— Я? — Тэрада почти задыхался.
— Больше я вас мучить не буду, ответьте, пожалуйста, только на этот вопрос.
Тэрада завершил исследование Убукаты. Это совершенно очевидно. Но не изобрёл ли он также и оружие для распыления бактерий, хотя Нисидзака считал распылитель, которым он угрожал американцам, не более чем игрушкой? Подобная игрушка могла быть моделью боевого оружия, и Кохияма решил во что бы то ни стало добраться до истины.
— Я искал средства борьбы с устойчивыми чумными бациллами. Иными словами, я пытался отыскать средства, уничтожающие фактор R, то есть носитель наследственности, передающий свойство противолекарственной устойчивости. Я пробовал создать эффективный антибиотик против устойчивых чумных бацилл.
Тэрада говорил медленно, отчеканивая каждое слово. То, что он сказал, было настолько неожиданно, что Кохияма растерялся. Ему будто вынесли приговор.
— Что?! — невольно вскрикнул он. — Как вы сказали? Пожалуйста, повторите ещё раз.
Тэрада повторил и продолжал:
— Благодаря работам японских учёных уже установлено, что под воздействием акрифлавина фактор R исчезает. Акрифлавин — это красящее вещество, разновидность акридина. Если воздействовать на устойчивые бациллы акрифлавином определённой густоты, то он проникает в структуру ДНК — нуклеиновой кислоты, — содержащейся в ядре клетки, и делает её бездейственной.
— Бездейственной? — переспросил Кохияма. Ему очень хотелось как следует разобраться во всём этом, а кроме того, он пытался вопросами подбодрить Тэраду, силы которого с каждой минутой иссякали.
— Да, он лишает ДНК активности. На бактерию, как таковую, акрифлавин действия не оказывает. Но он воздействует непосредственно на эписому — наследственное вещество, наиболее существенным элементом которого является ДНК. Таким образом, фактор R можно уничтожить, устранить.
— Следовательно, с помощью акрифлавина можно уничтожить устойчивость бактерий к медикаментам?
— Да, но только в лабораторных условиях, пока бактерии в пробирке. Дело в том, что акрифлавин ядовит и вводить его в человеческий организм в таком виде, как он есть, нельзя. А как же быть, когда устойчивые бактерии попадают в организм человека? Решить эту проблему мне оказалось не под силу. Я решил тогда искать какой-нибудь антибиотик.
— Но ведь могут появиться бактерии, устойчивые и к новому антибиотику?
Кохияма вспомнил тарелку со стальной трубкой, которую он видел на лабораторном столе. Было очевидно, что Тэрада производил опыты, пытаясь найти вещество, препятствующее развитию бактерий.
— К сожалению, это так, — ответил Тэрада. — Если не найти средство уничтожения фактора R в организме, то из заколдованного круга не выйти: какое бы лекарственное средство ни было найдено, рано или поздно устойчивые бактерии появятся снова. Но я думаю всё же, что кто-то должен этот заколдованный круг разорвать.
— Мне так хочется разделить вашу уверенность, — сказал Кохияма.
— Над этой проблемой я работал в лаборатории фирмы Гоко. Когда я узнал, что Убуката вывел устойчивую чумную бациллу и погиб, я решил завершить его работу и одновременно продолжить свои исследования, используя, как и он, опыт, приобретённый в 731-м отряде.
— И вам удалось завершить свои исследования?
— К сожалению, у меня не хватило времени. Но я надеюсь, что кто-нибудь непременно доведёт их до конца. Поэтому у меня к вам просьба. Кохияма-кун.
— Я готов выполнить любую вашу просьбу.
— У меня в изголовье лежит блокнот с записями и итоговый доклад. Передайте это, пожалуйста, начальнику исследовательского отдела фирмы Гоко. Там подробные данные об исследовании средств борьбы с устойчивыми кишечными и чумными палочками. Эти исследования можно считать совместной работой Тэрады и Убукаты.
— Но ведь это может привести к серьёзному конфликту между институтом Каньо, который рассчитывает на заказ американского военного ведомства, и фирмой Гоко?
— Может быть. Одни изучают способы выведения устойчивых бактерий, другие ставят своей задачей создание лекарств от болезней, вызываемых этими бактериями. Заколдованный круг! Но таким образом осуществляется и то, и другое, так что никто не в убытке.
