— Руки на стену!
Он поднял руки и уперся в холодную металлическую поверхность. Чужие ладони старательно охлопали его грудь, бока, ноги, влезли даже в промежность.
— Пять минут стой так. Не поворачивайся, — приказал обыскивавший и сдернул с него черную маску. — И потерпи. Жрать у нас с тобой ничего нет.
Хлопнула тяжелая металлическая дверь.
Синицын оглянулся и увидел, что его заперли в помещении огромного склада, забитого пустыми железными бочками, бухтами проволоки, какими-то металлическими конструкциями. Железные стены выглядели неприступно. Крышу подпирали высоченные бетонные столбы. Метрах в десяти от пола под самой крышей лежал деревянный настил вроде чердака.
За стеной заурчала отъехавшая машина, и стало тихо, только звенело в ушах.
Еще ни о чем не думая, Синицын начал осматривать склад. Сколько раз он видел, как птицы, посаженные в клетку, мгновенно начинают искать из нее выход. Ему, человеку, не сделать того же было бы позорно.
Синицын подошел к столбу, потрогал его. Поверхность бетона хранила следы деревянной опалубки, была шероховатой, неровной. Обойдя склад, в дальнем углу он обнаружил моток не слишком толстой проволоки. Подумав, отмерил нужную длину и стал методично перегибать железо в месте, которое намеревался переломить. Проволока поддавалась плохо. Синицын положил конец ее на пол, наступил ногой и взялся за дело двумя руками.
Вскоре он добился своего: перемазав ладони ржавчиной, оцарапав пальцы, отломил кусок нужной длины.
Со вторым отрезком удалось справиться быстрее.
Периодически он бросал работу, подходил к воротам хранилища и прислушивался. Снаружи было тихо. Тогда он снова возвращался к делу.
После изрядных мучений в руках Синицына оказались три отрезка проволоки разной длины. Он подтащил их к центральному столбу и принялся за работу. Сперва обогнул столб проволокой и образовавшуюся петлю закрутил на три оборота прочным узлом. Оставшуюся часть согнул и связал в петлю поменьше по ширине своей ступни. Так же поступил со вторым отрезком. Две «кошки» позволяли ему взобраться на столб. Что-что, а лазить по деревьям с помощью примитивных проволочных петель орнитолог был обучен и имел достаточный опыт.
Третий, самый длинный отрезок, Синицын пустил на изготовление большой петли, которая должна была служить ему страховочным поясом.
Проделав подготовительную работу, Синицын начал восхождение. Поочередно передвигая петли по стержню столба, опираясь спиной на страхующую петлю, он шаг за шагом поднимался все выше и выше. Высота Синицына не пугала. Ему приходилось взбираться на высоченные сосны, чтобы посмотреть гнезда птиц, не любивших селиться близко к земле.
На подъем ушло минут пятнадцать, и все это время Синицын дрожал: как бы не появились в хранилище его тюремщики.
Достигнув потолочных балок, он перебрался на деревянный настил и затянул туда свое подъемное устройство. По настилу, постоянно проверяя его прочность, подполз к мутному узкому окну. Перед его взором открылась панорама огромного лесосклада. На всем протяжении, которое охватывал взор, громоздились штабели аккуратно сложенных досок и бревен.
Неожиданно внизу загремел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. На чердак пахнуло свежим воздухом. Синицын, припав глазом к узкой щели, смотрел вниз.
Под ним, растерянно оглядывая склад, топтались двое мужчин.
— Куда он делся? — спросил один, и его голос эхом разнесся в пустом пространстве склада.
— Убежал? — спросил второй встревоженно.
— Не бери в голову, Крокодил, — тут же успокоил его первый. — Отсюда и мышь не выскочит.
— Где же он?
— Залез со страху в бочки, где ему еще быть?
— Как его будем искать?
— Зачем? Запрем и уйдем. Понадобится — пустим сюда собаку. Она его быстро выволочет наружу. За «жопие».
Загремели запираемые ворота. Грохнул засов. Щелкнул замок.
Синицын с облегчением вздохнул.
На бетонном подоконнике он обнаружил длинный костыль, брошенный строителями. Пользуясь им как рычагом, стал отгибать гвозди. Повозиться пришлось немало, но в конце концов с окном удалось справиться.
