Но, мне не было суждено превратиться в подушечку для булавок. Ни мне, ни Сергею Журавлеву, по наивности полагавшему, гибель во сне означает пробуждение, всего-то. Откуда ему было знать, что сон — сну — рознь. Исида выкрикнула имя Сета, наверное, чтобы с запозданием обвинить в вероломстве. В следующее мгновение наш плот встал на дыбы, будто был живым существом, а не двумя дюжинами стволов, перехваченных между собой крепкими веревками. Мы повалились на палубу. Моя голова при падении оказалась запрокинутой, это позволило разглядеть с десяток стрел, утыкавших стенку боевой рубки, обнажившуюся, когда от резкого движения с нее соскользнула тростниковая циновка. Там, где черные наконечники пронзили металл, полированная поверхность потемнела и покоробилась, словно ее обрызгали кислотой.
— Беги!!! — снова крикнула Исида. Плот будто услышал ее призыв. Взмыл над водой, словно аппарат, снабженный «воздушной подушкой», с той разницей, что не издавал при этом характерного рева, и не подымал целые тучи брызг, попятился, с хрустом подминая густо стоявший тростник. Скорость оказалась весьма приличной. У меня мелькнуло, вполне может статься, уйдем. Тем более, что невидимые пока лучники, похоже, решили ринуться в рукопашную. Из зарослей донеслись воинственные вопли и плеск множества ног по воде.
Не догонят, — с облегчением подумал я. И, ошибся. В планы Сета не входило — дать мне уйти. И он — не позволил этого.
Как мне описать увиденное? Над зарослями, там, откуда минуту назад в небо взмыла стая перепуганных птиц, показались три темные фигуры. Вне сомнений, человеческие, и, одновременно, сюрреалистичные до тошноты. Впрочем, какими им еще надлежало быть, если действо разворачивалось в кошмаре. От одного вида этой троицы, зависшей в полуметре над слегка колышущимися метелками тростника, я с ног до головы покрылся омерзительным, липким потом, по консистенции напоминавшим желе, предварительно охлажденное в морозилке. У меня вообще отвалилась челюсть, когда я сообразил, эти, владеющие левитацией незнакомцы, одеты в строгие деловые костюмы, придававшие им сходство с расплодившимися в свое время в неимоверных количествах торговыми представителями приснопамятной Канадской компании. Последняя мысль, вне сомнений, принадлежала персонально мне. Вряд ли в мире Осириса могли слышать об этой организации, завалившей в середине минувшего десятилетия постсоветское пространство всевозможным мусором. Как будто у нас своего мусора мало.
Пока я пережевывал эту мысль, троица, в гробовом молчании, поплыла к плоту прямо по воздуху.
— Посланцы рептилий!! — завизжала Ольга-Исида, наблюдавшая за полетом «агентов» на пару со мной. Величие слетело с нее мигом. — Это же они, Осирис!! Сет?! Будь ты проклят! Как же ты мог?!! Как же ты мог, Сет?!!
Наверное, эти трое, вызвавшие у меня аналогию с навязчивыми торговцами низкокачественным заграничным ширпотребом, в ее представлении были посланниками тех самых могущественных и темных сил, которых так опасалась Исида. Тех, что могли рано или поздно догадаться, зачем Осирису понадобилось возводить пирамиды на берегах Нила, после чего для его единомышленников рисковали откровенно плохие времена. Что по этому поводу думает сам Осирис, я уловить не успел. Один из «агентов», черт бы его побрал, метнул в наш плот молнию. Название, конечно, условно. Нечто, какая-то энергия неведомой природы, подумал я, лишь походившая на электрический разряд, в грозу проскальзывающий между тучами с разноименным потенциалом, искрясь и шипя, заструилось к нам. Не так быстро, как настоящая молния. Представьте себе воспламенившуюся дорожку из расплесканного бензина. Исходивший от нее свет окрасил багрянцем заросли, стали видны даже лохматые верхушки пальм на противоположном берегу болота. Воздух затрещал, как рвущаяся парусина, волосы на голове поднялись дыбом, зубы в гнездах завибрировали, будто по ним побежал ток. Кончик молнии, в форме шарика, размером с теннисный мяч, метнулся к моей груди. Я закричал от страха, когда сообразил, вижу безглазую голову с пастью, ощерившейся множеством клыков-шипов.
