Я пожал плечами. Я уже смекнул, что сейчас получу встречное предложение, а это делало мою позицию достаточно сильной.
— Он сказал мне, — спокойно продолжил Смидли, — что вы потребовали вознаграждение за то, что отыщете и вернете компании колье Сарбайна.
Я кивнул.
— Совершенно верно.
— Но вы знаете, что наши правила запрещают выплачивать вознаграждения своим сотрудникам?
— Да, знаю.
— Значит, вы отдаете себе отчет в том, что ваши требования беспрецедентны. Лично я отстаиваю точку зрения, что хорошие работники на улице не валяются, и их следует ценить и поощрять. И относиться к ним нужно бережно. Иными словами, мистер Крим, я пригласил вас сюда, чтобы попытаться прояснить и, по возможности, исправить некоторые недоразумения. Вам нравится ваша работа?
— Иногда.
— Вы считаете, что вам платят недостаточно?
— Да, — сухо сказал я.
— Мы вас понимаем. Честолюбивые люди нередко выражают недовольство по поводу финансовой оценки своих услуг. А что, если я предложу вам поднять ваше жалованье на десять процентов?
Я помотал головой.
— Нет. Мне не нужна прибавка.
— А что вам нужно, мистер Крим? — холодно спросил он.
— Я уже объяснил это мистеру Хантеру.
— Но позвольте, — мистер Смидли снисходительно улыбнулся, словно напоминая, что мы с ним взрослые люди и понимаем всю нелепость моих требований. — Вы же не можете всерьез требовать выплаты пятидесяти тысяч долларов? Если бы это даже и не противоречило нашим правилам — сумма-то просто абсурдная!
— Допустим. Но лишь на одну пятую столь же абсурдная, как тот чек, который вам придется выписать по истечении двух недель, если вы не найдете колье.
— А почему вы так уверены, что найдете его сами?
— Не знаю. Как не знаю и того, со сколькими людьми мне придется поделиться своим вознаграждением. Хочу только заранее подстраховаться.
— И вы считаете, мистер Крим, что ваше требование стоит того, чтобы потерять положение и работу?
— У меня здесь никакого положения, мистер Смидли. Только работа причем оплачиваемая примерно так же, как труд забулдыги-слесаря. Такое вознаграждение — это пять лет моей работы здесь.
— Понимаю. А что, если вместо вознаграждения, мы выдадим вам премию в размере пяти тысяч долларов?
Я помотал головой.
— Вы понимаете, мистер Крим, что такое пятьдесят тысяч долларов?
— Не совсем, — признался я. — Но, положив их на свой банковский счет и потратив пару бессонных ночей на то, чтобы досчитать до пятидесяти тысяч, я свыкнусь с этой мыслью. Я вообще быстро приспосабливаюсь. Я способный.
— Понятно, — вздохнул мистер Смидли, переплетая пальцы. — Я хочу, чтобы вы поняли следующее, мистер Крим: я ставлю интересы компании выше амбиций и даже выше устоявшихся традиций. Согласись я с тем, чтобы вышвырнуть вас вон, я бы потешил свое самолюбие, но поступился интересами компании. Только давайте сразу жестко договоримся: если колье будет найдено сотрудниками полиции, ФБР или каких-либо иных организаций и правоохранительных органов здесь или в другой стране, никакого вознаграждения мы вам не выплатим. Деньги вы получите только в том случае, если найдете колье сами… или с помощью воров, скупщиков краденого и прочего сброда. Вы согласны?
— Да, сэр. Но я хотел бы получить также письменное подтверждение.
— Я продиктую условия секретарше, и вы заберете контракт с собой. И учтите, мистер Крим, лично вы и ваши методы мне не нравятся. Надеюсь, мне понравятся ваши результаты.
— Я тоже надеюсь, сэр.
Он вызвал секретаршу и надиктовал ей договор. Я дождался, пока его напечатали и подписали, после чего, унося в руке бумажку стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, позволил себе гаденько ухмыльнуться в лицо массы Хантера.
