— Мне всего-навсего тридцать пять, — напомнил я.
— Да, но ведь мне-то — двадцать три. Это большая разница.
— Ты витаешь в облаках, — сказал я. — Ты уже заранее вычислила, как я отношусь к тебе, и как ты сама относишься или станешь относиться ко мне. На самом деле тебя должно занимать только одно: куда ты денешься, если мы с тобой расстанемся?
— Справлюсь как-нибудь.
— Может быть, нам все-таки будет легче справляться вдвоем. Я предлагаю обсудить этот вопрос за чашечкой кофе.
Выглядели мы оба, сами понимаете, довольно потрепанными и взъерошенными, поэтому, прежде чем двигаться дальше, мы попытались, насколько могли, привести себя в порядок. Затем мы прошагали несколько кварталов по Лексингтон-авеню, свернули на Пятьдесят седьмую улицу и протопали на Шестую авеню. Всю дорогу я озирался в ожидании погони, но второго преследователя и след простыл. Я завел Лидию в ресторанчик, где мы заказали кофе и пончики. Говорить мы поначалу не могли (по дороге мы тоже не перекинулись ни словом), да и аппетита ни у нее, ни у меня не было, поэтому первое время мы просто молча сидели и глазели друг на друга. Затем Лидия признала, что я еще не совсем безнадежно пропащий субъект, а я скромно пожал плечами, давая понять, что возражать не собираюсь. Потом Лидия сказала, что я спас ей жизнь. Поскольку сам я так не считал, я правдиво ответил, что я так не думаю. Если я и вытащил ее из передряги, то лишь потому, что сам в нее и затащил.
— Не знаю я, что мне делать, Харви, — понуро сказала Лидия. — Сам посуди — за что бы я ни бралась, все выходило мне боком.
Я кивнул. Я и сам придерживался того же мнения.
— Мой отец был моей последней опорой в жизни. Кроме него, у меня никого не оставалось. Ты ведь знаешь, Харви, какая участь постигла?
Я снова кивнул.
— Значит, ты понимаешь, насколько я ненавижу Сарбайна?
— Для меня ненависть — такое же неизведанное чувство, как любовь, сказал я. — Так уж я устроен. Можно считать, что это мой врожденный порок.
Вдруг Лидия начала мелко-мелко дрожать. Я предложил ей попить кофе, но она помотала головой.
— Я хочу выпить, Харви.
— Что ж, я не прочь составить тебе компанию. Давай рванем куда-нибудь.
— У меня никак не выходит из головы этот человек в подземке. Что ты собираешься предпринять, Харви? Не следует ли тебе позвонить в полицию и сообщить о случившемся? Или сходить самому?
— Я и сам ломаю голову из-за этого, — сказал я.
— И эта парочка, на глазах у которой мы выбрались из туннеля… Они наверняка нас запомнили и могут обратиться в полицию. Им ведь ничего не стоит нас опознать, да?
— Это как пить дать. Особенно в том случае, если дело попадет в лапы Ротшильда.
— Может быть, тебе стоит позвонить ему?
Я пообещал, что позже непременно позвоню ему, но потом это обещание вылетело у меня из головы. Шаг за шагом, мы все больше и больше сближались с Лидией, и уже очень скоро все остальное перестало нас интересовать.
Все остальное — это кроме нас самих. Мне трудно сказать, влюбились ли мы друг в дружку, да и был ли любой из нас еще способен полюбить. Каждый из нас довольно долгое время провел в своей одиночной келье, и вдруг случилось так, что мы перестали быть одинокими. Поразительно, но сблизило нас трагическое происшествие в туннеле подземки. Мы вдвоем спаслись от неминуемой гибели; мы как будто заново родились и обрели новую жизнь; новизна и свежесть ощущений чувствовались уже во всем.
Мы прошагали всего несколько кварталов по Шестой авеню, двигаясь по направлению к бару отеля «Скелтон», когда Лидия внезапно спросила меня, сколько времени мы провели в подземке.
— Не знаю. Минут десять-пятнадцать.
— Нет, мне кажется — гораздо больше, — сказала Лидия.
— Думаю, что нет…
Тогда она взяла меня за руку, а точнее — просунула свою худенькую ручонку в мою лапу и стиснула пальцы. Пальчики у нее были изящные, но сильные. Да и вся Лидия была такая: с виду маленькая и хрупкая, но взрывная, как туго натянутая пружина; маленький и очаровательный комочек безрассудной отваги.
