Один из мальчиков перехватил его взгляд и спросил по-немецки:
– Вы спортсмен? Вы не на церемонии приветствия, которую для вас устроили?
Пол решил не демонстрировать свои лингвистические способности даже членам гитлерюгенда, поэтому ответил по-английски:
– Извини, по-немецки я говорю плохо.
Паренек перешел на английский:
– Вы спортсмен?
– Нет, я журналист.
– Английский или американский?
– Американский.
– Ах, добро пожаловать в Берлин, герр журналист! – с сильным акцентом отчеканил паренек.
Его товарищ перехватил взгляд Пола и спросил:
– Вам нравится наш флаг? Он… производит впечатление? Наверное, так нужно сказать?
– Да, так.
Звездно-полосатое знамя казалось мягче, а это словно нокаутировало.
– У каждого элемента флага свое значение, и очень важное, – вмешался первый. – Вы об этом слышали?
– Нет, – покачал головой Пол, – расскажи мне, пожалуйста.
Мальчишка с радостью пустился в объяснения:
– Красный цвет обозначает социализм, белый, конечно же, национализм, ну а черный… черный изогнутый крест… Его называют свастикой…
Он вскинул брови, посмотрел на Пола, но продолжать не стал.
– Ну, объясняй до конца, – попросил Пол. – Что означает крест?
Паренек переглянулся со спутниками и удивленно улыбнулся ему:
– Вы наверняка знаете, – а приятелям сказал по-немецки: – Сейчас я спущу флаг.
Мальчик снова улыбнулся Полу и повторил:
– Вы наверняка знаете.
Сосредоточенно нахмурившись, он спустил флаг, а его приятели вытянули руки в салюте, который тут отдавали на каждом шагу.
Пол направился к общежитию, а мальчишки бодрыми неровными голосами затянули песню. Уходя все дальше от флагштока, Шуман слышал ее отрывки, плывшие по горячему летнему воздуху: «Знамена вверх! В шеренгах, плотно слитых, СА идут, спокойны и тверды… Свободен путь для наших батальонов, свободен путь для штурмовых колонн… В последний раз сигнал сыграют сбора! Любой из нас к борьбе готов давно. Повсюду наши флаги будут реять скоро, неволе долго длиться не дано!»[18]
Оглянувшись, Пол увидел, как мальчишки с трепетом складывают флаг и уносят его прочь. Через черный ход он проскользнул в общежитие. У себя в комнате вымылся, почистил зубы и упал на кровать. Перед тем как уснуть, долго смотрел в потолок. Он думал о Хайнслере, который совершил самоубийство на пароходе, пожертвовав собой в глупом фанатическом порыве.
Он думал о Рейнхарде Эрнсте.
Уже засыпая, вспомнил о мальчишке в коричневой форме. О его таинственной улыбке. Снова и снова слышал его голос: «Вы наверняка знаете… Вы наверняка знаете…»
III. Шляпа Геринга
25 июля 1936 года, суббота
Глава 5
Улицы в Берлине безупречно чистые, люди вежливые. Многие кивали, когда Пол Шуман с потрепанным портфелем в руках шагал на север через Тиргартен на встречу с Реджи Морганом. Субботнее утро уступало свои права полудню.
В прекрасном парке были и густо растущие деревья, и аллеи, и озера, и цветники. В Центральном парке Нью-Йорка дыхание мегаполиса ощущалось постоянно, небоскребы виднелись отовсюду. В застроенном низкими домами Берлине многоэтажки попадались редко. Называли их ловцами облаков: это выражение Пол услышал в автобусе от женщины, говорящей с маленьким ребенком. Деревья с темными кронами, густая растительность – Пол брел по дорожке, совершенно не чувствуя, что находится в городе. Вспомнился густой лес близ Нью-Йорка, куда дед возил его на охоту каждое лето, пока слабое здоровье старика не поставило на поездках крест.
Пола захлестнуло волнение, впрочем хорошо знакомое: чувства обострялись в начале каждого дела, когда он осматривал контору или квартиру объекта, следил за ним, старался получше узнать. Сейчас по привычке он временами останавливался, оглядывался, словно невзначай, чтобы сориентироваться. Казалось, за ним никто не следит, но полной уверенности не было. Местами царил полумрак, в котором мог запросто скрываться лазутчик. Несколько оборванцев подозрительно смотрели на Пола, потом исчезали среди деревьев или в кустах. «Алкаши или бродяги», – подумал Пол, но решил не рисковать и периодически менял маршрут, дабы сбросить возможный хвост.
