— Здравствуйте, Антон Игнатьевич, Петр Петрович, рад вас видеть, князь, — приветствовал нас Полуяров, но совсем не бодрым голосом.
— Здравствуй, здравствуй, — добродушно улыбаясь, похлопал пристава по плечу дядюшка.
Я просто наклонил голову в знак приветствия. Мы вошли в кабинет, повесили на вешалку у двери нашу верхнюю одежду и шляпы. Пристав закрыл за нами дверь.
— Прошу садиться, господа, — показал он нам на стулья у своего стола.
Я тут же посмотрел на стол и вспомнил описание Акакия Акинфовича. Телефонный аппарат в самом деле был белый с серебряной окантовкой. Настольная лампа с зеленым абажуром на подставке из белого мрамора с серыми прожилками. Письменный прибор черного мрамора с бронзовым арапчонком. Лицо у арапчонка, между прочим, было тоже из черного мрамора, как и руки и босые ноги, а одежда из бронзы. Крышка чернильниц — в виде лотоса. И ручка с металлическим пером. Пепельница без окурков. А что касается пыли, так прибор, да и стол сияли чистотой, нигде не было ни пылинки.
— Господи, — развел руками Аркадий Павлович, — за что такие напасти?
— Да уж, одна беда не ходит, другую за собою водит, — поддержал разговор дядюшка.
— Антон Игнатьевич, ради Бога, начинайте делать умозаключения, — не выдержал и взмолился пристав.
— Да уж придется, — согласился с ним Бакунин. — За княгиней поехали?
— Поехали. Скоро должна быть.
— А за Югорской?
— Тоже будет.
— А Кондауров?
— Григория Васильевича не смогли найти. У него слуга — слова не вытянешь.
— М-да, — задумался Бакунин. — Тут вот какое дело. Нужно бы побеседовать с полковником Федотовым. Может, это прольет свет. Он остановился в гостинице «Северная», номер двести три.
— Раз нужно, значит, доставим, — ответил пристав. — Это мы умеем. — Пристав нажал кнопку звонка, вмонтированную сбоку в столе, и в кабинет вошел рослый полицейский. — Вот что, возьми с собой двух человек, гостиница «Северная», номер двести три. Полковник Федотов. Доставь как свидетеля. И как положено. С вежливостью.
— Слушаюсь, — полицейский повернулся и вышел из кабинета.
— Аркадий Павлович, расскажите подробнее, как это случилось, — попросил Бакунин.
Пристав вздохнул и начал рассказывать:
— По Торговой улице между домами есть тупик. Выгорожен с одной стороны старым кирпичным забором. Забор в одном месте упал, а за забором как бы еще один тупик. Место это облюбовал один бездомный бродяга. Зовут Нефедом. Ворует, конечно. Но не из прожженных. Этой ночью, только он устроился спать, как вдруг в его укромное место въезжает извозчик. Лошадь навязал, а сам ходу. Нефед подождал, потом вышел, прошел следом — никого. Он решил, что кто-то украл лошадь с коляской. А из тупика с другой стороны тоже есть проход. Нефед отвязал лошадь да и отогнал за Варшавский вокзал. А потом стал осматривать коляску, ну и видит — княжна, и нож в груди. Ну, испугался, бросил все и бежать. А тут откуда ни возьмись квартальный. Видит, бежит — значит, украл. Он его и схватил. А потом слово за слово, кулак у него что кувалда, Нефед обо всем и рассказал. Я как глянул — княжну сразу узнал. Перстенек, серьги — все цело. Сразу же вам, Антон Игнатьевич, звонить.
— Торговая улица пересекает Английский проспект. Это от квартала Югорской — двести метров, за углом, — пояснил Бакунин. — Вот князь вчера у Югорской встречался с княжной. Она ушла от нее в половине двенадцатого.
— Как же так, княжна ночью одна? — удивился пристав. — Что же вы, князь, ее не проводили?
— Мне и в голову не пришло, что она не в своем экипаже, — ответил я.
— Получается, она взяла извозчика, а тот ее и убил? Извозчика нашли? — спросил Бакунин.
— Нашли, — ответил пристав. — Только оказывается, и коляску и лошадь он продал день тому назад. Покупатель назвался купцом, хотя на купца похож не был. А заплатил чуть ли не вдвое.
