Я уставился ему в затылок.
– Волноваться вам не придется, – кивнул мне шофер через плечо. – Пятерка была сверх счетчика, а?
– Точно. Почему мне не придется волноваться?
– Они едут в Эсмеральду, это в пятнадцати милях на север, на берегу океана. Место назначения, если оно не изменится по пути – а тогда мне сообщат, – мотель под названием «Ранчо Дескансадо». Это по-испански значит «успокойся», «отдохни».
– Черт, для этого и такси не нужно, – сказал я.
– За услуги платят, мистер. Иначе нам в лавочке нечем будет рассчитываться.
– Мексиканец сам будешь?
– Мы себя так не называем, мистер. Мы себя называем испано-американцами. Родились и выросли в США. Многие и по-испански уже путем не говорят.
– Es gran lastima, – сказал я, – una lengua muchisima hermosa.
Он обернулся и ухмыльнулся:
– Tiene Vd. razon, amigo. Estoy muy bien de acuerdo (Исковерканный испанский; что-то вроде: Очень большая сожаления, язык такая красивая. – Вы правы, друг. Я очень хорошо согласен.).
Мы доехали до Торранс-Бич, миновали его и повернули к мысу. Время от времени таксист говорил по радиотелефону.
Он повернулся, чтобы сказать мне:
– Хотите, чтобы нас не засекли?
– А тот таксист? Он не расскажет, что за ней следят?
– Он и сам этого не знает. Потому я и спрашиваю. Обгони его и приезжай туда первым, если сможешь. За это – еще пятерка.
– Заметано. Он и не увидит меня. Потом угощу его бутылочкой текилы.
Мы проскочили мимо небольшого торгового центра, затем дорога расширилась; особняки по одну сторону производили впечатление дорогих и не новых, а по другую – очень современных и все же не дешевых.
Дорога сузилась, мы оказались в зоне ограничения скорости. Таксист повернул резко направо, пронесся по извилистой узкой улице, и не успел я понять, что делается, как мы очутились в глубоком каньоне, где слева поблескивал Тихий океан, отделенный полосой широкого ровного пляжа, с двумя стальными спасательными вышками. На дне каньона шофер собрался было подъехать к воротам, но я остановил его. Аршинными золотыми буквами на зеленом поле вывеска гласила: «Эль Ранчо Дескансадо».
– Не маячь на виду, – сказал я, – нужно проверить наверняка.
Он вырулил обратно на шоссе, лихо промчался мимо высокой оштукатуренной стены, затем свернул в узкую аллею и остановился. Над нами нависал старый эвкалипт с раздвоенным стволом. Я вышел из машины, нацепил темные очки, прошелся до шоссе и прислонился к ярко-красному джипу, украшенному названием бензоколонки.
Такси спустилось с горы и въехало во двор «Ранчо Дескансадо». Прошло три минуты. Такси вырулило порожняком и повернуло вверх по склону холма. Я вернулся к своему таксисту.
– Такси ? 423, – сказал я, – так?
– Точно. Что дальше?
– Подождем. Что это за ранчо?
– Домики со стоянками для машин. Где на одного, где на двоих.
Администрация в этом здании внизу. В сезон цены кусаются. Сейчас отдыхающих мало. Полцены, надо думать, и навалом свободных мест.
– Подождем пять минут. Затем я зарегистрируюсь, оставлю чемодан и попробую снять машину напрокат.
Он сказал, что это нетрудно. В Эсмеральде были три конторы, где сдавали машины напрокат: поденно и помильно, любую марку на выбор.
Мы прождали пять минут. Было чуть после трех. Я был так голоден, что позарился бы и на собачий ужин.
Глава 3
Небрежно припав локтем к конторке, я глянул на счастливорожего паренька в бабочке с крапинками. Потом перевел взгляд на девицу за маленьким коммутатором у стены. Она была спортивного типа, с ярко размалеванным лицом и лошадиным хвостом на затылке. Но глаза ее – большие, нежные, привлекательные – загорались, когда попадали на паренька. Я вновь глянул на него и хрипло поздоровался. Девица у коммутатора описала дугу конским хвостом и обратила наконец на меня внимание.
– Рад буду показать вам, что у нас имеется, мистер Марлоу, – вежливо сказал паренек. – Вы можете зарегистрироваться позже, если решите остановиться у нас. На какое время вам может понадобиться номер?
