Коля повернулся к девушке и увидел, что той мгновенно передалась пренебрежительность ее начальника. Она служила барометром его настроения.
- Я же уже все рассказала, - раздраженно сказала секретарша.- Два раза же рассказывала вашим сотрудникам. Что вы от меня еще хотите? Не знаю я ничего!
- Тогда мы вас вызовем повесткой, - припугнул Коля, сказав наугад первое, что пришло в голову. Это простенькая страшилка подействовала так быстро, что Коля просто диву дался. Секретарша страдальчески возвела очи горе, вздохнула, шмыгнула носом и приготовилась отвечать на вопросы. Будучи вполне адекватной девушкой, она предпочла десять минут мучений поездкам на допросы. "Как же я с пенсионерками не догадался так?" - подосадовал он.
- Расскажите, что вы и другие сотрудники вокруг вас делали восьмого марта в день гибели Панфиловой, начиная с утра, - строго велел он секретарше. - С максимальными подробностями. Вплоть до того, в какое время кто вышел в туалет.
Девушка смешно нахмурила лоб, вспоминая.
- Я... я сперва печатала бумаги, потом пошла взяла ключи у вахтерши и стала готовить помещения для встречи гостей, потом сходила в магазин за цветами для женщин и продуктами для фуршета, потом... потом снова печатала бумаги... потом пошли с Танькой - это наш второй секретарь - в буфет обедать... потом следила за приготовлениями, доставала посуду, затем мы с Танькой пили шампанское у лаборанток в том крыле... ждали конца конференции и фуршета ... потом у Игоря Муратовича пуговица оторвалась, он попросил пришить, потом - фуршет уже здесь с нашими гостями... потом Игорь Муратович уехал...ну и все остальное начальство тоже... а мы с Танькой остались, потому что нам велели проследить, пока помещение не освободят... и ключи потом надо было сдать на вахту... дальше все стали потихоньку разъезжаться, но все-таки осталось человек пять; они нам дали денег и послали в магазин, - девушка слегка смутилась и сделала неопределенный жест рукой, как бы помогая самой себе продолжать говорить, - мы купили, все, что они просили, вернулись, отдали. Потом они стали нас уговаривать с ними выпить, но мы с Танькой сразу: "нет-нет-нет, что вы, дяденьки!" и стали им активно намекать, что уже поздно, нас уже давно мамы-папы ждут домой, и нам далеко возвращаться, отпустите нас, пожалуйста. Тогда они сказали, ну ладно, вы, девочки, если надо, идите, а мы еще себе побудем.
- И вы ушли?
- Мы сказали, что не можем, что нам велено проследить, чтобы все забрали свою одежду из аудитории, которую им отвели как гардероб, чтобы не пропало ценных вещей и все такое. Тогда они сказали, что заберут одежду из той комнаты, и перейдут в другую, которая была не под ключом. В аудиторию у актового зала, то есть. Она обычно закрыта по четвергам и тем более - в праздник, но тогда почему-то была открыта. И они и в правду туда перешли, а мы закрыли помещение и сразу - домой. Ну вот и все. Больше я ничего такого не знаю.
- А что они вас попросили купить?
- Мы взяли водки, шампанского, шоколадные рулеты в коробке и килограмм мандаринов. Мы не знали точно, что именно они хотят. Наугад брали. Мы покупали в магазинчике, который открыт круглосуточно в доме рядом с автостоянкой. Мы всегда туда бегаем покупать в таких случаях.
- А почему именно туда? - уточнил Коля.
- Потому что других мест поблизости больше нет, - резонно ответила девушка.
- Какую водку вы купили? - педантично спросил Коля, хотя он знал ответ - это было указано в деле.
- Мы купили две "Праздничных". Они - дяденьки с конференции - уже были такие... такие - девушка опять сделала легкое движение рукой, как бы пытаясь вырисовать контуром в воздухе состояние, в котором находились упившиеся партийцы, - в общем, им уже было довольно все равно, по-моему. Они просто сказали: купите нам водки, шампанского и еще чего-нибудь эдакое, для дам. И мы с Танькой решили купить "Праздничную", потому что мы ее уже покупали в прошлый раз, когда нас посылали покупать для новогоднего фуршета.
- Вы покупали там тот же сорт водки, что и на Новый год? - спросил Коля, - для кого? и не было слышно, что в тот раз кто-нибудь отравился?