— То есть все произошло сразу после убийства князя. И убийство княжны тоже было приготовлено, — сказал дядюшка. — Оба эти убийства преследуют одну цель.
— Какую цель? — спросил пристав.
— Наследство князя Голицына. Сначала убит сам князь. Потом Толзеев, который унес в могилу детали этого преступления. Потом прямая наследница. Значит, теперь наследство перейдет не к прямым наследникам. Вот среди них и нужно искать убийцу, — уверенно сказал дядюшка.
— Наследство князя Голицына, наверное, велико, — задумчиво сказал пристав.
— В России сыскать большее трудно, — согласился Бакунин.
В кабинет вошел полицейский.
— Разрешите войти, — начал он.
— Входи, входи, — перебил его пристав. — Приехали?
— Так точно.
— Княгиня приехала, — сказал пристав.
Глава сорок вторая
ПОЗВОЛЬТЕ ЗАДАТЬ ВАМ ВОПРОС?..
Бакунин согласно кивнул головой. Пристав вместе с полицейским вышли из кабинета. Через несколько минут Полуяров вернулся с княгиней. Следом за ними шел писарь-протоколист.
— Я понимаю, Марья Андреевна, — продолжал извиняться пристав, — но служба. Вы ведь знакомы с господином Бакуниным?
Бакунин, дядюшка и я встали и поклонились княгине.
— Здравствуйте, Антон Игнатьевич, здравствуйте, князь, — княгиня вопросительно посмотрела на дядюшку.
— Это мой, можно сказать, соратник и коллега, кстати, ближайший родственник — Петр Петрович Черемисов, — представил Бакунин дядюшку.
Дядюшка поклонился княгине. Княгиня кивнула ему головой. Было видно, что она держится из последних сил. Я видел лицо этой женщины, и мне было совершенно ясно, что она непричастна к смерти княжны.
— Княгиня, скажите, когда в последний раз вы видели княжну? — спросил Бакунин.
— Во время вашего прихода, господин Бакунин, — ответила княгиня.
— Вы знали, что княжна в этот вечер будет у Югорской?
— Нет.
— А вы знакомы с госпожой Югорской?
— Нет. Я никогда не слышала этой фамилии.
— Скажите, княгиня, вы не заметили вчера чего-нибудь такого, что могло бы быть связано с тем, что случилось? Ведь убийство князя, а потом княжны… Что это?
— Я знаю, что это. Это судьба, — обреченно проговорила княгиня.
Наступило молчание. Мне показалось, что Бакунин не знает, о чем еще можно спросить княгиню. Писарь-протоколист, пристроившийся на краю стола с протоколом, поднял голову и обвел всех недоуменным взглядом.
— Позвольте задать вам вопрос, княгиня, — как-то неожиданно вступил в разговор дядюшка. — Где вы были во второй половине дня и вечером?
Княгиня возмущенно посмотрела на Петра Петровича и ответила:
— Извините, господин…
— Черемисов, — подсказал дядюшка.
— Черемисов… — продолжала княгиня. — Кто вам позволил… Допрашивать меня… И в таком тоне…
— Я это делаю в интересах расследования убийства княжны Анны Алексеевны. И также убийства ее отца, князя Голицына, вашего родного брата. Скажите, как так случилось, что вчера вечером княжна отправилась одна и на извозчике, а не в своем экипаже? — продолжил дядюшка.
— Я не позволю так говорить со мной, — ответила княгиня, обращаясь не столько к дядюшке, сколько к приставу и Бакунину, но потом добавила: — Княжна не ставит меня в известность, куда и когда она уходит… Так у нас сложилось в последнее время.
— И еще один вопрос, княгиня, — делая вид, что он не заметил возмущения княгини, сказал дядюшка. — Вам ничего не говорит имя и фамилия полковника Федотова Михаила Ивановича?
Княгиня, и без того бледная, побелела как мел. Губы ее сжались. Она гордо подняла голову, встала, повернулась и направилась к двери. Пристав поднялся из-за стола.
— Княгиня, — извиняющимся голосом произнес он.