— Харви, — вдруг спросила она. — Ты — одинок?
— В каком смысле?
— Как и я. Ведь у меня совсем никого нет. Знаешь, когда мой автомобиль ухнул в пруд, мне показалось… Ты знаешь про этот случай?
— Да.
— А ты — настоящий проныра, да? От тебя ничего не скроешь. Верно, Харви?
— Профессия такая.
— Значит, тебе все про меня известно? Про машину, про колледж и про колье?
— Может быть, почти все.
— Ладно. Так вот, когда машина ухнула в пруд, мне показалось, что я потеряла последнее родное существо, которое у меня еще оставалось. И потом, когда я заметала за собой следы, это чувство просто оглушило меня. Не то, чтобы я так любила свою машину, но мне вдруг страшно захотелось забраться в нее и свернуться калачиком — не знаю, может, это сродни тому, как кого-то тянет назад, в материнскую утробу… Что ты об этом думаешь, Харви?
— Не знаю, — честно признался я. — Такие мысли меня никогда не посещали.
— Никогда? неужели у тебя вместо сердца — камень, Харви? Я ведь спросила, одинок ли ты? Знаешь, что я имела в виду? То, что родители мои погибли, и я осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Вот и все.
— Мой отец покончил с собой, — сказал я, помолчав. — Ты этого от меня ждала?
— Как ты можешь такое говорить!
— А что мне еще говорить? У меня ведь вместо сердца камень. Посмотри правде в глаза: Сарбайн не убил твоего отца. Как и моего. Но вот нас с тобой он убить собирается — это факт.
Мы уже подошли к отелю. Лидия выдернула ручонку из моей ладони и воскликнула:
— Ну и свинья же ты!
— Ну вот. Минуту назад ты была в меня влюблена, а теперь выясняется, что я свинья.
— С какой стати тебе втемяшилось, что я была в тебя влюблена?
— Что ж, будем считать, что мне показалось. Ладно, это не главное. Сейчас, прежде чем мы зайдем в бар и, возможно, напьемся, мы должны решить, как быть дальше. Я имею в виду предстоящую ночь. У меня есть квартира, но вполне вероятно, что там нас караулит Сарбайн или один из его цепных псов. А где-то переночевать нужно. Я предлагаю взять здесь пару номеров…
— Нет!
— Слушай, не упрямься.
— Я не хочу!
— Пораскинь мозгами, — терпеливо увещевал я. — Я вовсе не собираюсь тебя соблазнять. Я ведь сказал — два номера. Я даже не буду просить, чтобы они примыкали друг к другу.
Лидия посмотрела на меня исподлобья, но не ответила.
— А куда тебе еще деваться?
Она пожала плечами, потом кивнула.
— Хорошо. Возьми два номера. Только тебе ведь придется заплатить вперед?
— Наверное.
— Сейчас я без гроша, но на моем банковском счету лежит вполне достаточная сумма, чтобы не умереть с голоду. Я хочу, чтобы ты это понял.
— Я понял, — согласился я. — Отныне — все расходы пополам. Идет?
— Заметано.
Я прошагал к стойке портье и заказал два номера, пояснив, что Лидия доводится мне сестрой, и поэтому мы хотели бы жить раздельно. Лидия, услышав мои слова, метнула на меня красноречивый взгляд, давая понять, что если она и мечтала о чем-нибудь меньше, чем стать моей возлюбленной, так это о том, чтобы сделаться моей сестрой. К сожалению, наша внешность настолько не внушал портье доверия, что даже на раздельные номера он не клюнул. Изучив мой помятый вид и перепачканную одежду, а также приняв к сведению отсутствие какого бы то ни было багажа, он выразил сомнение, что в отеле остались свободные номера.
— Послушайте, — сказал я. — Сейчас уже слишком поздно, а я слишком устал, чтобы с вами препираться. Вы отлично знаете, что половина номеров в вашем занюханном отеле пустует. Выбирайте: либо я устрою вам крупный скандал, либо нас мирно проводят нас в наши номера?
Портье что-то пробурчал, но уступил. Мальчишка-коридорный проводил нас на пятый этаж, где нам выделили два номера по соседству. Я вручил ему десятку, чтобы он принес сигареты и сдачу, а сам сказал Лидии, что хотел бы принять душ и привести себя в порядок. И посоветовал ей сделать то же самое.
Коридорный вернулся, когда я заканчивал соскребать с себя грязь. Отдав мне сигареты и сдачи, он ехидно проехался по поводу того, что столько грязи не видел во всем Нью-Йорке.
