Трещала голова, во рту стоял подлестничный кошачий запах, а глотку жгла жаркая сухость. Взяв со стола бутылку, которую он на ночь наполнял водой из-под крана, припал к горлышку и стал глотать крупными глотками пахнущую хлоркой жидкость.
Окончательно придя в себя, Квасов оделся и пошел к облюбованному таксофону, который без обмана соединял его с абонентами. Позвонил по номеру, который дал ему Крымов.
— Встреча состоялась, — доложил Квасов по-военному. — Рыбка клюнула.
— Прошло нормально? — спросил Крымов с привычным подозрением. Служба давно приучила его к чрезвычайной осторожности в ведении самых пустяковых дел.
— Нормально. Кстати, тебе мой привет не передали?
— Какой привет? — в голосе генерала прозвучало нескрываемое удивление. — И кто его должен был передать?
— «Хвост», который ты приклеил к заднице газетчика.
— Ты уверен, что он был? — теперь Крымов не сумел скрыть беспокойства.
Квасов понял: генерал досадует, что его агента удалось расколоть так быстро и просто.
— Даю руку на отсечение.
— Верю, старик. У тебя глаз — алмаз. Вторую часть акции на некоторое время задержим. Понял?
— Аванс? — спросил Квасов заинтересованно.
— Он твой.
— Лады, командир.
Не откладывая дела в долгий ящик, Крымов пошел с докладом к Дружкову.
— С газетчиком не все ладно, — сообщил он шефу озабоченно.
Дружков насторожился.
— Что именно?
— Квасов засек, что за мальчиком следят.
Дружков посмотрел на Крымова с пристальным вниманием.
— Ты за ним своих не цеплял?
— Боже упаси, Иван Афанасьевич.
— Тогда кто? ФСК — отпадает. Им Жаров перо в зад не вставлял. А вот Петяше Хрычу он насолил крепко. Может, это его люди?
— Похоже, — согласился Крымов. — Только где он взял исполнителей?
— ГРУ, — высказал соображение Дружков. — У них своя кузница кадров. Вот и сшибают куски для Петяши.
Дружков со злостью махнул рукой, словно хотел что-то срубить саблей.
— Этот дурень Квасов подумал, что «хвост» наш?
— Да, и просил агента передать мне привет.
— Он назвал твою фамилию?
— Само собой.
— Вот дурак! Остается надеяться, что о проколе агент своему шефу не доложит.
— В этом не сомневаюсь, Иван Афанасьевич. Но меры надо принять.
— Что предлагаешь?
— Выяснить, кто пасет мальчонку. Квасова списать после выполнения задания. Он тіік глупо засветился.
— Хорошо. Завтра приклей к Жарову своего водилу. Лучше двух. Кровь из носа, но узнать, кто его пасет. А насчет Квасова — решай сам. Тебе с ним виднее. Главное — не засветись ни в том, ни в другом деле.
Крымов улыбнулся.
— За нами такое не водится.
* * *
Выяснить, кто и почему пасет Жарова, Крымов поручил двум своим лучшим специалистам наружного наблюдения — капитанам Бабкину и Гудимову. Вычислить тех, кто сел на хвост журналисту, не составило большого труда. Его прямо с утра от самого дома повел невысокий серый мужчина малоприметной наружности. Увлекшись слежкой, он совершенно не заботился о своей безопасности. Это был либо дилетант, либо чрезвычайно самоуверенный человек, убедивший себя, что контрслежка за ним невозможна.
Во второй половине дня, когда Жаров был в редакции, произошла смена «хвостов». Бабкин повел утреннего трудягу, чтобы выяснить, кто он и откуда, а Гудимов остался, чтобы вычислить сменщика.
В шесть вечера, когда Жаров был в редакции, Бабкин по рации вышел на Гудимова.
— Довел до дому, — доложил он. — Живет на Дмитровском шоссе. Адрес есть.
— Вызови машину и приезжай ко мне, — приказал Гудимов, бывший старшим группы. — Второго будем отлавливать и потрошить.
— Понял, — доложил Бабкин и отключился.
Стоял тихий, по-летнему чудесный вечер. Пресненскую площадь переполняли автомобильные потоки. Над перекрестком стояло облако синевы бензинового перегара.