Но Мария Андреевна уже выходила из кабинета Полуярова. Когда она вышла, я спохватился, что не запомнил ни цвет ее глаз, ни форму носа. Полуяров повернулся к дядюшке и растерянно покачал головой:
— Петр Петрович…
— Аркадий Павлович, — холодно ответил дядюшка, — я тоже смущен тем, что мне приходится задавать княгине вопросы, которые ставят ее в неловкое положение. Но что прикажете делать? Убит князь Голицын. Убийца, чтобы скрыть следы, убивает Толзеева, который мог рассказать о подробностях вызова. Убита дочь князя — наследница огромного состояния. Князь и Толзеев убиты точнейшими выстрелами из какого-то бесшумного, новейшего оружия. Княгиня убита ударом ножа — но ударом точнейшим, прямо в сердце, что требует верной, крепкой руки. Теперь огромное наследство князя перейдет княгине Марии Андреевне. Отношения княгини и князя в последнее время стали почти враждебными. Причина? Князь, глава рода, запретил ей выйти замуж за ее любовника — полковника Федотова. Кстати, чемпиона Павловского полка по стрельбе, уж конечно хорошо знакомого с новинками оружия. И если немцы изобрели бесшумный револьвер, то не исключено, что Федотов мог быть осведомленным в этой области. Федотов брал отпуск на один день — тот самый день, когда состоялась дуэль и был убит князь. Вчера он тоже находился в Петербурге и вечером скрылся из гостиницы в неизвестном направлении, причем в гостиницу вернулся только в семь часов утра. Ну, а имея такие факты, нужно делать умозаключения. Если ваши люди привезут Федотова, думаю, мы сможем обойтись даже без умозаключений.
Полуяров вопросительно посмотрел на Бакунина.
— Такой ход событий пока нельзя исключать. Но я не верю в причастность к обоим убийствам княгини.
— Почему? — резко повернул голову к Бакунину дядюшка.
— Не верится… — задумчиво проговорил Бакунин.
— Очень аргументированный довод, — насмешливо прокомментировал ответ Бакунина дядюшка.
В кабинет вошел полицейский и доложил:
— Госпожа Югорская.
— Проси, проси, — сказал пристав и вышел из-за стола, чтобы встретить еще одну свидетельницу.
Вошла Югорская. Она была в черной накидке, черной шляпе с большими, опущенными вниз полями, с вуалью.
— Прошу извинить за беспокойство, но обстоятельства… — пристав пригласил Югорскую садиться.
Бакунин, дядюшка и я поднялись со своих стульев и поклонились Югорской.
— Полуяров Аркадий Павлович, — поклонился пристав и представил остальных: — Бакунин Антон Игнатьевич, Петр Петрович Черемисов, князь Николай Николаевич Захаров.
Югорская кивнула нам и села на предложенный ей приставом стул, сняла шляпу и положила ее на стол. Черные глаза, бледное лицо, тонкий нос, тонкие губы большого рта, черные, довольно коротко остриженные волосы.
— Князь? — вопросительно сказала она, обращаясь ко мне.
— Князь был последним, кто разговаривал с княжной перед тем, как ее убили, — ответил за меня на ее вопрос Бакунин.
Югорская внимательно посмотрела на Бакунина.
— Вы и есть тот самый знаменитый Бакунин? — спросила она своим как будто капризным, всегда с интонацией вызова голосом.
Глава сорок третья
ПОЗВОЛЬТЕ ЗАДАТЬ ВАМ ВОПРОС?..
(Продолжение)
— Да, я и есть тот самый Бакунин, сударыня, — ответил Антон Игнатьевич. — Позвольте задать вам несколько вопросов. Вы уже знаете о том, что произошло?
— Да, — спокойно ответила Югорская. — Ваши люди сказали мне. Убита княжна Голицына.
— Вы ведь знаете, что третьего дня убит сам князь Голицын? — продолжал Бакунин.
— Да. На дуэли.
— А вчера в ресторане убит господин Толзеев, который стрелялся с князем на дуэли.
— Я слышала о господине Толзееве. О его безобразиях в Думе. Но знакома с ним не была.
— Княжна была у вас вчера вечером. Вы не заметили ничего, что могло бы предвещать произошедшее?