Шуман пересек мутную Шпрее, разыскал Шпенерштрассе и двинулся по ней на север от парка, с удивлением отмечая, какие разные на ней здания. Рядом с богатым домом мог стоять заброшенный и запущенный. Передний двор у одного из домов зарос бурыми сорняками, а ведь когда-то здесь явно жили в роскоши. Большинство окон разбиты – молодые хулиганы, как решил Пол, – и забрызганы желтой краской. Судя по объявлению, на субботу запланирована продажа мебели и домашней утвари.
«Небось с налогами проблемы, – подумал Пол. – Но что случилось с хозяевами? Куда они подевались? Настали трудные времена, – мелькнула догадка. – Обстоятельства изменились».
«Солнце садится и в хороший день, и в плохой».
Кафе Шуман нашел быстро и, особо не присматриваясь к вывеске, понял: это пивная. Он уже думал на немецком. Благодаря усилиям деда и отца, а также долгим часам набора немецких текстов в типографии перевод получался автоматически. Пол оглядел кафе: во дворике обедали полдюжины посетителей. Мужчины и женщины, в основном поодиночке, уткнулись в газеты и в тарелки с едой. Вроде бы ничего из ряда вон выходящего.
Пол свернул в Дрезденский проулок, о котором говорил Эйвери, – словно спустился в прохладное, темное ущелье. До полудня оставалось несколько минут.
Мгновение спустя он услышал шаги – появился грузный мужчина в коричневом костюме с жилетом, во рту зубочистка.
– Добрый день! – бодро проговорил мужчина по-немецки, поглядывая на кожаный портфель.
Пол кивнул в ответ. Пришедший выглядел именно так, как описывал Эйвери, только чуть плотнее, чем ожидал Шуман.
– Удобный проулок, да? – продолжил незнакомец. – Я частенько по нему срезаю.
– Да, конечно. – Пол посмотрел на него. – Не подскажете, на каком трамвае лучше доехать до Александерплац?
– На трамвае? – нахмурился мужчина. – Отсюда?
Пол насторожился.
– Именно. До Александерплац.
– Зачем вам трамвай? На метро куда быстрее.
«Не тот, – подумал Пол. – Выбирайся отсюда. Немедленно. Только иди не спеша».
– Понял. Большое вам спасибо. Хорошего дня!
Но глаза, вероятно, выдали Пола. Рука мужчины скользнула вниз по бедру – Шуман хорошо знал этот жест и догадался: пистолет!
Черт подери пославших его сюда без кольта!
Сжав кулаки, Пол двинулся вперед, но мужчина, даром что толстяк, оказался на диво проворным – отскочил назад и ловко сорвал с пояса черный пистолет. Бежать прочь, других вариантов не было – Пол свернул за угол и помчался в короткое ответвление проулка.
Остановился он быстро: ответвление оказалось тупиком.
Сзади застучали шаги, в спину, как раз на уровне сердца, уткнулся пистолет.
– Ни с места! – велел толстяк на рокочущем немецком. – Брось портфель!
Пол бросил портфель на мостовую – дуло пистолета переместилось со спины на затылок, аккурат под внутреннюю ленту шляпы.
«Отец!» – беззвучно позвал Пол, но не Бога, а собственного родителя, покинувшего этот мир двенадцать лет назад. Он зажмурился.
Солнце садится…
Выстрел грянул, эхом разнесся по проулку и утонул в кирпиче. Съежившись, Пол почувствовал, как дуло плотнее прижимается к затылку. Секунду спустя пистолет с грохотом упал. Пол быстро шагнул в сторону и развернулся – тот, кто хотел его убить, оседал на камни. Широко раскрытые глаза стекленели. Пуля пробила толстяку висок, забрызгав кровью мостовую и кирпичные стены.
Подняв голову, Шуман увидел, что к нему приближается другой мужчина, в темно-сером фланелевом костюме. Инстинкт взял свое – Пол схватил пистолет убитого, автоматический парабеллум с выбрасывателем сверху, прицелился в грудь человеку в сером и присмотрелся. Да, этот тип тоже был в пивной: сидел во дворике и увлеченно читал газету, по крайней мере, так показалось Полу. Сейчас, вооруженный большим пистолетом, он целился – не в Шумана, а в толстяка на мостовой.
