока стала заметно сдавать.
- Чувствовала, значит, что время берёт своё и отрывалась напоследок – молодец.
- И кстати, обычай встречать Новый Год с ёлкой, украшенной игрушками, ввела именно она.
- Ох ты… Вот за это ей, отдельное спасибо. За новогоднюю ёлку, ей можно простить всё, не только флирт с молодым красавчиком. – Они помолчали. - Так на что же обиделся царь, в стихотворении Лермонтова?
- На фразу: - «Но есть и божий суд, наперсники разврата!»
- Ого, царь воспринял обвинения в распутстве на свой счёт?
- Может быть и на свой, но скорее всего, он воспринял это, на счёт императрицы. Ведь прямое значение слова наперсник – любимчик, то есть фаворит. Таких любимчиков у императрицы было четверо, их так и называли кавалергарды императрицы, а Дантес был дружен со всеми четверыми, особенно с Трубецким, основным наперсником-любимчиком. Именно этот кружёк, Лермонтов обвинял в заговоре, и травле Пушкина.
- Ах вот оно что. – Протянула Светлана.
- Да, но и это ещё не всё. После смерти Пушкина, царь взял на своё полное финансовое обеспечение его вдову и детей. Как утверждают очевидцы, Он это лично пообещал умирающему Пушкину, и слово сдержал. Казалось бы благородно, но. Но, дело в том, что жена поэта тоже была красавица…
- Упс, и вы намекаете, что не Дантес подбивал под неё клинья, а сам государь император?
- Именно, тем более что Дантес был, как бы это сказать помягче, склонен совсем к другому, и жил у своего, так сказать, приёмного отца – барона Геккерна. Что само по себе удивительно. Зачем спрашивается барон Геккерн, которому не было и пятидесяти, усыновил двадцати четырёх летнего поручика, при живом отце?
- О боже…
- Вот именно. Теперь понятно о ком писал Лермонтов, и на что обиделся царь-император?
- Да. Но тогда получается правы были советские историки, которые считали, что за дуэлью Мартынова и Лермонтова стоял царь? Только мотивы его были, не политические, а личные?
- Нет, вряд ли. Если уж он Трубецкого не убил, за его шашни с женой, то почему должен был стараться убить Лермонтова?
- А действительно, что стало с Трубецким, фаворитом императрицы? Уж если за намёк на его связь в стихотворении царь сослал на Кавказ Лермонтова, то что же он должен был сделать с самим «виновником торжества»?
- В том то и дело, что ничего особенного. Его вскоре уволили со службы в чине полковника, и на этом его карьера при дворе закончилась. Дальше была вполне романтическая история, в духе того романтического времени. Он влюбился в итальянскую балерину, долго упрашивал государя отпустить его к ней за границу. Царь не спешил, и разрешение соизволил выдать, лишь спустя 10 лет. Балерина, в эти десять лет, особо не скучала, и замужем побывать успела, и детей нарожать, поэтому Трубецкого несколько подзабыла. Тем не менее, какое-то продолжение у них было, закончилось оно, правда странно, князь женился на её дочери, ну и так далее, и так далее.
- Красота какая. – Светлана спохватилась, что они продолжают стоять возле картины Лермонтова, а шли к рисункам Врубеля. – Мы с вами к рисункам шли. – Напомнила она Марии, и они двинулись дальше, не прерывая разговор. - Тогда опять ничего непонятно. Что же послужило причиной дуэли Лермонтова с Мартыновым? Царский след отпадает?
- Да отпадает. Слышали ли вы, о пропаже письма и дневника семейства Мартыновых, которые Лермонтов взялся передать их сыну Николаю? – Мария указывала Светлане, куда идти и где поворачивать, касаясь её руки своей.
«Как нежно она это делает. – С удовольствием отмечала каждое такое прикосновение та, и еле удерживалась, чтобы не взять девушку под руку».
- Нет, не слышала. – Обманула она Марию. Конечно, она прочитала об этом странном эпизоде, но хотела продолжать разговор дальше, а ещё больше хотела просто слушать голос девушки.