— Вчера у меня французский посол читал свою повесть. Я не устраиваю официальных приемов. Мой дом открыт для всех, кто не в силах заглушить тоску иным способом, как душеизлияние в кругу себе подобных. Но вчера вечер прошел как официальный прием. Посол внес некий порядок в мой богемный омут. Поэтому вчера я не уделила внимания княжне.
— Вы не вспомните, с кем встречалась княжна, с кем разговаривала?
— Единственное, что я помню, так это то, что княжна все время находилась в обществе князя. Но, надеюсь, вы не подозреваете его в том, что он застрелил княжну.
— Княжну убили ударом ножа в сердце.
— Боже мой, как это ужасно. Женское сердце предназначено для ударов, но не безжалостной сталью.
— Скажите, это правда, что вы дочь князя Голицына?
Югорская посмотрела на Бакунина долгим пристальным взглядом, потом перевела взгляд на меня.
— Это вам рассказал князь?
— Да.
— А князю — княжна?
— Да.
— Я не хотела бы отвечать на ваш вопрос. Надеюсь, он не имеет отношения к убийству княжны. Или это очень важно для вашего расследования?
— Если это правда, то вы становитесь самой богатой в России наследницей…
Югорская рассмеялась сухим, неприятным смехом.
— И вы подозреваете, что ради наследства я убила княжну? Напрасные подозрения. Да, я дочь князя Голицына. Незаконнорожденная. Но я не стану добиваться наследства. Я поэтесса. Я презираю деньги.
— Но вы брали у княжны деньги за то, что не объявляли себя дочерью князя?
— Я никогда бы этого не сделала. Я презираю князя. И деньги не я брала, а княжна мне их давала, чтобы я молчала — я молчала бы, и если бы она не давала этих денег. Я брала их из презрения. Впрочем, не к княжне. Я готова была отдать ей свою душу. А она предложила мне деньги. Что ж, сказала я. Каждый дает ближнему то, что может дать.
Наступило долгое молчание. Югорская смотрела на Бакунина с вызовом, свысока и презрительно. Наконец Бакунин спросил:
— Вы не помните, когда княжна вчера ушла от вас?
— Нет.
— А вы не могли бы рассказать, если можно подробнее, как закончился вечер?
— Посол прочел несколько глав своей милой повести. Потом опять стал благодарить Россию за то, что ее воины спасли Париж и культуру. Возник спор. Один из моих завсегдатаев, Милев, высказал мысль, что культуре только на пользу, если ее время от времени уничтожают. Это помогает ей, как обрезка деревьев.
— Мысль интересная, — вдруг включился в разговор дядюшка, — Этот Милев склонен к философичности?
— О да, он философ, — согласилась Югорская и добавила: — Но, к сожалению, не поэт.
— А после спора? — спросил Бакунин.
— Посол не очень удачно спорил. Ему не понравились высказывания Милева. Он иногда бывает резок и груб. В результате все разошлись. Кроме тех, кто был пьян, разумеется.
— Госпожа Югорская, я прошу извинить меня, если мои вопросы показались вам бестактными, — сказал Бакунин.
— Наша беседа или допрос закончен? — спросила Югорская.
— У меня нет больше вопросов. Если только вы сами не вспомните какую-либо деталь, которая могла бы навести расследование на верный путь.
— Ничего не приходит в голову. Единственное, что я могу вам посоветовать… Ищите преступника в другом месте… Я думаю, что знаю, кто убил княжну…
— И вы скажете: кто?
— Разумеется, не скажу. Княжна играла в очень опасную игру. Я только догадывалась об этом. Но помочь вам ничем не могу. Когда вы изловите преступника, я скажу вам, была ли верна моя догадка.
Югорская поднялась со стула.
— Вы очень интересный мужчина, господин Бакунин. Если вдруг вздумаете посетить мой салон, я буду очень рада. Встреча с вами будет для моих завсегдатаев не менее интересна, чем встреча с французским послом. Мне всегда хотелось, чтобы мой салон был самым необычным в Петербурге.
— Польщен, — поклонился Бакунин.
— К тому же, я слышала, вы сочинитель? Вы пишете?
— Да. И иногда бываю близок к поэзии. Я работаю над сочинением о поэзии Фета.