ГЛАВА ВТОРАЯ
С годами у меня выработалась особая манера работать, которая отличается от методов полиции прежде всего полной противоположностью целей, которых мы добиваемся. Полицейские ловят воров. Меня интересует только застрахованное нашей компанией имущество. Если попутно с возвращаемым имуществом удается прихватить и вора, я не слишком возражаю против временного пребывания в ранге ревностного блюстителя законности; аналогичным образом полицейские, изловив вора, с готовностью возвращают похищенное законному владельцу. Есть и некоторые другие различия. Полиция, например, обладает неограниченными возможностями и колоссальной разветвленной организацией, раскинувшей свои щупальца по всему свету. Если в кое-каких подобных организациях мне и готовы изредка оказать поддержку, то при этом там ни на секунду не забывают, что ради спасения страховки я всегда готов пойти на любую сделку как с самими жуликами, так и с укрывателями краденого. В договоре, который вручил мне Смидли, об этом, естественно не было и речи; более того и он и Хантер поклялись бы на стопке библий, что не знаются с ворами и мошенниками. Тем не менее, когда мы, сыщики, вступаем в контакт с такого рода публикой, наши боссы закрывают на это глаза. Для пользы дела.
Так что работаю я по-своему; иногда у меня это выгорает, а порой и нет. О том, как это сработало в деле Лидии Андерсон (а именно под таким именем оно навсегда запечатлелось в моей памяти), вы узнаете, дочитав до конца эти записки.
Колье было украдено в воскресенье вечером, а описанные выше события происходили во вторник утром. Из всего, что я прочитал по поводу этой кражи, я заключил, что будет лучше, если до четверга с этим делом провозится полиция, промолов его через все свои жернова. Скорее всего им не удастся обнаружить ни вора, ни колье. В противном же случае, я все равно ничего не добьюсь, если и буду путаться у них под ногами. Да, колье меня интересовало — даже очень, на целых пятьдесят тысяч долларов, — но только в том случае, если я найду его сам. Поэтому я решил временно оставить полицию в покое, а сам пока прогулялся в доннеловское отделение нью-йоркской библиотеки. Если вы рыщете в поисках каких-то экзотических фактов, то, разумеется, лучше Центральной библиотеки, что на Сорок второй улице, вам места не найти; правда, порыться на полках вам просто так не разрешат, да и кучи всяких формальностей не оберешься. Поскольку мне требовался всего-навсего выпуск «Кто есть кто» пятилетней давности, я решил довольствоваться доннеловским филиалом, где можно неспешно полистать любой справочник в тишине и покое.
Кроме того, здание доннеловской библиотеки удобно расположено на Пятьдесят третьей улице, прямо напротив Музея современного искусства, в котором можно совершенно потрясающе пообедать по самой обычной для Нью-Йорка цене. Я посещал местную столовую уже без малого десять лет и давно проникся уверенностью, что ничто так не красит человека, как способность создавать шедевры искусства.
И еще в этой библиотеке работает моя знакомая, Люсилла Демпси — без нее это учреждение нельзя и представить. Как-то раз я пригласил ее на свидание, после которого проникся болезненным ощущением, что в Люсилле сочетаются наихудшие представления о пуританских приличиях наряду с неистребимым желанием покончить с моим грешным существованием и наставить на путь истинный. После этого неудачного свидания мы стали друзьями и, примерно раз в месяц, обедали вместе в заведении напротив библиотеки.
Люсилла встретила меня приветливой улыбкой. Еще не было и полудня, а пойти пообедать мы условились в половине первого. Люсилла приняла мое приглашение со вздохом. Есть такие женщины, которые всегда вздыхают, когда на что-либо соглашаются.
В справочнике «Кто есть кто» за 1956-57 гг. я отыскал Ричарда Коттера и прочитал следующее:
«Коттер, Ричард Генри, строитель; род. в Бостоне, 9 марта 1912 г.; сын Джеймса Коттера и Энн Фредерикс, колледж, бакалавр наук, Массачусетский технологический институт, 1933 г; 6 февраля 1935 г. женился на Джин Фелтон; 1 дочь Сара. Главный инженер компании „Кэтсби-Уоллес“ с 1939 г. И т. д. и т. п.»
Затем я попытал счастья с Марком Сарбайном, но безуспешно справочник о нем не упоминал. Тогда я порылся в более свежих выпусках «Кто есть кто», закончив на 1963 г. Увы, похоже, что жизненные достижения Марка Сарбайна не показались составителям справочника достаточно эпохальными, чтобы увековечить его в глазах современников и потомков.
Потом я позвонил в контору и поговорил с Алексом Хантером, который ледяным тоном ответил, что вкалывает там до седьмого пота не для того, чтобы выполнять за меня мою работу.
