И это вскоре подтвердила и сама Надежда Сергеевна, загрузив Платона частично курьерской работой вместо Гудина.
Платон естественно не сопротивлялся своим новым обязанностям. Ведь получилось так, что теперь у него не стало нудной, мало оплачиваемой работы, а стало намного больше свободного времени, в частности, для занятий своими писательскими делами.
Платон стал теперь ездить с дачи на работу в свой сыроватый полуподвал, как на отдых от дел и жары, которая уже с начала июня установилась длительной и устойчивой.
Дачные дела шли своим чередом. Платон с Ксенией выполняли свои текущие планы, не забывая и про отдых.
В свои отпускные дни Платон провёл свет в новую беседку, вместе с Ксенией повесив оригинальные светильники, и начал доделку её обшивки.
Как и хотел, он углы и верхнюю кромку обрешётки обил наличниками, как бы подчеркнув контуры перголы. Закрыл заднюю, нижнюю кромку поликарбоната специальными торцевыми рейками, заделал щели в высохших и растрескавшихся от жары балках. А потом несколько раз прокрасил беседку пинотексом разных оттенков.
Получилось строго, оригинально и красиво.
В один из светлых, поздних июньских вечеров супруги Кочет ужином с вином и чаепитием вдвоём обмыли сдачу беседки в эксплуатацию, где роль свечей выполняли светильники под потолком.
А тем временем Даниил и Александра – без отрыва от работы и от ухода за младенцем – оба без троек сдали экзамены за второй курс своего института.
А Иннокентий, хоть и менее успешно, теперь и с тройками, завершил третий курс соответственно своего, готовясь укатить на отдых под Анапу.
В последние два дня июня Платону пришлось снова выйти на работу, дабы заменить, тоже нуждающихся в отпуске, коллег.
Зато вечером в пятницу, 2 июля, Ксения окончательно выехала на дачу в свой почти двухмесячный отпуск.
К шестому июля Москва, наконец, прогрелась. От её камней даже в тени веяло приятной тёплотой – с детства запомнившимся Платону запахом очень тёплого и какого-то необыкновенно вкусного летнего московского воздуха.
Первую отпускную неделю Ксения блаженствовала на даче, сама и с помощью мужа реализуя свои давние дизайнерские задумки.
Платон после работы ездил на велосипеде играть в футбол, затем вместе с женой занимался садом-огородом.
Утром, 9 июля, в пятницу ему позвонила Анастасия, напомнив о годовщине дня рождения их матери, Алевтины Сергеевны.
Платон и сам всё помнил. Поэтому звонок сестры расценил лишь как напоминание брату о своей персоне, уже готовой выехать отдыхать на дачу.
Но, поскольку Ксении ещё не надоело её дневное одинокое пребывание там, окончательно приглашать Настю он не торопился. Однако её звонок, и возникшие в связи с этим грустные воспоминания, спровоцировали Платона на, посвящённое памяти о маме, стихотворение:
В субботу, 10 июля, Платона в полном составе посетила семья Даниила, и дед насладился общением с шестимесячным внучком Мишей.
Гости оценили новостройку и тоже обновили беседку, поместив в неё разборный детский манеж, полностью закрывающийся сеткой от комаров, где Мишаня некоторое время самостоятельно поползал. Позже Даниил надул детский бассейн, и они с отцом налили в него из водопровода более двух десятков вёдер, очень даже нагретой на Солнце воды.
Полугодовалый ребёнок, попеременно поддерживаемый сильными мужскими руками отца и деда, долго и с видимым удовольствием поплескался в нём.
Все так увлеклись малышом, что совершенно забыли про все другие свои дела и увлечения. Отец с сыном даже не успели сыграть в традиционный бильярд, не говоря уже о других спортивных развлечениях.
Но ночевать гости не остались, сославшись на чрезмерную жару в их дачной комнате и возможность спокойно выспаться дома под кондиционером. Так что распрощались не поздно.
– «С дачным крещением Мишеньки, Вас!» – пожелал дед на прощание.
Весь вечер Платон был под впечатлением от приезда семьи сына, и особенно, конечно, своего младшего внучка.
Тёплое и даже жаркое, сухое лето продолжалось. От энергии Солнца все садовые и огородные культуры, даже цветы, созревали раньше срока.
В то же время, за исключением первого урожая, садовая земляника пересохла на корню, давая теперь хоть и много, но лишь мелкие и не сочные ягодки. Двенадцатого июля уже распустились первые флоксы.
Платон даже собрал большую часть чёрной смородины и немного вишни, получив тайм-аут перед сбором красной смородины.