Жаров вышел из редакции рука об руку с маленькой черноволосой женщиной. Гудимов сразу обратил внимание на ее несоразмерно широкие бедра. Подумал язвительно: «На такую мужу со шкафа прыгать можно — не промахнется». Улыбнулся озорной мысли и двинулся за «хвостом», который быстро пересек улицу и приклеился к парочке.
Гудимов вел беспечного наблюдателя до тех пор, пока тот не проводил Жарова до дому и, посчитав свою миссию оконченной, дал себе отбой.
Взял Гудимов провожатого Жарова в тихом вечернем Чапаевском переулке. Окончивший работу «хвост» беспечно шел по улице, даже не оглядываясь назад. Гудимов прибавил шагу, быстро нагнал его. Было уже темно.
Точным, многократно отработанным на тренировках движением Гудимов схватил «хвоста» за горло, надавив одновременно на подбородок, чтобы зажать ему рот, и нанес сокрушительный удар — сперва в солнечное сплетение, затем в челюсть. Человек обмяк и стал оседать на землю. Гудимов отволок безвольное тело к железным гаражам в глубине чужого двора и положил на мокрую после дождя землю. Вынув из кармана шнурок, связал пленнику ноги в коленях, прихватил запястья и запихнул в рот туго свернутую тряпку. Затем, слегка поднатужившись, затащил его за мусорный контейнер.
По договоренности заранее вызванный Бабкин должен был ждать с машиной неподалеку — у кинотеатра «Ленинград».
Справившись со своим делом, Гудимов включил рацию и сказал напарнику, куда подогнать машину. Вдвоем они втащили связанного пленника в машину и бросили на заднее сиденье. Захлопнув дверцу, Гудимов сам сел за руль. Напарник устроился для страховки рядом с пленником.
Через несколько минут они подъехали к тихой улочке, носившей имя Академика Ильюшина. Гудимов прижал машину к тротуару, заглушил двигатель, погасил огни. Вдвоем они быстро и тщательно обыскали пленника, прощупав даже швы на костюме и рубашке. В руках Гудимова оказалось удостоверение личности офицера, металлический личный знак, записная книжка. Чтобы прочитать документы, пришлось зажечь свет в салоне. Закончив чтение, Гудимов присвистнул. Пленник оказался слушателем академии военной разведки Министерства обороны России.
— Ну, молоток! — сказал Гудимов с удивлением, когда пленник пришел в себя. — Значит, капитан Тужилкин. Виктор Федорович. Очень приятно. Будем знакомы.
Гудимов подхватил капитана за плечи и посадил на сиденье поудобнее. Вынул кляп изо рта. Погасил свет.
— Теперь давайте поговорим, Виктор Федорович.
— Я ни о чем с вами говорить не буду, — упрямо, по инерции приверженности к офицерскому кодексу чести сказал Тужилкин.
— А вот это уже глупо, — объявил Гудимов. — Тем более что от откровенности зависит ваша судьба. Не к лицу вам изображать из себя Зою Космодемьянскую. Да и вешать я вас публично не собираюсь. Вон на той стороне деревья. Утром вас найдут под забором холодным, с сильным запахом алкоголя. Да, Виктор Федорович, я забыл представиться — мы из службы федеральной контрразведки. Журналист Жаров — вам что-нибудь говорит эта фамилия? — обратился к нам за помощью. Ему показалось, что за ним следит мафия. Оказалось, это военная разведка…
— Нельзя оставлять капитана без альтернативы, — сказал Бабкин задумчиво. — Можно оставить его живым, но тогда придется сообщить министру обороны, что мы застукали офицера армии на деле, которое противоречит Конституции России. Так ведь обстоит дело, капитан?
— Я выполнял приказ.
— Нет, все же его надо убрать. Меньше хлопот. И начальству его будет легче списать — что возьмешь с алкаша?
— Что вы хотите? — спросил Тужилкин. От волнения у него сел голос.
— Это я скажу чуть позже, — ответил Гудимов. — Сейчас важнее рассказать вам о перспективах сотрудничества с нами. Ваши документы у меня. Сегодня я сниму с них ксерокопии. Завтра вы все получите назад. Начальству докладывать о происшедшем не надо. Если вы себе враг — доложите. Уверен, вас катапультируют из академии и из армии в двадцать четыре часа. Вам никто не поверит, что вы говорите правду о том, с кем имели дело. Мы, конечно, откажемся от контакта с вами. Только откровенность, Виктор Федорович, обеспечит безопасность и продолжение службы…
— Что вас интересует? Я скажу.