Он выставил раму и, стараясь не загреметь, положил ее на полати. Осторожно, чтобы не заметили, выглянул наружу. Метрах в четырех ниже подоконника, прижавшись вплотную к стене склада, громоздился огромный штабель досок. Прыгать на него было высоко и опасно. А если уцепиться руками за подоконник? Останется более двух метров. Все равно не компот.
Синицын вытащил из настила чердака четырехметровую доску. Держа ее за конец, осторожно пропихнул в окошко. Под собственным весом доска опустилась вниз, концом уперлась в штабель. Поплотнее прижав верхний торец к стене, Синицын протиснулся в окошко и, держась руками за края, на пузе сполз вниз. Оказавшись на штабеле, аккуратно стянул доску за собой и уложил ее рядом с другими.
Едва закончил возиться, внизу послышались шаги и разговор. Плашмя улегшись на штабель, он искоса глянул во двор. Вдоль склада шагали Два охранника в камуфляже с короткоствольными автоматами и огромной овчаркой на поводке. Они проследовали мимо, даже не глянув вверх.
Быстро наступали сумерки, а Синицын все еще не мог придумать, как ему спуститься со штабеля. Пугала его и собака. Нужно было что-то предпринять, чтобы она не схватила его «за жопие», как пообещал один из тюремщиков.
Выручил случай. Откуда-то из глубины территории лесо-склада послышался визгливый гудок тепловоза. Синицын повернул голову и стал наблюдать. Вскоре появился и сам поезд.
Грузно стуча колесами на разболтанных стыках, маневровый тепловоз тащил за собой несколько полувагонов с деловой древесиной. Когда он проходил под штабелем, Синицын, не раздумывая, прыгнул вниз. Он больно ударился коленом о доски, попал ногой в щель и ободрал косточку голеностопа. Сквозь зубы процедил нечто неопределенное в адрес незнакомой ему матери, юркнул в глубокий провал между торцами досок и стенкой полувагона и затаился там.
У выездных ворот тепловоз начал притормаживать. Синицын с ужасом понял, что по инерции пакет пиломатериалов сдвинулся с места и ползет на него. Прогал между досками и стеной полувагона стал сужаться. Его должно было раздавить как муху…
Повезло ему и на этот раз. Тепловозик резким толчком прибавил ход, пакет древесины снова отполз назад. Синицын единым махом вылетел из укрытия и растянулся поверх пахучих смолистых плах. Так-то будет вернее!
Охрану, сторожившую склад лесоматериалов, должно быть, не поставили в известность о пленнике, которого содержали на складе. Поезд не досматривали.
Выкатившись из охраняемой зоны, тепловоз наподдал ходу и весело потянул за собой состав. Прожектора, стоявшие у ворот лесосклада и на углах ограды, сперва потускнели в тумане, поднимавшемся с мокрых полей, потом исчезли совсем.
Полчаса спустя, когда поезд по мосту пересек какую-то речушку и замедлил ход, Синицын поспешил с ним расстаться. Он перелез через борт и спрыгнул на землю. Толчок был несильным. Ему удалось устоять на ногах, пробежав вперед несколько метров.
Пропустив состав мимо себя, Синицын посмотрел на не-бо. Звезды сверкали в вышине холодными льдышками. Он без труда нашел Большую Медведицу, затем Полярную звезду, определил направление на север и двинулся на юго-восток.
Идти пришлось через поля пшеницы и луга, засеянные колосистой тимофеевкой. Брюки вымокли сразу почти до бедер. В ботинках влажно хлюпали промокшие носки, но он шел. и шел, держась избранного курса.
В предрассветных сумерках он увидел линию деревьев и кустов, росших вдоль шоссе. Добравшись до них, с опаской выглянул на дорогу. Увидел на противоположной обочине синий «жигуль-девятку». Капот был открыт, и возле машины, зябко поеживаясь, топталась одинокая женщина в накинутом на плечи стареньком ватнике. Скорее всего она ждала, когда на дороге покажется машина, к водителю которой можно обратиться за помощью.
Синицын перепрыгнул кювет, подошел поближе. Вскинул руку в приветствии:
— Здравствуйте!
— Доброе утро.
Женщина нисколько не испугалась. Должно быть, здравый смысл подсказал ей, что в ста километрах от города среди полей пшеницы и клевера вряд ли скрывается разбойник, надеющийся ограбить одинокую путницу.