— Я это знаю, масса Хантер, сэр, — вежливо сказал я. — Но я думал, что…
— И прекрати называть меня «масса Хантер, сэр». - мстительно добавил он.
— Да, сэр. Непременно. Скорее язык вырву, чем назову. Все, что я хочу знать, так это в каком колледже обучалась Сара, покойная дочь Ричарда Коттера? Я убежден, что в нашей картотеке такие сведения имеются. Или я прошу слишком многого, сэр?
— Нет, Харви, разумеется, нет. Я весь к твоим услугам. Так вот, Сара Коттер училась в колледже Челси, который находится в городке Челси, штат Массачусетс. А теперь, выражаясь твоими словами — иди в задницу!
— Спасибо, масса Хантер, сэр, — кротко отозвался я.
Заведя Люсиллу Демпси в столовую Музея, я галантно водрузил перед ней на стол поднос с едой и заметил, что в такой прекрасный апрельский день мы вполне могли прогуляться в зоопарк и пообедать в кафетерии на открытой террасе. В ответ я услышал вот что:
— По-моему, Харви, ты знаком со всеми однодолларовыми забегаловками в Нью-Йорке.
— Просто я не люблю выбрасывать деньги на ветер.
— Что ж, для холостяка, ты ими явно не соришь.
— Фи, как грубо. Тем более, что одинок я лишь по формальным соображениям. Я до сих пор ежемесячно выплачиваю своей бывшей благоверной жуткой дряни! — полсотни потом и кровью заработанных зеленых.
— А мне кажется, Харви, что тебе женщины вообще не нравятся. Это так?
— Ты мне нравишься.
— Да, конечно — но не как женщина. Ты…
— Хорошо, — перебил я. — Мне не нравятся ни женщины, ни мужчины. Я груб и неотесан, но только давай отложим душеспасительные беседы на потом. Поговорим на более приятную тему.
— Например?
— О колледжах. Где, скажем, обучалась ты?
— В Рэдклиффе. А теперь работаю простым библиотекарем. Представляешь величину моего падения!
— Величину твоего падения? Не понял.
— Порой, Харви, мне кажется, что все твои мысли заняты только страховками и жуликами.
— Вовсе нет. Почему ты так считаешь? Что — Рэдклифф высоко котируется?
— Нет, он всего лишь первый из лучших. Среди женских колледжей, разумеется. Некоторые сравнивают с ним Суортмор, но, по-моему, он Рэдклиффу и в подметки не годится. Именно в Рэдклиффе воспитываются самые гениальные девушки Америки. И вот я теперь простая библиотекарша…
— И прехорошенькая. Рэдклифф ведь входит в систему Гарварда, да?
— Да. Я рада, что ты хотя бы об этом слышал.
— А Челси? Как котируется он?
— Это очень хорошая школа, Харви. Может быть, третья после Рэдклиффа. Или четвертая. Она считается более шикарной, чем Рэдклифф. Там учатся очень хорошенькие и аристократичные девушки. Вот такой уж репутацией она пользуется.
— Она далеко от Кембриджа? Ты там бывала?
— Да. От Кэмбриджа до нее миль двадцать. Очень милые здания, увитые плющом — райский уголок. Но почему ты вдруг воспылал интересом к женским школам? Нашел девушку, которая нуждается в хорошем образовании?
— Когда найду, ты узнаешь первая. Послушай, Люсилла, я, между прочим, и сам закончил Сити, так что и я знаю колледжи не понаслышке. Допустим, что мне захотелось бы прокатиться в Челси. Меня бы туда пустили?
— А почему бы и нет?
— Не знаю. Туда пускают посторонних?
— Разумеется! Это же не тюрьма.
— И я могу даже пройти в женское общежитие?
— Безусловно. Разыщешь где-нибудь заведующую, и она будет только рада помочь тебе — если ты чего-нибудь не натворишь, конечно.
— Я всегда отличался примерным поведением.
— Да, пожалуй, — согласилась Люсилла. — Хотя это не слишком лестно. Чего ты задумал, Харви? Может, расскажешь? Я всегда мечтала понаблюдать, как настоящий сыщик проводит расследование.
— Я ведь не настоящий сыщик, детка. Однако, если это дело выгорит, то я угощу тебя обедом в «Павильоне».