Пора просыпаться, пронеслось в голове. К сожалению, последнее было — не в моей власти. Выручил плот. Рубин в десяти шагах от борта наткнулся на лазурь, столь пронзительную, что я невольно зажмурился. Откуда-то из-под палубы, я по-прежнему называл так настил из идеально обтесанных бревен, донесся приглушенный гул, будто там запустили мощный трансформатор. Вокруг плота образовалась прозрачная полусфера, и осколки молнии, яростно шипя, рваными клочьями посыпались в воду. Она закипела, над поверхностью болота взметнулось плотное облако пара. Пока оно рассеивалось, сфера, защитившая плот, погасла, вместо нее появились ослепительные, сверкающие шары, дюжина, если не больше. Кажется, они возникли прямо из средней части мачты, но я не стал бы этого утверждать. Шары устремились к преследовавшей нас троице. Двое «агентов» сразу исчезли в пламени, третий ухнул в болото, подняв фонтан брызг. Издав торжествующий вопль, я захлопал в ладоши. Рано радовался, как оказалось. В сотне, не более, метров от нас ночной воздух заструился и поплыл, словно поверхность болота в том месте разом прогрелась. Осирис не появлялся. У меня заныло в груди. Недаром. Марево, с которого я не сводил глаз, становилось все плотнее и гуще. А затем откуда-то, сомневаюсь, что со дна болота, поскольку в таком случае плот покачнуло бы приличной волной, в мареве, будто в гигантском пузыре, показалось нечто вроде исполинской светло-серой тарелки, только перевернутой кверху дном.
Исида со стоном опустилась на колени.
И я еще полагал троицу в деловых костюмах — иррациональным зрелищем. Да они не шли ни в какое сравнение с тарелкой, я не подобрал более подходящих слов. Мне она показалась изображением, спроецированным на колоссальный экран. Недаром и воздух там стал гораздо плотнее. Правда, проекция была из тех, для которых не составит никакого труда продолжить материализацию. Прыгнуть в реальность с экрана, чтобы не оставить там камня на камне. Она — так и сделала. Я не видел, Господь миловал, ядерных вспышек, но, подозреваю, ощущения тех, кто наблюдал за ними из тщательно забетонированных укрытий Семипалатинского испытательного полигона, во многом совпали с моими. Весь мир исчез, провалился в тартарары, распался на ионы и атомы, а затем сжался в одну точку, существование которой, если не ошибаюсь, теоретически обосновал Эйнштейн, только, на самом деле. Грудь пронзила чудовищная боль, всепроникающая, безграничная. Нечто вроде гигантского хобота, черного, как уголь, вошло в нее, раздвинув ребра. Я подумал, это черный небесный купол, пересыпанный алмазами сплющенных звезд, деформированный чудовищной силой взрыва в бур, в исполинское сверло.
— Осирис?!! — откуда-то издали завопила Исида. Ее слова были последними, что я расслышал.
***
— Эй, эй, ты чего, Журавлев?! Серега, слышишь меня? Очнись!
Я поднял веки. Перед глазами все колыхалось и плыло, будто светящаяся сфера последовала за мной из сновидения в реальность. Мне с трудом удалось разглядеть лица друзей, склонившихся надо мной, правда, в начале, в виде размытых колеблющихся овалов. Обнаружил себя по-прежнему сидящим в кресле старенькой «Вектры» Игоря, только кто-то из них, вряд ли я, перевел его спинку в лежачее положение. Ветер больше не врывался в окна салона, а пол под ногами не вибрировал. Следовательно, Игорь остановил машину. Ну, еще бы, как бы иначе он склонился надо мной.
— Серега, ты как? — повторил Пугик. В голосе чувствовалось облегчение, заметил, что я открыл глаза. Проснулся. Если, конечно, спал. Я провел влажной, вялой ладонью по груди, убедился, цела, как и ребра, ну, слава Богу. Проморгавшись, сконцентрировал взгляд на Ольге. Нашел ее не на шутку взволнованной, но, живой. Поморщился, какая нелепость, кошмар еще крепко держал мой разум в липких, осклизлых объятиях. Слабым голосом попросил у Ольги, чтобы плеснула кофейку, если не затруднит. И, только потом ответил Пугику, что мол, да, все в полном порядке, нет повода для беспокойства. Выговаривая последнюю фразу, испытал укол стыда. Повод для беспокойства я им уже предоставил, недаром же они останавливались. Что же я вытворял во сне? Кричал, что ли? Метался? Мои щеки приобрели свекольный оттенок.