- Этого я не знаю, - сказала девушка. - На Новый год я отпросилась. Тогда мы закупили для академии штук шесть или семь "Праздничных". Но ее, наверное, никто не пил в концентрированном виде. Ее купили для коктейлей. С соками, нектарами и всякое такое. У нас был ограниченный лимит средств. Нам сказали деньги потратить предельно оптимально: частично купить шампанское, а частично дешевую водку для коктейлей. Мы купили и отдали ее в лаборантскую, а там уже девочки сами - делали коктейли и подавали. Но я думаю, что если семь бутылок поделили на пятьдесят-шестьдесят человек, и соком разбавили, то, по-любому, трудно было бы отравиться. Скорее всего, даже не всем хватило...
Коля вздохнул. Информация, которую он получал, словно размазывалась, расползалась все шире, набухала слоями разнообразных фактов, и вместе с наплывом фактов набухали также его мозги. Это изобилие мешало ему собраться и отделить драгоценные крупицы нужных знаний (если таковые имелись) от повседневной мишуры.
- Расскажите еще о вашем восьмом марта. Расскажите о ваших "гостях": вели себя, агрессивно, добродушно или как? Как выглядели, сколько пили, о чем говорили? - вернулся он к основной теме.
- Я их плохо запомнила, - ответила девушка, - их к тому времени осталось человек пять... в общем-то, я их не очень разглядывала... они все мне показались на одно лицо. Такие дяденьки совершенно обычные. Они у нас партийную конференцию проводили. Они почти все были из области: директора совхозов, разные депутаты, бизнесмены... нет, они не были агрессивными, они были вполне добродушные, смеялись, поздравляли с восьмым марта, - девушка хихикнула, - они расшумелись, когда выпили, но сами себя все время старались успокаивать. Один все время так смешно говорил другим: тише, тише, а то девочки нас выгонят на холод! Они приглашали нас с ними пить, но мы только для приличия выпили по бокалу шампанского, а потом сдали ключи и...
- Понятно, - сказал Коля. Ему решил, что девушку больше не о чем спрашивать. Он взял у нее на всякий случай телефон второй секретарши и вышел.
"Нужно еще для верности опросить еще кого-нибудь с кафедры и ту женщину, как ее? - Надежду Кукину", - подумал он, и невольно снова подивился, насколько точно нелепая фамилия соответствовала угловатой внешности женщины.
Коля вернулся на кафедру. В учебной части Академии было так же тихо, как и в административной. Коридоры опустели; как раз шло занятие. На кафедре, кое-как приткнув свертки с едой среди стопок тетрадей и бумаг, пили чай молодая некрасивая преподавательница и Павел Иванович.
- А вот и наш господин следователь! - шутливо и порывисто, как прежде, воскликнул Павел Иванович, - ну и как, господин следователь, нашли преступные следы? Или все по-прежнему? Я же говорил: бестолку это! Ну какие у Панфиловой враги? Безобиднейшее, добрейшее существо. Вон Наденька вам все про нее расскажет! Наденька, ты ведь ее знала вроде неплохо, а?
Молодая преподавательница сидела, задумчиво склонив голову набок. Она механически разглаживала на коленях мятый платок.
- Мы вели с ней одно время лекции в соседних аудиториях, - помолчав, сказала она, - иногда она заходила ко мне поболтать в перерывах. Но это было только до конца семестра. Потом аудитории поменяли, и мы почти не видели друг друга. Ну, что еще можно сказать про нее... она любила шить, вышивала ... я даже хотела научиться у нее плести салфетки... Еще мы с ней обменивались детективами... Но так, в целом, у нас были совершенно разные интересы, так что мы не так уж сильно и общались.
- Ну да уж, поглядеть на тебя, так у тебя - государственные интересы, Надежда, ты вон вечно вся таинственная ходишь! - сварливо заметил Павел Иванович, - и что скрывать-то, что скрывать тебе такого секретного? Вчера подошел я к ней, а она бумажки свои и перевернула, чтоб я ни дай бог не подсмотрел, что пишет. Так я назло, нарочно добился, чтоб она показала! А это оказался план квартальный! Всего-то! Чего скрывать! Что скрытничать! А, Надежда?