— Совсем немногое. Почем ГРУ заинтересовалось Жаровым?
— Точные мотивы мне неизвестны.
— И не догадываетесь? Не верю. Офицер разведки по самым малым признакам способен угадать, что интересует его шефов.
— Я думаю, нужен компромат на Жарова. Он несколько раз остро критиковал министра обороны и нашего шефа в своей газете…
— Логично, — согласился Гудимов. — Кто перед вами ставил задачу?
— Начальник академии лично.
— В обязанности слушателей входит слежка за гражданами внутри страны?
— Не думаю.
— «Не думаю» — не ответ. Вы знаете законы?
— В какой-то мере.
— И все же вели слежку?
— В порядке практики. Это предусматривается программой.
— Слежка без санкции прокурора? Интересная, я вам скажу, программа.
— Мне приказали.
— И у вас не возникло вопросов?
— Возникли.
— Вы их задали?
— Нет.
— Удивительная скромность, капитан Тужилкин! И давно вы водите Жарова?
— Уже неделю.
— На что обращаете внимание?
— На его контакты. Особенно с военными. Сказано, что желательно также выявить сексуальные связи на стороне, порочные наклонности…
— Выявили?
— Нет. По-моему, Жаров нормальный парень.
— Докладывали об этом начальству?
— Нет. Своих соображений от нас не требуют. Только факты. Контакты. Время. И все такое. Выводы делают там, наверху.
— Сколько человек работает по Жарову?
— Двое.
— Кто второй?
— Не знаю. Я отрабатываю смену, кто принимает объект — не знаю. Конспирация…
— Хороший ты парень, Витя, — сказал Гудимов сочувственно, — но в говне. И помочь отмыться я тебе не могу. Документы завтра утром найдешь в почтовом ящике. Давай я тебя развяжу. И еще, в случае нужды наша служба будет обращать-ся к тебе за информацией. Я надеюсь, ты это понимаешь. Подписки о неразглашении не беру. Ты и так будешь молчать… Давай развяжу.
* * *
Легким пружинящим шагом, чувствуя свою ловкость и силу, Тима Жаров взбежал на третий этаж и вошел в комнату, где уже более года работал как репортер «Московских новостей». В комнате пахло острыми французскими духами. За своим столом уже сидела Галочка Бергер, маленькая подвижная девица с пышной грудью, узкой талией и непропорционально широкими бедрами. Веселая и общительная, она быстро сумела связать себя прочной дружбой с Тимой. Однажды вечером они засиделись в редакции. Тима помогал Галочке подготовить к печати ее информацию. Галочка стояла за его спиной и через правое плечо смотрела на рукопись, которую правило острое перо талантливого коллеги.
— Вот и все, — сказал Тима, отодвигая бумагу. — Перепечатай, и маленькая жемчужина украсит серую полосу.
— Ой, Тимочка! — Галочка совершенно естественно вскочила на колени Жарова, охватила руками шею и прижалась к его рту горячими пухлыми губами…
К чему приводят такие вольности, объяснять не надо. Они заперли дверь изнутри. Галочка смела со своего стола лишние предметы, и он стал ложем пылкой любви.
— А ты ничего, — отдышавшись от бурных ласк, оценила усердие коллеги Галочка. — Мужчина… Но подучиться кое-чему тебе не мешает…
Курсы были краткосрочными, но результативными. Галочка оказалась способным учителем. Она научила Тиму такому, о чем тот даже в мужских откровенных разговорах не слыхал никогда.
Тиме в Галочке нравилось многое, кроме ее запахов. В восторге тесного общения она сильно потела, и от этого не спасали самые патентованные дезодоранты. Усугубляло положение пристрастие подруги к крепким французским духам. Смешиваясь с горячим потом, они образовывали убойную смесь, которой, как думалось Тиме, можно было морить тараканов. Иногда это начисто отбивало у него всякие желания. Но мужчина потому и мужчина, что его желания возвращаются…
— Привет, Галка! Мне не звонили?
Она вскинула на него глаза и посмотрела с подозрением: не ждет ли он звонка от какой-то другой? Он понял и уточнил:
— Мужик не звонил? Здоровый такой…
Она задорно засмеялась.
