Пираты осматривали пленников. Тех, кто был слишком плох, убивали без сожаления. Когда очередь дошла до Абдула, главарь скривился. Тощий мальчишка не впечатлил его и он поднял кривую саблю. Но безоружный Али изо всех сил ударил его головой в живот. С его ростом это было как раз самое удобное место. Пират злобно полоснул его клинком и маленький моряк упал на палубу. Абдул кинулся к нему. Его глаза застилали слёзы.
-Не плачь, малыш,- шепнул тот,- я всё равно не смог бы жить рабом. Я слишком люблю море.. и свободу..
Главарь снова схватил мальчика и тот, закрыв глаза, представил тот же огненный знак, что и в доме Зияда. Пират зашипел и отшвырнул его на палубные доски. А потом, как будто забыл о нём. Другие связали ему руки и посадили к тем, кого приготовили к участи рабов.
Один из нападавших ткнул носком в труп Али.
-Сильный. Только он всё равно не был бы хорошим рабом. Знаю я таких. Жалко переведённой еды. От него были бы одни неприятности.
Абдул снова остался где-то в междумирье. Оттуда он видел только неповреждённый глаз Али, который постепенно затягивался тусклой пеленой. Когда на него села большая муха, мальчика стошнило. А потом он потерял сознание. И к нему пришли Другие. Они были огромны. Состоящие из серого и зелёного слизистого тумана. С гибкими щупальцами и пустыми белёсыми глазами с вертикальным узким зрачком. Он слышал, но не хотел понимать их речь. Наконец они оставили его, и темнота накрыла всё окончательно.
19 сентября 1967 года. Москва.
Следы пропавшей медсестры обнаружились на Ярославском вокзале. Кассирша вспомнила девушку с клетчатой сумкой, которая была такая бледная и нервная, что она спросила не нужна ли ей помощь. Девушка ответила, что, кажется, съела что-то несвежее и купила билет куда-то в пригород. Куда, женщина вспомнить не смогла.
Черевкин утешился тем, что она жива. И, кажется, у неё хватило осторожности поискать уединённое место, чтоб спрятаться от убийцы. По крайней мере, именно это подсказывала его логика.
-Чтоб отыскать девушку нужно отработать собственность её семьи, родственников и друзей в пригороде. Иголка в стоге сена. Он поручит это сделать кому-нибудь из старых оперов. У них и терпения больше и опыта. А сам зайдёт к Всеволоду. Может тот договорился о встрече со священником.
Сева сидел над бумагами и что-то внимательно читал. Вид у него было явно расстроенным. Он кивнул на стул и вздохнул.
-Получил я от брательника,.. но встречу он назначил. Сегодня в 15-00 на Чистых прудах у Меньшиковой башни.
-Ты мне лист этот запакуй аккуратненько.
-Может фото возьмёшь? Улика же..
-Нет, на фото видно плохо. Надо увеличить, кстати. Ничего, я верну сразу после встречи.
Около парка было тихо и совсем мало народа.
-Понедельник. Середина рабочего дня. Вот вчера здесь скорее всего было столпотворение,- подумал Николай,- как давно он обещал сводить дочку с женой в какой-нибудь парк. А эти выходные опять пришлось бегать по делу проклятого маньяка.
-Здравствуйте,- с лёгким прибалтийским акцентом послышалось за спиной.
Следователь обернулся и увидел стройного, даже худощавого мужчину лет тридцати пяти.
-Зденек Качинский, настоятель храма Святого Людовика,- представился он чуть церемонно.
Он был в светской одежде. Ничего, кроме белой полосочки стоячего воротничка не напоминало о сане.
-Вы из Польши?- услышав имя спросил Николай.
-Нет, из Риги, но отец у меня поляк. Пройдёмся до воды? Как-то редко получается выйти просто погулять. А тут так спокойно. И красиво. Ранняя осень безумно хороша.
-Да, у меня тоже с прогулками как-то не складывается.
-Я знаю, что вы по делу. Вот присядем в каком-нибудь тихом местечке и поговорим.
Под ногами уже шуршали первые опавшие листья. Они сели на лавочку. По воде озера ветерок гнал лёгкую рябь. Мимо нас, сзади по дорожке, прошёл седой старик с маленькой чёрной собачкой. Он заметно хромал, опираясь на палочку. Собака семенила впереди на длинном поводке.
-Я вас слушаю,- священник нагнулся и, подняв сухой листок, крутил его двумя пальцами.
-Извините, отвлёкся.
Капитан аккуратно раскрыл большой коричневый конверт с уликой и протянул исписанный лист настоятелю. Тот начал было читать, но вдруг резко отодвинул от себя злополучную бумагу.
-Это латинская копия Некрономикона,- сказал он с некоторым отвращением и, видя непонимающий взгляд следователя, уточнил,- Книга Зла, Книга Мёртвых, Книга-Ключ. Как её только не называют. Изначальный вариант был написан в начале восьмого века, приблизительно 730 год нашей эры и назывался он Аль Азиф, если взять художественный перевод, то он звучит как Вой ночных демонов. Это мерзость для нас, людей верующих. Её использовали для колдовства очень гадкие люди.