Молодая женщина продолжала молча неподвижно сидеть, теребя салфетку худыми узловатыми пальцами. На лице у нее появилось выражение легкого презрения. Казалось, ее забавляла детская порывистость старика, и она нарочно старалась изводить его презрительным снисхождением.
- Я же вам уже говорила, что подумала, что вы специально подошли незаметно, - наконец сказала она. - я не люблю, когда заглядывают через плечо.
- Да что за чушь? Зачем бы мне к тебе подкрадываться? - обидчиво взорвался Павел Иванович. - Что ты за существо такое странное! Вот подружка твоя, Линка Левертова, так та вообще ничего не скрывает. Даже учебные материалы открыто с кафедры таскает. При мне недавно вытаскивала из вон той кучи английские журналы по социологии...
- Она мне не подруга, - тут же открестилась Кукина - и немного слишком поспешно, как показалось Коле.
- ...открыто таскала журналы по социологии, которые к нам в девяностые америкашки заслали в виде гуманитарной помощи. И, гляжу, в сумку себе запихивает. Ну я, конечно, оповестил немедленно Нину Владимировну, а она сказала: ладно, не страшно, пусть таскает, эти журналы у нас все равно никому не нужны. Сказала, что так-то пусть пока таскает, по крайней мере, хоть пыли от них меньше. Хотя возьмем, конечно, на карандаш, сказала. А потом, если вдруг что случись, мы этот компромат припомним и используем против нее. Ну вы подумайте! Зачем вдруг Линке старые журналы по социологии да еще на английском?
- Видимо, она их читает, - с большой долей вероятности предположила Кокова. Присущее ей вульгарное выражение брезгливости усилилось. Ее лицо исказилось почти до гримасы, показывая, как ей было отвратительно все, что могло быть связано с Ангелиной Левертовой.
- Давайте, пожалуйста, не отвлекаться, - призвал Коля, - вот тут, в блокноте у меня написано с ваших слов, что вы находились в вечер... хм, трагедии где-то рядом с Панфиловой. Расскажите, что тогда происходило... произошло... ну, с вашим, в какой-то мере, участием.
Женщина сидела, по-прежнему молча, и губы ее кривились то ли в улыбке, то ли в гримасе брезгливости. Наконец она произнесла резким и сухим тоном:
- Нет, вы не правы. Если что-то и было, то не с моим участием. Я была здесь примерно до восьми, а потом уехала, потому что у меня были свои дела.
- Все равно, расскажите, что помните, - повторил Коля.
Женщина пожала плечами, одновременно скривив губы, и Коля с внезапной неприязнью подумал, что это, скорее всего, ее любимая гримаса.
- После фуршета почти все сразу разъехались, - сказала Кукина, - остались всего несколько женщин: Нина Владимировна, Татьяна Алексеевна и, кажется, Овсеенко. И секретарша с Панфиловой. И может быть, еще кто-нибудь, но я не заметила. Я вернулась на кафедру, потому что хотела перед выходными привести в порядок свои бумаги. Остальные, как я понимаю, тоже - по своим каким-то делам. Тут вдруг вваливаются эти, эти... граждане... все уже пьяные, - Коля с удивлением увидел, сдержанная Кокова внезапно потеряла свою сдержанность, оживилась и нелепо, словно девочка-подросток, захихикала, но сразу же одернула сама себя и резко оборвала смех, - и с порога начинают приставать ко всем. Женщины их, конечно, выпроводили. Мы посмеялись, обсудили этот случай и собрались расходиться. Нина Владимировна ушла, а мы, кто остался, решили немного убраться на кафедре. Я и секретарша пошли мыть чашки. Ключи от комнаты мы взяли с собой. Когда мы вернулись, дверь была заперта. Мы решили, что все ушли, потому что у нас дверь на кафедру обычно захлопывает тот, кто выходит самым последним. Затем секретарша ушла в лаборантскую, там у них еще кое-кто остался, потому что у них был свой собственный праздник. А я стала упаковывать книги и журналы, которые когда-то принесла из дому, и давно хотела забрать. Как обычно, у нас был уговор, что я захлопну дверь, когда уйду. Что я и сделала. Собрала свои бумаги и ушла. Вот все, что я могу сказать о том вечере. По-моему, вам бы лучше расспросить нашу секретаршу. Мы после того, как это - ну вы понимаете... случилось - уже обсуждали между собой - она, похоже, задержалась дольше моего.