— Разве по телефону видно, здоровый он или тощий?
Приступ ревности был исчерпан, и они занялись делами.
Звонки начались где-то около одиннадцати. Два раза звонили читатели, потом, наконец, позвонил ион. Спросил:
— Вас заинтересовали мои бумаги?
— Да, — сказал Тима. — Интересные документы. Взрывной силы.
— Эт-точно, — хмыкнул полковник юстиции в отставке. — На Казанском вокзале, в автоматической камере хранения. Ячейка 82. Код 1881. Найдете черный «кейс». В нем все, чем я располагаю.
— Я должен заплатить?
— Не надо. За справедливость не платят.
— А «кейс»?
— Сохраните, я за ним загляну.
В трубке прозвучали сигналы отбоя.
Жаров поднялся с места.
— Галочка, я на часик сорвусь. По делу.
Он светился рыбацкой радостью, которую рождает неожиданно крупный улов.
«Кейс» оказался небольшим, но весьма увесистым. Тяжесть его рождала приятное чувство прикосновения к тайне. Несколько раз — еще на вокзале, потом в метро Жарова подмывало нестерпимое желание раскрыть и взглянуть на содержимое. Однако усилием воли он удерживал себя от искуса. Бумажки, которые лежали в «кейсе», требовали отношения бережного и осторожного. Он понимал — выдавать публике свое любопытство не стоит. А вдруг — не приведи господь, за ним кто-то присматривает?
Как и утром, Тима взбежал на третий этаж по лестнице. Вихрем ворвался в комнату. Галочка подняла на него глаза, оторвавшись от бумаг. Тима жестом туземца-победителя, за волосы ухватившего башку врага, поднял «кейс» над головой и улюлкжнул негромко, по-киношному:
— Йя-я хоу!
Удача бодрила, как доброе вино. Свежий, совсем не резкий, утренний запах Галочки пробудил сладострастные желания. Посмотрев на нее, Тима улыбнулся.
— Сейчас закончу с бумажками, закроем дверь. Идет?
— Главное решить — стоит или нет, — озорно засмеялась Галочка, всегда готовая к легкому флирту. Весело и торопливо она стала убирать со стола все лишнее, что могло им помешать. Случайно задела авторучку, и та скатилась на пол.
Галочка отодвинула стул, нагнулась, стараясь разглядеть, куда закатилась потеря.
Тима в этот момент открыл крышку «кейса»…
Взрыв был ужасающий. В кабинете, вспухшем от вырвавшихся наружу газов тротила, наружу вылетели оконные стекла. Дверь сорвало с запора, и она с грохотом ударилась о коридорную стену.
Здание вздрогнуло до фундамента.
Жарова разнесло на куски. Кровь забрызгала потолок и стены.
Оглушенная, заикающаяся от пережитого ужаса, Галочка выбралась из-под стола. Ручка, ценой не превышающая тысячу рублей, спасла ей жизнь: оказавшись в центре взрывного ада, Галочка отделалась шоком и несколькими царапинами…
* * *
С Казанского вокзала Квасов возвращался в приподнятом настроении. В смутное время «лимон» в кармане совсем не пустяк. «И всего делов-то, — думал Квасов с удовольствием. — Раз-два — и гроши в кармане».
Он проходил мимо киоска, в котором торговали всякой всячиной — от водки и шоколада до презервативов и воздушных шариков. Позади послышался звук мотора. По переулку шла машина.
Подскочив на крышке канализационного люка, самосвал грохнул всеми своими железными сочленениями. Квасов инстинктивно повернул голову и в последнее мгновение жизни увидел над собой капот машины с надписью «ЗИЛ». Бампер ударил его по бедрам, придавил к углу киоска, размазал по стенке и отшвырнул изуродованное тело на асфальт.
Освобождая бренную душу от обязанности носить обувь, с ног Квасова сорвались и разлетелись в разные стороны ботинки со стоптанными каблуками.
Испуганно вскрикнула женщина, стоявшая у столба, заклеенного объявлениями. С матом выскочил из палатки перепуганный и разъяренный продавец.
Взревев двигателем, самосвал рванулся вперед, заскрипел тормозами у поворота, круто свернул направо, подрезав нос «жигулю», который резко вильнул и выскочил на тротуар…
* * *