- В Москве, перед поездкой в экспедицию, как тогда называли район боевых действий на Кавказе, Лермонтов зашёл к Мартыновым, попрощаться и спросить, не надо ли что передать их сыну. Те, воспользовались оказией, и попросили передать несколько писем уложенных в один пакет. Итак. – Акцентировала этот момент Мария. – В пакете лежали два письма от сестёр, вместе с ними дневник от младшей сестры Натальи Соломоновны Мартыновой, за которой, кстати, сильно ухаживал Лермонтов, и в последний момент к этому добавилось письмо от отца Соломона Михайловича, содержимого которого никто не знал. Лермонтов взял пакет и уехал. А вот довёз и передал, он, Николаю Мартынову, вместо писем, лишь деньги, триста рублей. Объяснение было простое, мол, в дороге его обокрали, и вместе с его личными вещами пропал и пакет Мартыновых. Лермонтов, как человек честный и не бедный, компенсировал пропажу, передав Николаю Мартынову деньги, лежавшие в конверте отца. Вопрос. – остановилась Мария и даже подняла палец, обозначая важность этого факта. - Откуда Лермонтов узнал о том, что отец, Соломон Михайлович, положил в свой конверт деньги? Он поэту об этом не говорил, лишь добавил свой, запечатанный конверт, в общий пакет с письмами, и всё. Поэтому знать о том, что вместе с письмами пропали деньги, Лермонтов не мог. А значит, он вскрыл пакет, и ознакомился с его содержимым. И дальше уже не важно, была действительно кража, или поэт её выдумал, чтобы скрыть факт того, что он прочёл письма.
- И так просто, после этого, подставился с деньгами? – Удивилась Светлана. - Зачем он передал деньги?
- Это разные вещи, одно дело прочитать чужую почту и совсем другое присвоить чужие деньги.
- Всё равно странно. Ясно же, что этим благородным поступком, он признаётся.
- Это сейчас ясно, а тогда он мог не помнить говорили ему о деньгах или нет. Возможно, считал, что говорили.
- Допустим. А для чего ему было читать их письма?
- Как я сказала, он ухаживал за младшей сестрой Николая Мартынова, наверное, хотел узнать, что она пишет о нём.
- Вот как. – Светлана обдумала, услышанное. «Это может быть – думала она – я бы тоже так сделала, но с деньгами бы поступила иначе. Пусть бы вначале, каким-то образом, выяснилось, что они там были, а уж потом, как честный человек, отдала бы их».
- И кстати, в результате этого инцидента, на свет появилась повесть «Тамань», где как раз и описана пропажа личных вещей поэта.
- Это там где контрабандисты и слепой мальчик?
- Да, который украл вещи.
- Надо же. Тогда получается, это правда? И Лермонтова действительно обокрали? Придумать историю, в которой у тебя крадет вещи слепой – сложно. Так что скорее всего это правда. Можно ведь, предположить, что кража была, но письма при этом не тронули. А Лермонтов под шумок, воспользовался моментом и, ознакомившись с содержимым пакета Мартыновых, но, не сумев его аккуратно запечатать обратно, прибавил и его к пропавшим вещам.
- Кто теперь знает? Может быть.
- Ну хорошо, допустим он вскрыл пакет и прочитал письма, и что?
- А то, что спустя какое-то время, стали распространяться слухи с пикантными подробностями о сестрах Мартыновых, которые, возможно, и были описаны в дневнике и письмах.
- А вот это подло. Лермонтов был способен на такое по отношению к женщинам?
- Он был очень противоречивый человек, особенно в описании его современников. Кто-то описывал его законченным мерзавцем, а кто-то наоборот образцом чести.
- А вы как считаете?
- Я считаю, что он был обычным человеком, и в нём было, и то и другое.
- Хорошо. – не сдавалась Светлана. – Пусть причина для дуэли была и Мартынов просто искал повод вызвать Лермонтова. Но что вы скажете о секундантах? Почему они всё время путаются в показаниях? Вначале Глебов говорил, что он был секундантом со стороны Мартынова, потом передумал, и стал говорить, что со стороны Лермонтова. То же самое Васильчиков. Были ли они вообще на месте дуэли?