– Пока она не уедет, – сказал я. – Девушка в синем костюме. Она только что зарегистрировалась. Не знаю, под каким именем.
Администратор и телефонистка уставились на меня. Лица обоих выразили ту же смесь любопытства и недоверия. Эту сцену можно разыграть по ста сценариям, но именно этот был мне внове. Ни в одной гостинице он не сработал бы, а здесь мог. В первую очередь потому, что мне было наплевать.
– Вам это не по вкусу, а? – сказал я. Он слегка кивнул головой:
– По крайней мере вы откровенны.
– Мне надоело секретничать. Я устал от этого. Вы обратили внимание на ее безымянный палец?
– Нет, а что с ним? – Он глянул на телефонистку. Она покачала головой, не сводя с меня глаз.
– Обручального кольца как не бывало, – сказал я, – нету. Как корова языком слизнула. Все окончилось. Столько лет – и все к черту! Я следовал за ней от самого... неважно, откуда. Она и слова не обронила. Что я здесь делаю? Только строю из себя посмешище. – Я поспешно отвернулся, шмыгнул носом и высморкался. – Пойду-ка я отсюда, – сказал я, поворачиваясь к ним.
– Вы хотите помириться, а она не соглашается, – тихо сказала телефонистка.
– Да.
– Я вам сочувствую, – сказал молодой человек. – Но вы понимаете, каково нам, мистер Марлоу. Администрации приходится соблюдать осторожность. В таких ситуациях, бывает, и до стрельбы дело доходит.
– До стрельбы? – повторил я, широко раскрыв глаза. – О господи, неужели и такие люди бывают на свете? Он облокотился о конторку.
– Что, собственно, вы хотите делать, мистер Марлоу?
– Я хочу быть подле нее. Вдруг я ей понадоблюсь. Я не буду заговаривать с ней. Я даже не постучу в ее дверь. Но она поймет, что я здесь. Поймет, почему. Я буду ждать. Я всегда буду ждать ее.
Теперь девица была в восторге. Я утонул по шею в слюнявой мелодраме.
Затем перевел дыхание и сделал коронный заход:
– Что-то мне не по душе этот тип, который привез ее сюда, – сказал я.
– Никто не привозил ее сюда, кроме таксиста, – сказал администратор. Но он понял, кого я имел в виду. Телефонистка чуть улыбнулась.
– Он не это имел в виду, Джек. Он имел в виду того, кто заказал для нее номер. Джек сказал;
– Это-то я понял, Люсиль. Не такой уж я дуб.
Внезапно он извлек бланк из-под конторки и положил передо мной.
Регистрационная карточка. В углу наискосок было написано имя: Ларри Митчелл.
Совсем другим почерком в нужных графах: (мисс) Бетти Мэйфилд, Уэст-Чатам, штат Нью-Йорк. И в левом верхнем углу той же рукой, что и имя Митчелла,число, время, цена, номер комнаты.
– Спасибо вам за вашу доброту, – сказал я. – Значит, она снова взяла девичью фамилию. Что ж, имеет право.
– Любое имя законно, если взято не для обмана. Вы хотели бы остановиться в номере рядом?
Мои глаза широко раскрылись и заблестели от слез. Видит бог, я старался.
– Послушайте, – сказал я, – это чертовски любезно с вашей стороны, но вы не должны этого делать. Я не собираюсь бедокурить, но вам-то откуда знать?
Вы можете лишиться места, если я что-нибудь выкину.
– Ладно, – сказал он. – Не клевал меня еще жареный петух. С вами, по-моему, все в порядке. Только не болтайте. – Он вынул ручку из подставки и протянул ее мне. Я поставил свое имя, а адрес дал нью-йоркский, на 61-й улице.
Джек глянул на бланк.
– Это возле Центрального парка, да? – спросил он рассеянно.
– В трех кварталах оттуда, – сказал я, – между Лексингтон и Третьей авеню.
Он кивнул. Он знал, где это находится. Я прошел экзамен. Он потянулся за ключом.
– Я сходил бы сперва перекусить, – сказал я, – и взять машину напрокат, если удастся. Не могли бы вы послать мой чемодан в номер?
– Конечно. Охотно. – Он вышел со мной и указал на домики за аллеей молодых саженцев. Мой коттедж, как и все, был белый, с зеленой крышей и крыльцом с перилами. Я поблагодарил его. Он было повернулся к двери, но я сказал:
– Мне пришло в голову, что она, может, съедет, если узнает.