— Ясно.
Кохияма не мог заставить себя одобрительно отнестись к такого рода «состязаниям», которые, возможно, идут кому-то даже на пользу. Одни зарабатывают на том, что создают средства уничтожения людей, а другие извлекают прибыль из того, что создают средства их лечения. Подобное «сосуществование» никак не импонировало Кохияме. Но выбор, сделанный Тэрадой, вызывал у него искреннее уважение.
— И ещё, — продолжал Тэрада. — У меня тут лежит тетрадка в зелёной обложке. В ней тоже сведения о нашем исследовании. Они изложены в форме, доступной и неспециалисту. Возьмите её себе. Она продезинфицирована, так что можете не опасаться.
Кохияма достал блокнот, итоговый доклад и зелёную тетрадку и положил всё это в карман своего халата. Нужно спешить. На лестнице раздались шаги, кто-то поднимался наверх.
Тэрада окончательно обессилел. Превозмогая себя, дрожащим голосом он проговорил:
— Вы меня правильно поняли? Тем двоим ни в коем случае ничего не отдавайте. Пусть Муракоси и прочие копаются в этом хламе!
— Хорошо. Думаю, что и Убуката-сан поступил бы так же, — сказал Кохияма.
Он пошёл уже к двери, но тут же вернулся.
— Скажите, а что всё-таки означает та карта Южного Вьетнама с пометками господина Убукаты?
Тэрада чуть слышно ответил:
— Не знаю. Могу только предполагать. Очевидно, чумные бациллы, которые Убуката использовал для своих опытов, были выделены из полученных оттуда штаммов.
Внезапно он сдёрнул маску и неподвижными глазами уставился на Кохияму. Казалось, он силится улыбнуться. Лицо его исказилось страшной гримасой. Очевидно, близился конец.
Кохияма выскочил из комнаты и, бросившись к лестнице, громко позвал доктора Канагаи. Из кабинета напротив выбежали растерянные Муракоси и Катасэ.
Снизу поднимался Канагаи, за ним следом шёл с носилками стажёр Симодзё.
ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
1
Ровно в час санитарная машина университетской клиники выехала из ворот изолятора. В клинике больного уже дожидалась семья, извещённая доктором Канагаи. От парка до клиники путь неблизкий. Хотя из-за дождя людей и машин на улицах было меньше, чем обычно, но пересечь с запада на восток почти половину Токио не так-то просто.
В машине везли человека, умирающего от лёгочной чумы. Но никто из прохожих, провожавших взглядами санитарную машину, разумеется, не догадывался об этом. «Опять, наверное, кто-нибудь пострадал в уличной катастрофе». Если бы они только знали истину! Все бы содрогнулись от ужаса, хотя вот уже более сорока лет в Токио не было ни одного случая заболевания чумой.
Когда машина выезжала из ворот, Кохияма стоял у подъезда.
«Один умер, потому что занимался выведением устойчивых чумных бацилл, — думал он, — другой умирает потому, что хотел создать лекарство против них. А что, если ещё где-то в Токио происходит тоже самое?»
— Это отец во всём виноват, — сказала стоявшая рядом с Кохиямой Эмма.
Только сейчас он заметил, что она держит зонтик над его головой.
— Не следует говорить так об отце, Эмма, — желая как-то её утешить, сказала Сатико. — Он ведь не знал, что из этого может получиться.
Никто точно не знал, как заразились Убуката и Тэрада. Может быть, прав был Катасэ, который, шутя, сказал, что Тэрада, наверное, сам на себя направил распылитель, желая покончить с собой…
А может быть, простая неосторожность? Человек часто играет с заряженным оружием. Очевидно, ни тот, ни другой не предвидели подобного исхода.
У подъезда собрались все обитатели дома — Кохияма, Эмма, Сатико. Муракоси, старики Нисидзака и жена Хамуры с девочкой на руках. Катасэ запер ворота на засов.
— Да простит мне Тэрада-сан, но пусть на этом всё кончится, — обводя присутствующих взглядом, сказал Нисидзака. Он был несколько смущён своим признанием, ведь он здесь старше всех и ему не подобает проявлять слабость.