-Вы серьёзно? Для колдовства?- следователь скептически поджал губы, Нет, я могу, конечно предположить, что есть люди, которые в это верят.. Но.. А что ещё вы знаете об этой книге? Нам попал в руки только один этот лист. Судя по экспертизе, он написан совсем недавно, человеческой кровью, на бумаге ручной выделки.
-Ходили слухи, что арабский оригинал писался на человеческой коже, хотя я не представляю где автор мог найти такое количество для написания семи томов текста. Скорее всего это была кожа животных или вообще обычный пергамент.
-Семь томов?- следователь нахмурился,- и всё заклинания..
-Нет, по большей части автор описывал свои путешествия. Он искал истину, пытался открыть тёмные тайны связанные с Древними предтечами, существами прошлых рас, которые якобы жили прежде людей и ушли в другие миры, но обещали вернуться и захватить землю. Он описывал методы достижения Фаны, когда маги сбрасывают с себя оковы, притягивающие их к реальной жизни, и поглощаются Великой Пустотой..
-Это всё хорошо. Но малоупотребимо как-то в нашей жизни, вам не кажется?
-Не могу вас убеждать и не хочу. Есть много вещей, которые считаются чудесами, но на самом деле поощряют худшие человеческие качества. Если это,- он оттолкнул лист в сторону следователя,- писалось недавно, то может значить только то, что кто-то пишет новую копию Некрономикона. Возможно старая потеряла силу, возможно обветшала настолько, что владелец боится потери или искажения текста. Но, во всяком случае, чтоб новая книга вошла в силу, старая должна быть уничтожена. Говорят, на Земле может одновременно существовать не более девяноста шести копий. И только семь из них имеют изначальную силу. Три арабских, одна греческая, две латинских и одна английская. Если ваша копия связана со смертями, возможно, что колдун, составляющий её, таким образом освящает, вливает в неё мощь, убивая через ритуал.. или делает из жертв сторожей для книги.
-Ну, возможно, есть сумасшедший убийца, который в ваши колдовские штучки верит. Но.. как мне его найти?
-Не знаю, молодой человек, возможно, для этого вам не понадобится колдовство. Идите по уликам, как при обычном убийстве. Но эта книга оставит за собой след. Ищите необычное.. А мне, извините, пора.
Священник поднялся и пошёл к выходу из парка. А следователь смотрел на странный лист со смешанными чувствами. Зашелестели листья, и к нему подбежал давешний чёрный пёсик.
-Привет, собачка,- он посвистел ей и протянул руку. Пёс оскалился и зарычал. И у капитана Черевкина возникло странное ощущение жжения в районе шеи. Он ещё успел увидеть как на бумагу брызнули алые капли и провалился в пустоту.
Настоятель вошёл в храм, привычно опустил пальцы в кропильницу и перекрестился. Ему требовалась молитва. Он прошёл в прохладную полутьму и опустился на колени перед алтарём. Спустя четверть часа он всё ещё шептал что-то с закрытыми глазами, пока его не отвлекли шаги и постукивание трости.
Священник закончил молитву, снова осенил себя крестом и повернулся. Чуть ли не в шаге от него стоял человек. Лицо его показалось смутно знакомым. Блёклые голубоватые глаза и нелепо сидящий на голове седой парик. Он мог бы обмануть издали, но сблизи волосы выглядели неестественными и мёртвыми. Тёмная одежда очень хорошего качества и массивная трость с чёрной резной ручкой. У его ног сидела маленькая собачка, молча скалившая острые, как иголки, зубы. Свет падал так, что за человеком с чёрной собакой тянулись длинные тени. Казалось их фигуры стали вдвое больше.
-В Храм нельзя приводить собак,-сказал священник. Он почему-то чувствовал, что все сказанные слова лишние сейчас. В голове промелькнул образ дьявола и сопровождавшего его пса.
Посетитель потянул за ручку трости и в щёлке блеснула старинная бронза клинка.
-Ты пришёл убить меня, Дьявол?- невольно дрогнувшим голосом спросил настоятель.
-Много чести, пан Качинский, чтоб сам тёмный Ангел приходил за тобой,- с кривой улыбочкой ответил убийца перед тем, как нанести удар.
Зденек всмотрелся в его лицо и понял где видел эти мутные буркалки и ехидно улыбающийся рот.
Омейядский халифат город Сана(территория нынешнего Йемена) 666-667 годы н.э.