— Что с машиной?
— А вы разбираетесь?
— Боже мой, какой вопрос! Эти автомобили я сам изобрел, и каждый раз мне стыдно, что они ломаются. Потому хожу пешком.
Она засмеялась с облегчением.
— Вот уже два час стою. Продрогла, — увидев, как он смотрит на ее ватник, пояснила: — Это мужнин. Для охоты.
— Так что у вас?
Синицын склонился над раскрытым двигателем. Неисправность сразу бросилась ему в глаза: одна из свечей зажигания не только лопнула, но даже обсыпалась крошками фарфора.
— Где у вас инструменты?
Он взял торцовый ключ, вывернул свечу и показал хозяйке:
— Так вот где таилась погибель его… Такой новой штуки у вас не найдется?
Женщина показала плоскую металлическую коробку.
— Поищите, если же нет…
— Все ясно. Я тогда пойду дальше, а вы еще посидите здесь.
— Ради Бога, не бросайте меня одну! — в ее голосе прозвучало искреннее разочарование.
Свеча нашлась. Двигатель заработал ровно, напористо.
— Готово.
Синицын убрал ключ, посмотрел на руки. Они лоснились масляной чернотой.
— Спасибо вам, — сказала женщина. — Вы появились как добрый гном. Чем я могу отплатить вам?
— Подбросить до города.
— Я еду в другую сторону.
— Подвезите меня в другую сторону. Лишь бы к цивилизации.
Она засмеялась.
— Садитесь.
Он открыл заднюю дверцу.
— Нет, — сказала она, — лучше рядом. Меня зовут Ольга Михайловна. А вас?
— Валерий Алексеевич, — представился он и склонил голову в полупоклоне. — Синицын. — Подумав, чтобы успокоить возможные подозрения, добавил: — Кандидат биологических наук.
Она оказалась хорошей водительницей: гнала машину быстро, но, как он чувствовал, осторожно.
— Извините за нескромный вопрос. — Она спрашивала мягко, и в то же время в ее голосе звучала твердая волевая нотка. — Откуда счастливый случай привел вас ко мне на помощь?
— Да вот, — Синицын взглянул на брюки, промокшие до колен от ходьбы через густотравье, — бродил по полям…
— Боже, как романтично! И чего ради? От кого-то убегали?
Сердце екнуло. Он нервно засмеялся: надо же, так легко попала в самую точку. Объяснил как можно беспечнее:
— Я орнитолог. Изучаю птиц.
— И кого же вы изучали этой ночью?
— Коростылей. Дергачей, по-русски. Может, слыхали?
Голос у птицы, честно скажу, довольно гнусный: «крэк-крэк!» — он воспроизвел крик с такой точностью, что она засмеялась.
— Слыхала. В поле неподалеку от дачи. Вы, должно быть, счастливый человек, Валерий Алексеевич. Вокруг суета, масса неустроенности, преступность, а вы ночью по полям, со своим увлечением…
— Странное увлечение, вам не кажется?
— Увлечения всегда кажутся странными. Но я завидую увлеченным людям. Бродить по полям ради птички…
— Я вышел засветло, — оправдываясь, сказал он. — Да вот дергачи особо активны только в темное время…
— И откуда вы вышли? — в ее вопросе, как ему показалось, снова прозвучала нотка подозрительности.
— Из Воскресенки, — сказал он наугад, не зная, где сейчас находится.
— Из Воскресенки?! — она задумалась. — Боже! Да это же километров тридцать отсюда! И все пешком?
— Как видите.
Она взглянула на него внимательно.
Тридцать километров пешком! И не скажу, что на вас это отразилось. В своем кругу я не знаю мужчин, которые способны на такое даже на спор…
Они приехали в красивый дачный поселок, раскинувшийся на краю сосновой рощи. Остановились возле дачи, обнесенной новым зеленым забором из штакетника.
— Откройте ворота, пожалуйста, — попросила Ольга Михайловна.
Он вылез из машины, просунул руку в полукруглый вырез в глухой калитке, нащупал задвижку. Вошел внутрь двора, развел створки ворот в стороны.
Она завела машину внутрь, проехала к даче. Выключив двигатель, поднялась на крыльцо. Отперла дверь.