- Может быть, вы заметили в тот вечер что-то еще? Может быть, кто-то посторонний обратил на себя внимание?... - продолжал довольно безнадежно задавать вопросы Николай. Кукина с ее обтекаемой бытовой историей была словно монолитная стена, об которую разбивались любые гипотезы.
Кукина собралась что-то ответить, но в этот момент откуда-то рядом с ней донеслось задушенное жжужание мобильника. Кукина вскочила, подхватила сумку, сухо пискнула "извините", и вылетела в коридор.
Павел Иванович заговорщицки подмигнул ей вслед.
- Видал, какая? - сказал он Коле, - Пошла, говорит, секретарше помогать посуду мыть. Ты думаешь, она просто так, из добрых чувств? Ага, дождешься от нее! и с места не сдвинется что-то просто так сделать. Это значит, она ожидала, что секретарша ей тоже какую-то услугу в ответ окажет. Только потому и обхаживала. Скрытная бабочка. Она всегда так. Губы подожмет и сидит - сама невинность тебе. А в это время в уме какую-нибудь интригу прокручивает. И сейчас тоже, глянь-ка, в коридор выскочила - то есть, не хочет, значит, чтобы мы слышали, как она со своим хахалем трындеть будет.
- А с чего вы так уверены, что это хахаль звонит? - невольно брякнул Коля и покраснел. Павел Иванович очень располагал к сплетням.
- Хахаль-хахаль. Хахаль у ней есть. У нас тут все про всех знают, тем более про такое. Видели наши женщины, как он на машине за ней к крыльцу подъезжает. Ее в таких случаях аж распирает от гордости. Еще бы. Это же уметь надо - такой замухрышке мужика найти. Да замухрышка она, замухрышка - не спорь, - махнул он рукой на испуганного такой откровенностью Колю, который дернулся было что-то возразить, - И это при том, что она сама из пригорода, областная, а хахаль здешний. Жилье ей, говорят, где-то недалеко снимает, деньги ей дает. Кому-то она об этом вроде хвасталась. А может, и врет. Но все равно, не светит ей, думаю. Хахаль-то из-за нее семью бросать не собирается. Его все устраивает и так. Из-за кого бросать, из-за Кукиной-то? Да где ж это видано! И то - пусть радуется, что хоть любовник у нее есть, у такой-то староховидной! Нет, ни-ни, не получится у нее к себе перетащить. Хоть, по всему видать, хитрая, как змея... Как сюда пришла - мигом к ректорату подмазалась! И вид у нее, как у шахидки. Я б с такой побоялся бы в метро в один вагон войти. Да они все, женщины в метро, на какую не посмотришь - вылитая шахидка. Мужики более просматриваемые, у них, как правило, намерения на лице отражаются, а этих - их не поймешь, стоят вроде смирно, а в голове неизвестно что!
Павел Иванович хотел что-то добавить про шахидок, но резко оборвал себя, потому что Кукина как раз открывала дверь, чтобы вернуться на свое место. После разговора с неизвестным собеседником она выглядела еще более самодовольной, чем раньше. Коля заметил, что у нее есть некрасивая привычка надуваться и нелепо высоко задирать подбородок. Он снова с неприятным чувством подумал, что даже веселость не только не скрашивала отталкивающее впечатление этой странной женщины, но, скорее, усиливала его. Хотела она этого или нет, часть ее спрятанных чувств внезапно дала о себе знать в минуту веселого настроения в виде почти карикатурных жестов и движений.
- Ну? что? вы, кажется, хотели еще что-то спросить?... - бодро вернулась к разговору Кукина.
- А почему вы решили в праздничный вечер остаться на кафедре и разбирать бумаги? - вдруг спросил Коля почти спонтанно, сам не зная почему. Этот вопрос внезапно сбил женщину с толку.
- Почему? - обескуражено переспросила она, - ...ну потому что... что за странный вопрос! Потому что... потому что мне просто надо было разобрать накопившееся перед праздниками. Потому что я подумала, что потом мне трудно будет выкроить время во всей этой куче разобраться. Мне хотелось как можно лучше подготовиться к послепраздничному периоду, - заключила она с гораздо большей уверенностью. Ее голос стал демонстративно педантичен. На ее лице появилось привычное пренебрежительно-высокомерное выражение, призванное дать понять, что она презрительно недоумевает, зачем ей задали такой нелепый вопрос.