– Ни с места! – велел Пол по-немецки. – Бросай оружие!
Мужчина не бросил, но, убедившись, что толстяк мертв, спрятал пистолет в карман и внимательно оглядел Дрезденский проулок.
– Т-ш-ш! – прошипел он и склонил голову набок, прислушиваясь, потом медленно подошел к Полу и спросил: – Шуман?
Пол не ответил. Он держал мужчину под прицелом, а тот опустился на колени перед убитым.
– Часы, – проговорил незнакомец по-немецки с легким акцентом.
– Что?
– Хочу достать часы, только и всего.
Он вытащил карманные часы, открыл их и поднес к носу и рту толстяка. Стекло не запотело.
– Ты Шуман? – снова спросил мужчина, кивая на портфель, лежащий на мостовой. – Я Реджи Морган.
Этот тип тоже соответствовал описанию, которое дал Эйвери, – темные волосы, усы, – хотя был куда стройнее убитого.
Пол оглядел проулок. Никого.
Когда рядом труп, устраивать контрольный обмен репликами абсурдно, но Пол спросил-таки:
– На каком трамвае лучше доехать до Александерплац?
– На сто тридцать восьмом, – быстро ответил Морган. – Нет, на двести пятьдесят четвертом удобнее.
Шуман глянул на труп:
– А это еще кто?
– Сейчас выясним.
Морган склонился над убитым и начал шарить у него по карманам.
– Я посторожу, – пообещал Пол.
– Хорошо.
Шуман отошел в сторону, потом резко обернулся и приставил парабеллум к затылку Моргана:
– Ни с места!
Морган замер:
– В чем дело?
– Покажи мне паспорт! – велел Пол по-английски.
Книжечка подтвердила, что это Реджинальд Морган. Паспорт Пол вернул, а парабеллум оставил у затылка.
– Опиши мне сенатора. По-английски.
– Только со спуском осторожнее, прошу тебя! – взмолился Морган (судя по выговору, он рос в Новой Англии). – Сенатора тебе? Так, ему шестьдесят два года. Он седой, из-за скотча виден каждый сосуд на носу. Он тощий как жердь, хотя бифштекс с косточкой съедает целиком и в нью-йоркском «Дельмонико», и «У Эрни» в Детройте.
– Что он курит?
– В прошлом году, когда мы виделись, он не курил ничего. Из-за жены. Но грозился начать снова. До того курил доминиканские сигары, которые пахли, как горелые покрышки шины. Хватит, а? Не хочу умирать из-за старика, который не может расстаться с пагубной привычкой.
Пол убрал пистолет:
– Извини.
Морган вернулся к осмотру трупа, ничуть не смущенный проверкой, которую устроил Пол.
– Лучше работать с осторожным типом, который оскорбляет тебя, чем с беспечным, который не оскорбляет.
Он залез толстяку в карманы.
– Гостей нет?
Пол оглядел Дрезденский проулок и сказал:
– Пока никого.
– Вот и славно, – заметил Морган, с досадой рассматривая нечто. – Зато здесь, брат, проблема.
– Какая?
Морган показал что-то вроде удостоверения. На лицевой стороне красовался орел, ниже – свастика в кругу, выше – буквы СА.
– Что это значит?
– Это значит, дружище, что ты в Берлине меньше дня, а мы уже убили штурмовика.
Глава 6
– Кого? – не понял Пол.
– Члена Sturmabteilung. Штурмовиков. Коричневорубашечников. Они вроде партийной гвардии. Считай, гитлеровская банда. – Морган покачал головой. – Нам это ничего хорошего не сулит. Этот тип не в форме, значит он из коричневой элиты, из верхушки.
– Как он узнал обо мне?
– Не уверен, что он искал именно тебя. Он стоял в телефонной будке и приглядывался ко всем прохожим.
– Я его не видел, – отозвался Пол, злясь на себя за то, что не заметил слежку. Все здесь было не так, непонятно, на что обращать внимание, на что – нет.