— Да будет тебе, старик, — протянув свою большую руку, Пугик взъерошил мне волосы, будто я снова стал маленьким мальчиком, чем окончательно меня смутил.
— Что со мной было? — облизнув губы, спросил я.
— Что было? — Пугик покачал головой. — Это я у тебя хотел узнать. Мы с Ольгой думали, крышка тебе...
— Ничего мы такого не думали, — возразила Ольга, делая мужу знак помолчать. Но, тебя действительно трясло, как в лихорадке, — отложив влажную салфетку, которой она, надо полагать, промокала мой лоб, недавняя Исида свинтила колпачок с термоса, наполнила кофе желтую пластиковую чашку, протянула мне. — Мы с Игорем пытались тебя разбудить, но…
— Чего скрывать, напугал ты нас, — вставил Пугик. — Я уж, грешным делом, подумал, у тебя эпилепсия, старик, — вытянув шею, он отхлебнул из предназначавшейся мне чашки.
— Пугачев?! — прикрикнула на мужа Ольга. — Это — не твое!
— Меня тоже переколотило, — оправдывался тот. — Сам посуди, в радиусе двухсот километров, как минимум, ни единого лечика, чтоб тебя выврачил, — Игорь попытался изобразить улыбку. — У тебя часом не диабет?
— Просто дурной сон, — хрипло проговорил я. — И только…
Их лица вытянулись синхронно, как по команде. Ну, конечно же, как же я мог забыть? Ведь мы с Ольгой выросли рядом, в одном дворе, об этом я уже говорил. Естественно, для нее не были секретом кошмары, терзавшие меня в детстве одно время, на протяжении двух, а то и трех лет после того, как не стало мамы. Ольга вполне могла поделиться этой историей с Игорем. Да что там, наверняка поделилась. Правда, то было давно, кошмары перестали донимать меня еще в подростковом возрасте. Врачи, к которым меня без особого успеха таскала бабушка, вздохнули с облегчением, мол, перерос. И вот, надо же…
Чашка кофе взбодрила меня, поблагодарив Ольгу, я опустил ноги на гравий обочины. Встал, опираясь на крышу. Мои друзья не отступали от меня ни на шаг, наверное, ждали, когда я снова повалюсь в обморок. А я и, правда, чувствовал себя разбитым вдребезги. Ноги были ватными.
— Еще кофе, Сережа? — предложила Ольга. Я, поблагодарив, отказался. Игорь, напротив, попросил налить ему, добавив с наигранной укоризной, что его, как драйвера, вообще говоря, полагается обслуживать вне очереди.
— Если, конечно, никто из вас не хочет в следующий раз проснуться в кювете…
— Кстати, а как машина? — поинтересовался я. Чтобы попасть в кювет, сначала надлежало сдвинуться с места, не так ли?
— Еще не известно, как, — уклончиво отвечал Пугик. — Пока ты дрых, я выкинул из-под капота кое-какие детали, которые посчитал лишними. Как очухаешься, поможешь толкнуть. Поглядим, что получится…
— Толкнуть?
— Аккумулятор ноги протянул, — пояснил Игорь. — Так что придется заводить с толкача. Скажешь, когда будешь готов…
— Завсегда готов! — сказал я, храбрясь. Вышло, почти как у Анатолия Папанова в роли Лелика.
— Игорь, — запротестовала Ольга, — ему же нельзя… — Чем снова загнала меня в краску по уши. В самом деле, я что, инвалид?
Уже забирая у мужа опустошенную кружку, Ольга как бы невзначай спросила, что меня так напугало во сне. Признаться, я ждал этого вопроса, кому, как ни ей, было знать, кошмары, донимавшие меня в далеком детстве, имели скверное обыкновение сбываться. Иными словами, многие из них были вещими. Правда, их, как правило было сложно истолковать. По многим причинам, бабушке, воспитывавшей меня после гибели мамы, ничего подобного и в голову не приходило. Во-первых, всю сознательную жизнь проработав в советской школе, учителем физики, а затем еще и завучем, бабушка была материалисткой до мозга кости. Во-вторых, подозреваю, не без оснований опасалась, любые эксперименты с тем, что она называла мракобесием, кликушеством и прочими пещерными суевериями, способны повредить моему и без того не безукоризненному здоровью.
— Да, в общем, ничего такого… — протянул я, взвешивая, стоит ли им знать о том, что мне привиделось. Как, например, Пугик воспримет сон с участием Ольги?
— Так-таки ничего? — прищурился мой институтский друг. — Скрытничаешь, да, Журавлев?