— Проходите, Валерий Алексеевич. В цивилизацию, как вы просили. Вам стоит умыться.
Они вошли в гостиную.
— Я пойду включу подогрев воды, — сказала хозяйка и, постукивая каблуками по чистому деревянному полу, ушла.
Он остался в гостиной, с интересом оглядываясь, куда же попал. В просторной комнате было светло, уютно. На подставках по углам стояли цветы в горшках, яркие, зеленолистые. Он пощупал один из них и удивился — цветок был искусственный. Круглый стол в центре комнаты покрывала белая холщовая скатерть. Плетеная качалка стояла у окна. Напольные часы показывали время с отставанием на десять минут… И все же здесь витал достаточно хорошо ощутимый Дух казенщины — на гнутых венских стульях вокруг стола он заметил металлические инвентарные бирки. Цветные фотографии на стенах были окованы узкими металлическими рамками, явно не соответствовавшими вкусу хозяйки. Учрежденческая ковровая дорожка лежала в прихожей. На высоком трюмо также красовался криво прибитый инвентарный ярлык. Короче, все здесь оставляло впечатление домашнего уюта и холодности провинциальной гостиницы.
Осмотревшись, Синицын оглядел в зеркале и себя. Осунувшееся за два дня небритое лицо, черная маслянистая полоса на щеке, помятый костюм, промокшие от росы ботинки. Конечно, не бомж, ночующий на вокзалах, но уже и не кандидат наук, привыкший регулярно бриться, носить яркие цветные галстуки и белые воротнички. Поверила ли его объяснениям Ольга Михайловна?
Вода в душе была горячей. Он мылся, с яростью натирая себя вехоткой, словно старался отмыться от чего-то липкого.
— Я возьму ваши брюки, — послышался голос хозяйки, — и поглажу их. Не ходить же вам в мокрых.
Дверь душевой приоткрылась.
— Фу, сколько пару напустили!
Сняв его брюки с вешалки, рука хозяйки исчезла.
— Можно я побреюсь? — набравшись нахальства, крикнул он ей вдогонку. — Бритва здесь есть.
— Брейтесь, — последовало милостивое разрешение.
Потом они пили на веранде чай. Теплый утренний свет пятнами лежал на чисто вымытом некрашеном полу. За окнами чирикали воробьи. Ольга Михайловна с цветастой чашкой в руке уселась напротив Синицына в кресло, сплетенное из тонких пластин бамбука. Ее пышные волосы, пронизанные солнцем, падавшим со спины, казались сияющим золотым нимбом. Лицо хозяйки было серьезным, но глаза ее светились мягкой иронией. Держалась она свободно, словно была знакома с Синицыным сотню лет.
Синицын глядел на нее и ощущал, что пришедший внезапно покой лишает его последних сил. Хотелось закрыть глаза и отключиться. Все пережитое в последние сутки навалилось на плечи грузом душевной и физической усталости.
Хозяйка заметила это.
— Идите-ка поспите, народный ученый, — сказала она, и голос ее прорвался в его сознание издалека, и он, отключаясь, вдруг уронил голову на грудь…
* * *
Корреспондент Самохвалова вошла в служебный кабинет Щукина, и он сразу же ощутил: она взвинчена, расстроена чем-то до крайности. Бросив сумочку на подоконник и сняв шляпу, она подошла к столу.
— Здравствуй, моя Вера, моя любовь, — сказал Щукин и протянул к ней руку, чтобы поцеловать нежные, дорогие ему пальцы. Большего на службе он себе позволить не мог. Но Вера не протянула ему руку навстречу. Остановилась в удалении. Сказала каким-то сухим незнакомым голосом:
— Я хотела бы сделать вам, генерал, важное заявление.
Щукин от неожиданности растерялся.
— Ты не выспалась, Вера? — спросил он и потянулся к ней. — Что с тобой, девочка?
— Сергей Павлович, — отстраняясь от него, сказала Вера. — Я прошу пригласить сюда офицера, которому вы безусловно доверяете, и начальника разведки дивизии.
Щукин от изумления не сразу мог прийти в себя.
— Ты не перегрелась? — Он все еще сохранял шутливый тон и коснулся рукой ее лба.
— Сергей! — она резко оттолкнула его от себя. — Я не шучу.