– «Ксюх! Клубнику мы съели, да и мало её было! Чёрную смородину в основном собрали! Теперь можно и тётю Настю… запускать… в огород!».
– «Ну, ладно, звони ей! Пусть к выходным приезжает!» – по окончании двухнедельного пребывания на даче согласилась жена.
Четырнадцатого июля Платон с работы по телефону поздравил Данилу с днём рождения, напомнив об этом и Насте, заодно официально и конкретно пригласив сестру на дачу. Но та так и не соизволила позвонить и поздравить своего самого известного ей племянника, однако при этом, как ни в чём не бывало, засобиралась на дачу к его отцу. И Платон воспринял это, как вызов, со всеми вытекающими в будущем для Насти последствиями.
Вызов неожиданно был ему брошен и на футбольном поле.
Четырнадцатилетний Аркадий Бродский, с которым у Платона всегда ранее были хорошие отношения, вдруг стал во время игры надсмехаться над своим противником – дедом, а то и просто издеваться над ним, пытаясь этим заработать себе перед товарищами псевдо авторитет. Платон даже не сразу понял, что происходит. И, главное, он не понял, почему?
Он не стал реагировать на глупость молокососа, сделав вид, что не слышал, или не понял. Но вскоре его возмущение поведением молодого наглеца невольно вылилось в большое стихотворение о нём:
По некоторым репликам Аркадия Платон понял, что здесь не обошлось без Алексея Грендаля, который, видимо, проинформировал юное дарование о писательской деятельности старшего товарища по спорту и его способности написать тексты для поющего и играющего на гитаре Аркадия.
Некоторые представители народа сами глупости делают, и других этому учат! – понял ситуацию писатель.
А когда Платон как-то раз услышал, что Аркадий кому-то доказывает, что он нападающий, то не выдержал и под всеобщий хохот заметил нахалу:
– «Аркадий! Ты не футболист, не нападающий, тем более не защитник! А так себе, ни то, ни сё! Место между жопой и… «пахом», то есть, промежность! А может даже и жертва пьяной акушерки?! Ну, что ты всё время по полю скачешь, как лошадь Пржевальского?!».
А услышав его возмущённое оправдание, что он не скачет, а играет, тут же уточнил:
– «А-а?! Ну, тогда значит ты конёк-горбунёк!».
К выходным на дачу приехала Анастасия. Значит, лето в разгаре и дошло до своего экватора. Платон на пару с Надеждой дорабатывал последнюю неделю перед очередной частью своего отпуска.
– «Передаю тебе плавленый привет!» – сообщил он начальнице о сделанной по её заказу покупке, в том числе и плавленого сырка к обеду.
– «Там такие были «антирепризы»!?» – радостно в ответ сообщила ему Надежда о своём очередном бесплатном, по блату, посещении театра Константина Райкина.
Жаркие рабочие дни июля завершались, как правило, однообразно.
Платон приезжал с работы на дачу, переодевался и уезжал на велосипеде играть в футбол. По возвращении он поливал грядки, наполнял бочки, принимал душ, совмещая обед с ужином, поздно ел, и в полночь ложился спать. Иногда Ксения помогала мужу с поливом, и тогда Платон успевал позаниматься и другими делами – или собирал ягоды, или делал ещё что-либо, например, что-то чинил или мастерил новое. В частности, с использованием выходных дней, он завершил электропроводку в тёплый душ и в мастерскую.
Кроме земляники и огурцы в парнике Кочетов тоже появились, как никогда рано. Ежевечерний полив спасал огород и цветы. Но воды не хватало на другие плодовые деревья и кусты. Появилась угроза засухи. Кое-где уже даже потрескалась земля. Но в тени, вдали от палящих лучей Солнца грунт был по-прежнему отличный – рассыпчатый и даже влажный.
Вскоре к работе в огороде присоединилась и Настя.
В этот раз она старалась изо всех своих немногих сил. Теперь Настя не только традиционно пропалывала грядки, подавая Ксении не реализуемый для неё пример, но и старалась быть лояльной в поведении, в отношении к другим людям.
Давняя борьба Платона против эгоизма сестры явно стала приносить свои плоды.
Это навело Платона на новые мысли о Насте, и не только об её поведении, но и об её мировоззрении, вере в Бога.
Да! Верующим нужна незыблемая опора. Вот они и выбирают Бога, который за всех, всё решает. Бог есть и ничего больше им не надо, ничего больше они и не хотят! – начал рассуждать он сам с собой.
А начинается всё это с детства. Детям вообще присущ метафизический взгляд, они по своей природе невольные метафизики. Многие из таких детей уже вырастая и взрослея, ими и остаются, но теперь необоснованно считают себя истиной в последней инстанции. Они не знают всей правды – просто не могут знать её, не понимают, что это лишь их ощущения, впечатления, а не истина – продолжил он.