Он улыбнулся.
– Конечно. Тут мы ничем не можем помочь, мистер Марлоу. Наши клиенты часто останавливаются на одну-две ночи – если не сезон. В это время года у нас всегда мало гостей.
Он вошел в контору, и я услышал, как девушка сказала ему:
– Он, конечно, симпатяга, Джек, но напрасно ты в это ввязался.
Я услышал и его ответ:
– Терпеть не могу этого Митчелла, даром что он запанибрата с боссом.
Глава 4
Коттедж был вполне приличным. В комнате стояли обычный диван, жесткие стулья, маленький письменный стол, стенной шкаф; в туалетной – ванна, как в Голливуде, и неоновая лампа над зеркалом; крохотная кухонька с холодильником и белой электроплитой с тремя конфорками. В кухонном шкафчике – комплект тарелок и прочей посуды.
Я бросил в стакан кусочки льда, плеснул из бутылки, которую привез с собой, отпил и уселся в кресле, не открывая окон и не подымая жалюзи. В соседнем номере было тихо, потом я услышал шум спускаемой воды. Объект моего внимания обживался.
Я допил до дна, потушил сигарету и принялся изучать настенный электрокамин на смежной стене. Он состоял из двух продолговатых матовых ламп в жестяном ящике. Большого тепла от него ожидать не приходилось, но в чулане стоял переносной обогреватель с вентилятором, термостатом и тройной вилкой на 220 вольт. Я снял хромированную решетку камина и вывинтил матовые лампы.
Достал медицинский стетоскоп из баула, приставил его к металлической стенке и прислушался. Возможно, в соседнем номере на этом месте был такой же камин, то есть почти наверняка; в этом месте две комнаты разделяла лишь жестяная пластина и немного изоляции.
В течение нескольких минут я ничего не слышал, затем услышал звук набираемого номера. Слышимость была отличная.
Женский голос сказал:
– Пожалуйста, дайте мне 4-14-89, в Эсмеральде.
Ее голос был спокойным, сдержанным, почти без выражения, но немного усталым. Так я впервые с самого начала слежки услыхал ее голос.
Затем затянувшееся молчание, потом она сказала:
– Позовите, пожалуйста, мистера Ларри Митчелла. Снова молчание. Затем:
– Говорит Бетти Мэйфилд из «Ранчо Десконсадо», – она неверно выговаривала слово «Дескансадо». Затем:
– Я говорю, Бетти Мэйфилд.
Пожалуйста, не придуривайтесь. Хотите, чтобы я передала по буквам?
Ее собеседнику на другом конце провода было что сказать. Она слушала.
Затем сказала:
– Номер сто двадцать восемь. Вам следовало бы знать – вы сами его заказывали... А, вот оно что... Что ж, хорошо. Я подожду.
Она повесила трубку. Молчание. Полное молчание. Затем тот же голос проговорил медленно и без всякого выражения:
– Бетти, Бетти Мэйфилд. Бедняжка Бетти. Ты была хорошей девочкой – давным-давно.
Я сидел на полу, на полосатой подушке спиной к стене. Я осторожно встал, положил стетоскоп на подушку и прилег на диван. Он скоро приедет. Она его подождет – деться ей некуда. Поэтому она и приехала сюда. Я хотел узнать, почему ей некуда деться.
Туфли у него были наверняка на каучуковом ходу, потому что я ничего не слышал, пока у соседней двери не раздался звонок. Я сполз на пол и вновь взялся за стетоскоп.
Она отворила дверь, он вошел, я мог себе представить улыбку на его лице, когда он сказал:
– Привет, Бетти. Бетти Мэйфилд, если я не ошибаюсь. Ничего себе имечко.
– Мое собственное, девичье, – она притворила дверь. Он хмыкнул.
– Я полагаю, правильно сделала, что переменила. Но как насчет монограмм на чемоданах?
Его голос понравился мне еще меньше, чем его ухмылка: высокий, бодрый, прямо пузырящийся от похабного благодушия. Если в нем и не было прямой насмешки, то она подразумевалась. От его голоса у меня челюсти свело.
– Видимо, – сказала она сухо, – это и было первым, что бросилось вам в глаза.
– Нет, малютка. Это ты – первое, что бросилось мне в глаза. След обручального кольца – второе. Монограммы – только третье.