— А вы, юноша — нахал, — сказал я. — Между прочим, перепачкался я, ползая на брюхе по подземке, чтобы спасти даму. Понятно?
Юнец прохрюкал нечто невразумительное, а я дал ему доллар на чай и он убрался восвояси.
Я причесался, выбрался в коридор и постучал в дверь Лидии. То ли смеясь, то ли плача, она сказала, что дверь не заперта. Войдя, я увидел, что Лидия лежит на кровати и хохочет.
— Поделись со мной своей шуткой, — попросил я.
— Ты ее не оценишь, Харви. Ты вообще какой-то несуразный. Взять, например, то, что с нами случилось в метро. Зачем ты вообще туда сунулся? Это же было верхом идиотизма.
— Да, глупо все вышло, — согласился я.
Лидия села, вытерла слезы и поинтересовалась, случалось ли мне вообще когда-либо что-либо находить?
— Что за дурацкий вопрос?
— Я имею в виду бриллиантовое колье — это ведь не первое твое задание, верно? Тебе приходилось уже отыскивать украденные вещи? Хоть раз?
Вместо ответа я спросил:
— Выпить хочешь?
— Да. Есть, между прочим, одно преимущество в том, когда долго проработаешь горничной — ты незаметно для себя становишься покладистой.
— Это ты-то покладистая? Ха!
— Выслушай меня и попытайся понять то, что я хочу до тебя донести. Когда со дня на день варишься в одном котле, слушаешь дурацкие разговоры хозяев, беспрекословно выполняешь самые идиотские указания, а сама разыгрываешь деревенскую дурочку, которая даже пикнуть не смеет, тут уж поневоле приходится забыть про гордость и…
Я схватил Лидию за руку и плюхнулся на кровать рядом с ней.
— Конечно же! — воскликнул я. — Это именно…
— Что — конечно?
— Ты ведь в течение восьми месяцев слушала все, о чем они говорили?
— А что мне оставалось? Я им прислуживала.
— Ты им прислуживала. И внимательно слушала?
— Ну, иногда.
— Теперь я прошу тебя подумать. Ты не слышала, чтобы они хоть раз упомянули фамилию фон Кессельринг?
— А кто это? Какой-то немецкий генерал?
— Я не знаю, кто он такой. Я хочу только знать, слышала ли ты хоть раз это имя?
— Не знаю, — неуверенно протянула Лидия. — Нужно подумать. А вообще это забавно…
— Что?
— Неужели Сарбайны — немцы?
— С чего это ты взяла? — изумленно спросил я. — Или просто так спросила?
— Должно быть, что-то из разговоров навело меня на эту мысль, только я сейчас не помню — что именно.
— Пойдем выпьем, — предложил я. — Беда в том, что сегодня нам с тобой слишком досталось. Опрокинем по рюмочке — и станет легче.
Мы спустились в бар. Лидия заказала сухое мартини, а я предпочел виски со льдом. Не могу сказать, чтобы этот напиток доставил мне удовольствие — я слишком устал, чтобы получить удовольствие от спиртного, но, в соответствии с разработанным планом, виски полагалось меня расслабить. А вот Лидия, похоже, и в самом деле расслабилась. Мартини пришелся ей по вкусу.
— Бедный Харви, — вздохнула она. — И чего ты таким уродился? Эх, до чего вкусный коктейль! Жаль, право, что я не могу в тебя влюбиться.
— И мне жаль.
— А что заставило тебя стать частным сыщиком?
— Я не… Слушай, Лидия, давай не будем цапаться.
— Я вовсе не хотела тебя обидеть, Харви. Мне это и в самом деле интересно. Почему?
— Потому что мне было нужно устроиться на работу.
— И ты ответил на объявление в газете?
— Совершенно верно.
— Закажи мне еще коктейль, Харви.
— Пожалуйста, но только учти: я не люблю пьяных женщин. Не говоря уж о детях.
— По-твоему, я — ребенок, Харви? Остальные, значит, женщины, а я ребенок?
— Угу.
— Мне двадцать три года, Харви, и я давно уже не играю в бирюльки. Поэтому закажи мне мартини и не пререкайся.
Я взял ей второй коктейль. Пригубив мартини, Лидия устремила на меня виноватый взгляд и произнесла:
— Знаешь, Харви, порой ты бываешь довольно мил. И даже мне нравишься. Это правда, что твой отец наложил на себя руки?
— Да.