— И в мыслях нет…
— Думаешь, не сбудется, да? — конечно же, он шутил.
— Не сбудется, не расстроюсь, — в тон ему сказал я.
— Что-то плохое видел? — насторожилась Ольга.
— Скорее, странное…
— Так рассказывай, — не унимался Пугик. Я неуверенно покачал головой. Вытащил из кармана пачку сигарет. Закурил.
— Не хочешь, не надо, — с наигранной укоризной бросил Игорь. — Не очень-то и хотелось знать. Тогда, Журавлев, выбрасывай папиросу, давай машину толкать. Собачье время, скоро светать начнет, а мы в горах застряли, если ты не заметил…
Не обратить внимания на этот печальный факт было сложно, кругом, сколько хватало глаз, темнели высокие, поросшие лесом холмы предгорий.
***
Мы запустили мотор с толкача, запрыгнули в салон на ходу. Вопреки опасениям Ольги, небольшая физическая нагрузка пошла мне даже на пользу, взбодрила, как умывание в холодной воде. Впрочем, много сил не потребовалось, «Вектра» покатилась легко, будто детская инерционная машинка, оказалось, трасса шла под незаметный уклон.
— Порядок, — выдохнул Пугик, подгазовывая, чтобы оживший двигатель, чего доброго не заглох. Пофыркав для блезиру, он, в конце концов, заработал относительно ровно. Тревожная красная лампа, не дававшая покоя Пугачеву до вынужденной остановки, правда, снова зажглась, сигнализируя: порядок, провозглашенный Игорем, не полный. — Ничего-ничего, — проворчал Пугик, обращаясь к мотору, — до перекопа я тебя черта лысого заглушу.
Ехать довелось почти в полной темноте, в целях экономии, включенными Игорь оставил одни подфарники. Мы все сконцентрировались на наблюдении за дорогой: одна пара глаз — хорошо, а три, как известно, лучше. Разговоры прекратились на добрых полчаса. В конце концов, Пугачев не выдержал:
— Пожевать бы чего, — обронил он мечтательно.
— Ты проголодался? — удивилась Ольга.
— Глаза слипаются… — пожаловался Игорь. Я подумал о печенюшках, которые обязательно пекла в дорогу Светлана. Сейчас бы они нам не помешали.
— И жвачки ни у кого не завалялось?
Оказалось, и с этим — туго.
— А кофе?
Ольга потрясла термосом.
— Пустой…
— Тогда, будьте людьми, хотя бы не молчите, — попросил Игорь.
— Споем? — предложил я без особого энтузиазма.
— Колыбельную? — фыркнул Пугик. — Лучше расскажи, что тебе приснилось, Журавлев?
— Игорь, не приставай, — молвила Ольга.
— Кто пристает? — возмутился Пугачев. — Мне, к примеру, отродясь ничего путного не снилось. А у тебя, если Ольке верить, талант. Сны такие, что на DVD нет смысла тратиться…
— Это уж точно, — буркнул я, подумав, да, он узнал о моих снах от нее. Ничего криминального, конечно…
— Ну, и?..
— Да нечего рассказывать…
— Вот человек, — с деланным негодованием проговорил Пугик. — Кофе мой высосал. Радио в горах не работает. Фары — тоже. Меня, можно сказать, переколотило из-за него, везу вас обоих, на последнем издыхании, а ему жалко рассказать товарищу, по каким параллельным мирам носило…
— Да не жалко мне…
— Вот и начинай, если не жалко, чего кота за яйца тянешь? Только не говори, — Пугик склонился ко мне, подмигнул заговорщически, — что ты участвовал в русско-украинской войне, которой я тебя напугал.
— Об этом можешь не волноваться, — мрачно ухмыльнулся я. — Твоя болтовня — ни при чем. Я был в Египте…
— Ого?! — воскликнул Пугик. — Хотя бы во сне изменяешь своим дурацким привычкам? Ну и как тебе показался местный сервис? Не то, что в долбанном «Морском бризе», верно?
— Этого я тебе сказать не могу. Видишь ли, Игореша, в том Египте, где я побывал во сне, как раз строили пирамиды, так что до отелей на побережье Красного моря у них пока руки не дошли.
— И кто их строил? Имхотеп? — как бы невзначай поинтересовался Пугик.
— Осирис… — молвил я. Имя, которое он назвал, было мне незнакомо.
— Если не ошибаюсь, — небрежно обронил Пугачев, — Осириса египтяне считали богом, а не фараоном…