А метафизика нужна детям для чего? Чтобы получить основу и фундамент первых знаний, начальную опору в жизни! Поэтому они и считают свои знания незыблемыми, основными, потому непоколебимыми. И только повзрослев, многие из них, но не все, понимают, что все эти их знания относительны. А если им не дадут знаний с детства, у них не будет в жизни опоры. Поэтому часто метафизики, в числе которых многие люди, остаются ими на всю жизнь! – заключил свои полуночные раздумья Платон.
Вдруг с неба на него взглянула большая Луна. Что-то неприятное, и даже чуть зловещее было в её взоре. Тут-то он понял, что именно!?
Это же полнолуние! А в каждое полнолуние с Ксенией случалось что-то необычное. Она становилась маленькой стервой, необоснованно шпыняя мужа, что не стало исключением и в этот раз.
Видя её поведение и позицию к мужу, а может быть и не поэтому, а по какой-либо другой причине, может быть, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед ним, Настя вдруг стала проявлять больше заботы о брате, иногда в чём-то, хоть в мелочах, хоть в демонстрации внимания и уважения к нему, заменяя Ксению.
Платон не только это почувствовал, но и увидел, как гостившая у него на даче сестра стала теперь больше помогать ему, даже ухаживать за ним, иногда и этим замещая жену.
Да! Моя работа не прошла даром! – ещё раз убедился он, сладко засыпая очередной раз в одиночестве.
Ксения, дабы не мешать гостье, не прерывать и её сон, и не пробуждаться от теперь не нужных ей домогательств мужа, предложила ему ночевать внизу, в кабинете.
Чуткий Платон вынужденно согласился.
Со среды, двадцать первого июля, он опять взял три отпускных дня, проведя их со своими родными женщинами.
Кроме работы на участке он поиграл с ними в пинг-понг, но от бильярда те отказались. И это конечно Платону не понравилось.
Хоть с кошками играй! – в сердцах сказал себе он.
И те, безотказные на ответную ласку, поддержали своего верного хозяина, отвлекшись от своих постоянных хаотических перемещений по участку.
Однажды, лазающие по столбам беседки, любопытные кошки даже нечаянно включили там свет, который был случайно обнаружен Платоном лишь ближе к вечерним сумеркам.
Смех с ними, да и только! – понял хозяин.
Но смех был не только с кошками.
Небольшой слепень, наверно любопытная девушка, умудрился забраться под мужские плавки и сесть на головку члена Платона, где был пленён остатками его крайней плоти. Насекомое видимо отчаянно боролось за свою жизнь? Придавленное, оно, энергично работая лапками, пыталось выбраться из плена, но тщетно.
Чувствуя, что его кто-то щекочет в интимном месте, Платон, в конце концов, в туалете стянул с себя плавки и взглянул на конец, обомлев. Под отпавшим трупиком насекомого на головке интимной части его тела явственно виднелось небольшое, блестящее и незначительное покраснение.
Вот это да?! – удивился бывший юннат, чуть ли не побежавший рассказать об этом жене, с надеждой, что она хотя бы заревнует…
При разговоре с ней он даже хотел было стянуть с себя плавки, где уже чуть заметно и чуть угрожающе поднималось его шестидюймовое орудие.
Но тщетно! Ксения лишь невнятно посочувствовала мужу.
В субботу, двадцать четвёртого июля, они вдвоём – без отъехавшей на выходные Насти – вечерком с вином и шашлыком отметили двадцатилетие, накануне прибывшего под Анапу Иннокентия, по телефону поздравив сына с юбилеем звоном своих, сдвинутых в отцовском тосте, бокалов.
– «Да! Не выпало нам в этом июле всем вместе отпраздновать Кешкин день рождения!» – себе и супруге посочувствовал Платон.
– «Зато он в море покупается и хоть недельку по-настоящему отдохнёт в отпуске от нашей жары!» – успокоила его Ксения.
Но её предположения подтвердились только частично. Жара была не только в Москве и в Московской области, но и по всей Центральной и Южной России, включая её Черноморское побережье.
Зато, словно по закону сохранения количества вещества в природе, в Аргентине, впервые за девяносто лет, в июле выпал снег и похолодало!
В подтверждение сенсации Слава через интернет послал отцу фотографию этого чуда, которую тот смог посмотреть в компьютере в одну из своих вынужденных поездок домой лишь в конце лета.
Летом у Платона совершенно не было возможности поговорить по Skype не только через океан с Вячеславом, живущим от отца и в других полушариях Земли, но также и с Владимиром, живущим от него относительно недалеко, на Украине.