– Едва ты свернул в проулок, он двинулся за тобой. По-моему, он просто решил проверить, что ты, чужак, делаешь в этом районе. Каждая группа контролирует определенный район. Вероятно, это его территория. – Морган нахмурился. – Вот только настороженность его непонятна. Почему высокопоставленный штурмовик следит за прохожими? Такое рядовым поручают. Может, их оповестили об опасности? – Морган снова взглянул на труп. – В любом случае у нас проблема. Когда полиция обнаружит его, они не успокоятся, пока не разыщут убийцу. Искать они умеют. В городе их десятки тысяч. Они как тараканы.
Шок от выстрела прошел, инстинкты восстанавливались. Из ответвления-тупика Пол вернулся в основную часть Дрезденского проулка. Она по-прежнему пустовала, в окнах свет не горел, двери не открывались. Пол жестом велел Моргану молчать, дошагал до начала проулка и глянул из-за угла на пивную. Немногочисленные посетители выстрела явно не слышали.
Пол доложил Моргану, что все тихо, и спросил:
– Где гильза?
– Какая еще гильза?
– Стреляная, от твоего пистолета.
Оба осматривали мостовую, пока Пол не заметил маленький желтый цилиндр. Он поднял его, вытер носовым платком, на случай если остались отпечатки пальцев Моргана, и бросил в водосток. Гильза подребезжала и с плеском упала в воду.
– Мне говорили, что ты хорош, – кивнул Морган.
Хорош, а в Штатах попался полиции. И все из-за такой вот гильзочки.
Морган раскрыл старый перочинный нож и сказал:
– Срежем с его одежды все этикетки и знаки отличия. Потом уйдем отсюда, и побыстрее, пока они его не нашли.
– Кто такие «они»?
– В Германии это все, – невесело рассмеялся Морган.
– Штурмовики делают татуировки? Свастику, например, или буквы СА?
– Вполне вероятно.
– Тогда ищи татуировку, – сказал Пол. – На груди или на плече.
– А если найду? – хмуро спросил Морган. – Что с того?
Пол показал на нож.
– Ты шутишь? – не понял Морган.
Судя по выражению лица Шумана, он и не думал шутить.
– Я не смогу, – прошептал Морган.
– Тогда смогу я. Это необходимо. Нельзя, чтобы его опознали.
Опустившись на колени, Пол расстегнул пиджак и рубашку убитого. Он понимал слабость Моргана, только киллер – та же профессия. Либо отдаешь ей себя целиком, либо подыскиваешь новую. Крошечная татуировка порой определяет, жить тебе или погибнуть.
Впрочем, отметин не обнаружилось, кожу срезать не пришлось.
Крик.
Оба замерли. Морган оглядел проулок и взялся за пистолет. Пол тоже взял парабеллум убитого штурмовика.
Снова крик. Потом воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом транспорта. Секунду спустя Пол уловил жуткий вой сирен. Вой звучал все ближе и ближе.
– Уходи! – велел Морган. – Я сам с ним закончу. – Он задумался. – Встретимся через сорок пять минут. К северо-западу от Александерплац на Розенталерштрассе есть ресторан «Летний сад». Один мой информатор добыл сведения об Эрнсте. В ресторане мы с ним и встретимся. Возвращайся к пивной, там поймаешь такси. Трамваи и автобусы частенько проверяет полиция, поэтому лови такси или, если получится, ходи пешком. Смотри прямо перед собой, в глаза никому не заглядывай.
– «Летний сад», – повторил Шуман, поднял портфель, отряхнул от грязи и спрятал в него парабеллум. – Дальше давай говорить по-немецки. Меньше подозрений.
– Отличная мысль, – по-немецки отозвался Морган. – Ты говоришь хорошо, лучше, чем я думал. Только «г» смягчай, у берлинцев оно мягкое.
Снова крик. Вой сирен совсем близко.
– Шуман… если я не приду через час… Гордон говорил тебе о рации в посольском здании?..
Пол кивнул.
– Позвонишь Гордону и скажешь, что тебе нужны новые указания. – Морган невесело засмеялся. – Заодно сообщишь, что я погиб. Ну, иди! Смотри вперед как ни в чем не бывало. Что бы ни случилось, не беги.
– Не бежать? Почему?
– В этой стране слишком много людей побежит лишь потому, что бежишь ты. Ну, иди скорее!
Морган принялся работать перочинным ножом с ловкостью портного.
Грязный, помятый автомобиль притормозил у проулка, который охраняли трое шутцполицейских, шупо[19], в безукоризненной зеленой форме с оранжевыми пластинками по углам воротников и в черно-зеленых киверах.