Говоря это, я нисколько не покривил душой; более того, выехав на следующее утро в Челси, штат Массачусетс, я почти всю дорогу думал про Люсиллу. Маршрут для раздумий был самый подходящий — глазеть на скоростных шоссе Меррит и Уилберкросс особенно не на что, вот и остается только мечтать или слушать радио. Автомобильчик у меня неказистый — «форд фолкон», — ведь, как справедливо подметила Люсилла, человек я бережливый, а на маленькой и экономичной машине можно доехать куда угодно, как и на большой. Словом, как вы догадались, автомобиль для меня это только средство передвижения.
Я мысленно перебрал слова Люсиллы о том, что мне не нравятся женщины, и покатал на языке собственный ответ, что мне не нравятся ни женщины, ни мужчины. Хотя мы оба шутили, в этих словах была доля правды. Я даже не мог придумать ни объяснения ни оправдания тому, что занимаюсь столь неблагодарной и грязной работой, в процессе которой приходится якшаться со всяким сбродом — мелкими жуликами, которые припрятывали собственные драгоценности, чтобы срубить несколько сот долларов со страховой компании, мошенниками покрупнее, которые продавали драгоценности, а потом инсценировали их кражу, и прочими человеческими отбросами. Не подумайте, что я защищаю страховые компании — эти монстры и так уже оплели своими щупальцами одну половину Америки, а, дай им волю, захватят и вторую, — но я просто на дух не выношу людишек, пытающихся нас обжулить. Всех этих скупщиков краденого, с которыми мне в силу необходимости доводилось общаться, тупых мошенников, которые не учились на собственных ошибках, и попадались вновь и вновь… Однако, как бы то ни было, я добровольно согласился иметь дело с этими людьми, хотя вполне мог заниматься чем-нибудь другим. В конце концов никто ведь меня не принуждал и не выкручивал мне руки.
Кто я такой? Да никто! Самый обыкновенный американец, который не хватает с неба звезд и у которого постоянно ветер гуляет в карманах. С помощью своей бывшей жены я похоронил всякую надежду на семейное счастье и так и не набрался смелости, чтобы попытаться начать все сначала. Внешность у меня, как говорят, довольно привлекательная — нос, правда, чуть длинноват, да подбородок немного подгулял, но в остальном все на месте. На здоровье я не жалуюсь, умом не обделен, да и образование получил вполне приличное — и все зря. Чем, вот, я, например, теперь занялся — погнался за мифическим золотым тельцом на конце радуги…
Поглощенный такими мыслями, я время от времени переключал внимание на унылый пейзаж за окнами машины, или заставлял себя слушать тупые прибаутки диск жокеев и выпуски рекламы, рассчитанной на полных идиотов. Через пять с половиной часов после выезда из Нью-Йорка, включая час на обед, я наконец прикатил в Челси. Узнав от полицейского, где расположен местный колледж, я добрался до него уже к трем часам дня.
Расписывая красоту школьного городка, Люсилла нисколько не преувеличила. Сейчас, в конце апреля, Челси казался уголком волшебной страны — на покрытых нежной зеленью холмах лепились старинные сказочные домики, увитые плющом и окруженные высоченными развесистыми деревьями. Листва, правда, еще не распустилась, но желтовато-коричневые набухшие почки и усыпанные золотистыми цветками кусты форсайтии придавали воздуху какую-то неповторимую искристую прозрачность. Я въехал в ворота, медленно прокатил между стайками сновавших в обе стороны девушек, поднялся на невысокий холм, с вершины которого открывался изумительный вид на раскинувшееся в отдалении озерко и наконец выехал в лабиринт узких проездов между зданиями, служившими, как мне показалось, студенческими общежитиями. Выбрав первое попавшееся, я разговорился с весело щебетавшими возле входа девчушками и выяснил, что Сара Коттер здесь не жила — последние два года своей жизни она провела в доме напротив.
Общежитие, называвшееся Сиви-Холл, было настолько древним, что ступени лестницы совсем обветшали, а в воздухе отчетливо витал дух девятнадцатого века. Справа от входа размещалась огромная гостиная, в которой расположились около дюжины учениц — одни сидели в просторных креслах и читали, другие склонились над столами и что-то писали. Сидевшая за стойкой слева от входа прехорошенькая светловолосая девушка спросила, что мне угодно. Вопрос сопровождался столь очаровательной улыбкой, что я окончательно уверился — любой проникший в женский колледж мужчина будет считаться здесь крайне желанным гостем. Я ответил, что хотел бы поговорить с заведующей.