Дорога поднималась круто вверх. Город-крепость пристроился на верхушке горы Джебел Нукум и притворился её естественным продолжением. Караван, в котором среди стайки испуганных рабынь оказался и Абдул, двигался медленно и размеренно. За эти несколько месяцев, что прошли после нападения пиратов, мальчик поменял множество хозяев, двигаясь всё время вдоль берегов Аравийского полуострова. Остальные: и рабы, и маленькая горстка выживших матросов, остались в тайных логовах пиратов. Их судьбой скорее всего станет жизнь, прикованных к лавкам пиратских лодок, гребцов. Хозяин ограбленного корабля не последняя личность в халифате - сводный брат самого халифа Муавии. Лучше, чтоб история захвата его собственности осталась похороненной в тайных Аравийских бухтах.
Абдул же, как будто стал невидимкой для главаря. Он больше не пытался его зарезать. И в первую же встречу с одним из купцов, занимающихся работорговлей по всему полуострову, его продали. Он и дольше ходил бы по рукам перекупщиков. К хозяйству и службе приспособлен не был, для ублажения любителей мальчиков - слишком хил и худосочен. А ещё лицо имел грубоватое, с густыми бровями и крупным носом. Не было в нём ни капли гаремной круглости и миловидности. Но случилось так, что Абдул закончил свою новую песню и не мог сдержаться, чтоб не услышать как она звучит. Так и попал в караван, идущий на рабский рынок в Сану.
Баб-эль-Йаман - крепостные ворота, давали понять откуда у города такое имя. Сана - хорошо укреплённый. Узкая улица с высокими домами башнями, построенными на основаниях из огромных блоков камня и узкими оконцами, выходящими на улицу, давала возможность похоронить здесь целую армию нападающих. Толстенные стены окружающие город и стража у массивных ворот.
-Мне никогда не выбраться отсюда,- с тоской подумал Абдул,- я Никогда не увижу Индию и НИКОГДА не вернусь в свой родной дом. Так и умру здесь, рабом в какой-то из этих страшных башен.
Впрочем, страшными башни делало только отчаянье мальчика. На самом деле они были замечательно украшены гипсовыми узорами и оригинальными окошками, где нижняя часть была открытой для доступа воздуха и возможности увидеть, что находится снаружи, но гипсовые решётки не давали увидеть, что находится внутри.
Улица вывела караван прямо на огромный Сук. Базар был разделён на зоны, более мелкие базарчики, со своей спецификой торговли и ремесленных лавок. Где-то продавали ткани и ковры, где-то ковали и украшали оружие, где-то обрабатывали камни и делали прекрасные украшения. Откуда-то разносились запахи специй и кофейных зёрен. Варили гышру. Рот Абдула наполнился слюной от вида свежих и сушёных фруктов. Наконец они пришли. Их усадили кучкой под охраной караванщиков. Купец ушёл договариваться о своей очереди выставить товар.
Мальчику было жарко. Рынок находился под открытым небом. Крытыми были только некоторые лавочки, да и то только над головой торговца. Абдул устал. Если девушек не заставляли бить ноги, то его это совсем не касалось. Никому не нужна была его холёность и нежность. Он и так был товаром на любителя. Просто в Сане было достаточно богатых и знатных жителей со странными вкусами. Может кому-то понадобится уродливый заморыш, поющий стихи собственного сочинения.
Торговля началась не скоро. А, когда началась, то хитрый купец решил сначала выставить несколько девиц, чтоб разогреть публику, а потом, пока у покупателей ещё есть деньги и интерес, мальчишку-сочинителя.
Пока толпа глотала слюни, глядя на хорошеньких рабынь и отпускала сальные шуточки, караванщик завёл Абдула между верблюдиц и, сдёрнув грязную набедренную повязку, окатил водой, недопитой верблюдом. Потом бросил длинную чистую рубаху и ещё, заставил прикрыть, непокорно торчащие, волосы головной повязкой.
Абдул знал, что это первый помощник купца и с ним лучше не спорить. Он был злобный и бил всегда в живот, чтоб не оставлять следов и не портить товар. После его первого и неожиданного удара, Абдул долго не мог как следует дышать и чувствовал боль в правом подреберье ещё несколько дней.
Оказавшись, наконец, на помосте перед толпой, которая тут же начала шумно бросать реплики в его адрес, мальчик смутился. Но потом вспомнил о новой песне, которую оборвал тот болезненный удар в живот и решил, что самое время спеть её. Именно этого и ждёт от него купец.
Он посвятил эти стихи погибшему Али. Абдул глубоко вдохнул несколько раз и звонким, ещё не сломавшимся, голосом запел.
Он рассказывал об широких морских просторах, солёном ветре и ночном небе над маленьким корабликом. О мальчике, который так хотел увидеть мир, что оставил дом и любящую мать. О том как мальчик вырос среди парусов, рвущихся от бурь и жестоких морских сражений, но зато увидел райские земли, где поют прекрасные птицы и зреют невиданные плоды. И как погиб он от руки пиратского главаря, закрыв собой такого же мальчишку, каким был он когда-то. Как душа его поднялась к звёздам Погребальной процессии и носилки понесли его в другие миры.