– Я тебе не малютка, вымогатель дешевый, – сказала она с внезапной глухой яростью. Его это не особенно задело.
– Может, я и вымогатель, милашка, но, – снова самодовольный смешок,совсем не дешевый.
Она шла по комнате, видимо, отдаляясь от него.
– Хотите выпить? Я вижу, у вас с собой бутылка.
– Не боитесь, что это может пробудить во мне любострастие?
– Я боюсь в вас только одного, мистер Митчелл, – сказала она ледяным тоном. – Вашего большого трепливого рта. Вы слишком много болтаете и слишком сильно любите себя. Лучше постараемся понять друг друга. Мне нравится Эсмеральда. Я здесь бывала и раньше, и мне всегда хотелось сюда вернуться.
Чистое невезение, что вы живете здесь и что мы встретились в поезде. Самое скверное невезение, что вы узнали меня. Но это только невезение, не более того.
– Везение для меня, милашка, – прогнусавил он.
– Может быть, – сказала она, – если вы не перегнете палку. Она может сломаться, и обломки полетят вам прямо в лицо.
Наступило короткое молчание. Я мог представить себе, как они смотрят друг на друга в упор. Его ухмылка, может, чуток поблекла, но не слишком.
– Все, что мне нужно сделать, – сказал он спокойно, – это снять трубку и позвонить в местную газету. Хочешь известности? Это я тебе устрою.
– Я приехала сюда, чтобы скрыться от любопытных глаз, – сказала она горько. – Суд признал меня невиновной.
Он рассмеялся.
– Точно! Так решил горе-судья, выживший из ума от старости, хотя присяжные были другого мнения. Это могло случиться в единственном штате Америки – я проверил. Ты уже дважды меняла имя. Если твоя история попадет в местные газеты – а она того стоит, милашка, – думаю, придется тебе снова менять имя и пускаться в путь. Утомительно, не так ли?
– Поэтому я здесь, – сказала она. – Поэтому вы здесь. Сколько вы хотите?
Я догадываюсь, что речь идет лишь о первом платеже.
– Я хоть заикнулся о деньгах?
– Еще заикнетесь, – сказала она, – и говорите потише.
– В доме никого нет, милашка. Я обошел вокруг, прежде чем войти. Двери заперты, окна закрыты, жалюзи опущены, стоянка пуста. Я могу проверить у администрации, если у тебя нервишки шалят. Здесь у меня кругом друзья – нужные люди, без которых – никуда. Попасть в местное общество непросто, а иначе – со скуки сдохнешь в этом городке.
– Как же вы пробились, мистер Митчелл?
– Мой папаша – большая шишка в Торонто. Мы не в ладах с ним, и он не разрешает мне там околачиваться. Но все равно он – мой старик, даже если он платит мне, чтобы я там не показывался.
Она не ответила. Его шаги удалились, Я услышал позвякиванье льда в стакане. Потекла вода из крана. Шаги вернулись.
– Налейте и мне, пожалуйста, – сказала она. – Я нагрубила, наверно. Я устала.
– Само собой, – сказал он ровно. – Ты устала. – Пауза. – Ну что ж, за то, чтобы усталость прошла. Скажем, в полвосьмого в «Аквариуме». Я заеду за тобой. Хорошее местечко для ужина. Тихое. Для избранных, если это выражение еще что-то значит. Принадлежит яхтклубу. Для постороннего там никогда не найдется свободного столика. Там я – среди своих.
– Дорогое место? – спросила она.
– Немножко. Ах да, к слову: пока мой ежемесячный чек не пришел, подбрось мне пару долларов. – Он рассмеялся. – Я поражаюсь самому себе. Все же заикнулся о деньгах.
– Пару долларов?
– Пару сотен, предпочтительнее.
– Все, что у меня есть, – шестьдесят долларов, пока я не открою счет или не получу по аккредитивам.
– Администратор охотно устроит это, малютка.
– Несомненно. Возьмите полста. Я не хочу вас разбаловать, мистер Митчелл.
– Зови меня Ларри. Будем друзьями.
– Правда? – Ее голос изменился, в нем появились зазывные нотки. Я представил себе довольную ухмылку на его лице. По тишине я догадался, что он облапил ее и что она это стерпела. Наконец ее голос приглушенно произнес:
– Хватит, Ларри. А сейчас будь пай-мальчиком и беги. Я буду готова к полвосьмого.