— Я очень тебе сочувствую. Кстати говоря, ведь это в какой-то мере даже роднит нас с тобой. Интересно, может ли это отразиться на наших детях?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, ведь рано или поздно мне же придется выйти замуж, не так ли? Господи, до чего одинокой я себя чувствовала на этом паршивом месте! За восемь месяцев — ни одного свидания! Ни единого!
— А чем ты занималась в свои выходные?
— В кино ходила. Понимаешь, Харви, я больше не хочу оставаться одинокой. Ты способен это понять?
Я кивнул.
— И еще, Харви…
Мне пришлось улыбнуться. Как бы Лидия меня ни злила, когда она улыбалась, мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ. Мне никогда еще не доводилось видеть такую искреннюю девичью улыбку и, сами понимаете не мог же я сидеть с кислой физиономией, когда мне так улыбались.
— Я рада, что ты улыбаешься, Харви, — продолжила она. — Пусть сейчас у тебя в карманах гуляет ветер, но ведь, найдя колье, ты получишь целых пятьдесят тысяч. Да?
— Если найду.
— Пятьдесят тысяч долларов, Харви. Ты поделишься со мной поровну?
— Нет, это слишком жирно, — покачал головой я. — Тебя немного заносит, детка. Сперва ты крадешь колье, затем позволяешь Сарбайнам его отобрать и при этом еще рассчитываешь на половину вознаграждения…
— И да и нет, — сказал Лидия.
— В каком смысле? Разве ты только что не попросила половину?
— Но ведь это мое колье! — воскликнула Лидия.
— Нет, не твое. И ты прекрасно это знаешь. Оно принадлежит Сарбайну по закону. Может, ты это имела в виду, говоря, что не похищала колье?
— Нет, — сказала Лидия. Она уже прикончила второй коктейль и начала говорить медленнее, с расстановкой. — Нет, Харви, я имела в виду совсем не это.
— Но ты признаешь, что спрятала колье в кусок сала?
— Нет, Харви. Нет. Все гораздо сложнее и запутаннее, чем ты думаешь.
— Понимаю. Допустим, что это так. Тогда скажи мне вот что, Лидия… Только ответь начистоту…
— Почему ты продолжаешь называть меня Лидией?
— Я уже привык к этому имени.
— Но ведь вы познакомились только сегодня. Я имею в виду — сегодня утром. Когда ты успел привыкнуть?
— Послушай, Лидия, я хочу задать тебе очень важный вопрос. Всякий раз, как я пытаюсь тебя спросить, ты меня перебиваешь…
— Даже, если на мне женишься, то будешь звать меня Лидией?
— Что?
— Я по-прежнему останусь для тебя Лидией?
— Это не имеет отношения к делу. Я еще не собираюсь на тебе жениться. Я только пытаюсь задать тебе один-единственный вопрос.
— Так и быть — спрашивай, — великодушно согласилась Лидия. — И не обращай на меня внимания — я чуточку захмелела. А можно мне взять еще мартини?
— Нет.
Она укоризненно покачала головой.
— Я не хочу, чтобы мною командовали — ни ты, ни Сарбайн, ни…
— Ты меня спросила, и я ответил — нет. Теперь выслушай меня внимательно, Лидия. Ты устроилась на работу к Сарбайнам только для того, чтобы украсть колье. Я прав?
Она изучающе посмотрела на меня, потом мило, совсем по-детски, улыбнулась.
— Ты прав, Харви.
— Но ты надеялась сыграть по-хитрому?
— Да, я рассчитывала провести их. Не забывай, Харви — это мое колье. Они обманом выманили его у моего отца. Провернули жульническую махинацию и обрекли человека на смерть…
— Нет, детка, это уже не твое колье. К тому же, я абсолютно убежден, что Сарбайны намеренно подстроили тебе ловушку. Тебе не приходило в голову, что они уже сразу раскусили твою игру и поняли, кто ты такая?
— Нет. Это невозможно. Ты… ты сам ведь в это не веришь, Харви.
— Я привык верить собственным глазам. А тут, по-моему, все слишком очевидно. Выслушай меня, Лидия, и поверь мне — ведь я в этом деле собаку съел. Тебя с твоим очаровательным южным акцентом Сарбайны раскусили сразу. Дальше им оставалось только сочинить сценарий и подготовить мизансцену. Они все расписали, как по нотам: вечеринку, гостей, небрежно брошенное на кровать колье… Все было готово, чтобы подбить тебя на идеальное преступление.