— Стойкости господина Тэрады можно только позавидовать, — неожиданно проговорил Муракоси. — Ведь он смертельно болен, испытывает страшные муки и, несмотря ни на что, держится очень мужественно — на это мало кто способен! — Он хоть и злился на Тэраду, но не мог не восхищаться его стойкостью.
— Вот ужас! — сказала госпожа Хамура. — Такой исключительный человек! Просто не верится!
Она, кажется, была благодарна судьбе, что муж её всё-таки заболел не чумой. По крайней мере жив останется.
Одна лишь госпожа Нисидзака не проронила ни слова. Она, видимо, строго соблюдала обычай: за порогом своего дома женщина должна хранить молчание. Скорбный взгляд был устремлён на ворота, которые закрылись за санитарной машиной. На её сухой руке были надеты чётки.
Никто не уходил. Обитатели дома продолжали стоять с понурым видом, будто только что проводили на кладбище покойника, дождь усилился, пора было расходиться.
Кохияма, Эмма и Сатико вошли в дом и молча уселись в гостиной.
Первой нарушила тишину Сатико.
— Ну что вы носы повесили? Будто влюблённые школьники, которые задумали бежать из родительского дома, да никак не решатся…
Сверху спустился Катасэ. Он был без памяти рад, что мог теперь свободно разгуливать по второму этажу и рыться в материалах, оставшихся после Убукаты и Тэрады.
В руках Катасэ держал микроскоп. Голосом пронзительным, как у гиены, он окликнул Кохияму.
— Кохияма-сан! Взгляните, пожалуйста. Тут есть кое-что интересное.
Но Сатико сразу осадила его:
— Только не здесь! Пощадите Эмму! Выберите себе другое место.
— Хорошо.
Катасэ направился в кухню, Кохияма последовал за ним.
— Чумная бацилла, — указал Катасэ на микроскоп. На предметном стекле он, очевидно, обнаружил и в самом деле что-то интересное.
— А не зря вы это сюда притащили? — спросил Кохияма. — Может быть, опасно?
— Микроскоп продезинфицирован, а экземпляр, окрашенный метиленовой синью, обработан спиртом и убит.
Кохияма наклонился к микроскопу. Сначала поле зрения застилал какой-то туман, ничего не было видно. Но постепенно глаз привык, и Кохияма отчётливо увидел бациллы. Они были синевато-зелёного цвета, похожие на земляной орех, на сдавленный круг, на искривлённый эллипс — бациллы самых различных форм. В каком-то жёлтом кружке на заднем плане бросались в глаза бесформенные голубые пятна, не похожие на бактерии. Кохияма знал, что чумные бациллы имеют форму коротких толстых палочек с закруглёнными концами. Наконец он увидел и их.
Странное чувство охватило его. Целую неделю ему казалось, что здесь даже воздух насыщен этими бациллами, но реального представления о них он не имел. И вот теперь он воочию увидел грозного врага. Однако страха он не испытывал, напротив, чумная палочка показалась ему забавной, похожей на рисунки абстракционистов.
— И эта штуковина так нас мучила? — сказал Кохияма.
— Я вижу, вы несколько разочарованы? — улыбнулся Катасэ.
— А где остальные?
— Всё уничтожено. И якобы выведенные устойчивые чумные бациллы, и то, что было в распылителе, — всё уничтожено. В холодильнике остались лишь образцы выведенных Убукатой устойчивых кишечных палочек.
— Значит, ни одной чумной бациллы больше в этом доме не осталось?
— Несомненно. Да и вообще заявление Тэрады, что их было столько, что они могли уничтожить пол-Токио, — пустая болтовня.
На лице Катасэ появилось выражение усталости. Чувство неопределённости, которое охватило обитателей «загородной виллы» после того, как её хозяина увезли в больницу, возможно, сильнее всех испытывал Катасэ.
2
Кохияма уединился в гостиной и раскрыл тетрадку в зелёной обложке. Сатико и Эмма ушли к себе, Катасэ тоже. В квартире было очень тихо, здесь всё словно вымерло. Особенно пусто стало в доме после отъезда Тэрады, который, даже запершись в кабинете на втором этаже, продолжал командовал, всеми и всем. Зелёная тетрадка была дневником. Кохияма начал читать с последней записи. Судя по всему, эту запись Тэрада сделал поздно вечером на шестой день пребывания в изоляторе.
Написанные шариковой ручной иероглифы порой были неразборчивы, а некоторые выражения в тексте непонятны. Первые записи в дневнике сделаны твёрдым, аккуратным почерком. В последние же дни силы Тэрады, видимо, были на исходе и он писал уже с большим трудом.
«Сильно увеличилась селезёнка, — читал Кохияма, — в мокроте появилась кровь. Явные симптомы чумной пневмонии.
11 ч. 47 м. Больше записывать ничего не буду, Завтра до полудня нужно убрать всё в лаборатории и уничтожить весь экспериментальный материал».
Дальше шли пустые странички. Если Тэрада действительно безнадёжно болен, то эту запись можно считать предсмертной.
Вчера вечером, когда Кохияма приходил к Тэраде, тот читал стихи своего любимого поэта. По-видимому, Тэрада тогда уже знал, что у него чумная пневмония, ведь он великолепно отличал эту болезнь от других лёгочных заболеваний.
Доктор Канагаи вначале утверждал, что картина заболевания отнюдь не похожа на настоящую чуму. Хотя, конечно, говорил он, если Тэрада занимался разведением чумных бацилл и ставил опыты на животных, то подозревать можно всё…
Однако Тэрада поставил себе диагноз совершенно точно. Вот почему он решил, пока ещё есть силы, привести всё в порядок. Очевидно, так поступил бы на его месте каждый исследователь, тем более тот, кто прошёл школу в отряде Исии.
Зная, что болезнь его вызвана устойчивыми бациллами, Тэрада высчитал, сколько ему осталось жить, и понял, что умрёт, не закончив своей работы. Когда он отказался ехать в больницу и велел прийти за ним на следующий день, он, вероятно, уже принял решение.
Как-то Тэрада сказал, что Убуката не умер, а пал в бою. Ещё в большей мере это можно было сказать о нём самом.
Кохияма полистал тетрадку, середина дневника была заполнена описанием опытов, направленных на преодоление наследственной передачи свойств устойчивости у микробов. Хотя всё это было изложено в форме, доступной и неспециалисту, как говорил Тэрада, но Кохияме стоило немалого труда разобраться в этом материале. Внимание Кохиямы привлекла запись, сделанная на второй день пребывания в изоляторе. Это был тот самый день, когда Эмма обнаружила в кухне дохлую крысу. Уже тогда поведение Тэрады вызвало у Кохиямы подозрение, и вечером он попытался проникнуть в кабинет покойного Убукаты.
Тэрада в тот день записал:
«Говорил с Кохиямой об Убукате и Эмме. Сверх ожидания он показался мне симпатичным молодым человеком. Чтобы отвлечь его внимание от моей работы, я рассказал ему об обстоятельствах, связанных с рождением Эммы. Он заинтересовался, однако, когда я передал ему всю эту историю, он заявил, что я чего-то не договариваю.
Я действительно не всё ему сказал. Если я умру, то никто так и не узнает всей правды. Поэтому я и пишу… Убуката отнял мать Эммы, Олю, у её жениха. Этот молодой человек был из русских эмигрантов. В 731-м отряде Убуката в порядке эксперимента привил ему чуму, потом его сожгли в крематории.
Такова, видно, была воля судьбы. Если не Убуката, то кто-нибудь другой всё равно это сделал бы, так что вина Убукаты не столь уж велика. Но Эмма имеет право на счастье больше, чем кто-либо другой, и её ни в коем случае нельзя посвящать в тайну её рождения.
Возможно, Кохияме скоро доведётся прочесть эту тетрадь. Надеюсь, что он сумеет сохранить тайну».
Тэрада писал жестокие вещи. Он не рассказал до конца историю любви Убукаты, но, оказывается, собирался открыть всё позднее Кохияме. Впрочем, в тот первый раз Кохияма всё равно ему не поверил, он почти угадал истину и не случайно возражал Тэраде. Он сказал ему тогда: «…Молодой человек был ещё жив, а Убуката объявил, что он умер. Я не могу поверить, что он это сделал ради блага русской девушки, ставшей потом матерью Эммы. Он просто хотел, чтобы она ему принадлежала, и поскорее. Не любовь, а низменное желание руководило им».