Для Зины этот день тоже выдался суматошным. С утра ужасные слова: «Мы в Вас не нуждаемся» и расчёт у хозяев. Потом неприятный отказ Марии в работе, за ним - неожиданная помощь от Алевтины. Всё сразу - и расстроенные нервы и всплеск положительных эмоций, - весь этот набор чувств за такой короткий срок прошёлся по Зининому организму, оставив свой след.
Поэтому, она и не заметила, как этот сумасшедший день закончился. Как он плавно, от фиалкового заката, перекатился в прохладные сумерки.
Время суток было переходным, когда солнце уже зашло, а уличные фонари ещё не включили. Когда стаи птиц, каких, Зина не могла понять, летали тучами над городом, громко гомоня в преддверии своего сна.
Она различала только чаек, высоко и плавно парящих в закатном небесном пространстве. И запах моря! Этот запах щекотал в носу и будоражил все фибры Зининой души. Ей казалось, что она, словно узник, вырвалась на такую долгожданную свободу, вот только этой свободой ей пользоваться ну никак нельзя.
Лишний раз маячить на улицах, чтобы засветиться в глазах какого-нибудь полицейского Зине совсем не улыбалось, поэтому море с его прохладной волной и солёными брызгами нужно отставить на потом. Сейчас это не главное. Главное – найти работу. Если с жильём вопрос решился, то с работой нет.
Зина подумала, что у неё на руках пятьдесят евро с копейками. Это тот самый расчёт, который она получила от своих бывших хозяев. Она, было, заикнулась что-то насчёт выходного пособия, которое они должны ей выплатить за то, что без предупреждения за месяц дали ей отставку, но Пьетра зыркнула своими миндальными глазами, как кипятком обожгла.
- Скажи спасибо, что мы тебя в полицию не сдали, - вот и вся их благодарность. Но, Зинаида на них не обижалась. Она понимала, что все действовали в соответствии своей выгоды: Зина была счастлива и тому небольшому заработку, который у них получала, а Ванцетто были рады иметь дело с иностранкой нелегалкой, потому что своим итальянцам пришлось бы выплатить намного больше, чем они платили Зине.
В выигрыше оказались обе стороны, поэтому, какие у Зины могли быть претензии к их семье. Просто хотелось получить от них немного участия, но к этому семья Ванцетто была не готова.
Зина ехала по шумному городу и удивлялась его колоритности. В том районе, где она жила в последнее время, было относительно чисто и спокойно. Высокие современные заборы отделяли дома друг от друга так, чтобы чужой глаз не смог даже заглянуть на их территорию.
А сейчас такси петляло по узким улочкам, захватывая своим капотом бельё, развешенное от окна одного дома до балкона другого. Груды мусора валялись посреди улицы, будто так было положено.
Дети, похожие на цыганят, такие же кучерявые и такие же чумазые, с громким криком гоняли свой мяч среди мусора, но никто на это не обращал внимания. С таким же громким криком разговаривали и взрослые, горячо жестикулируя и размахивая руками во все стороны, и для Зины они виделись не простыми жителями Неаполя, а актёрами на подмостках древнего амфитеатра.
В этом районе город дышал какой-то цыганской весёлостью, южным темпераментом, чем-то таким, с чем в своей жизни Зина когда-то сталкивалась. Вот только бы вспомнить, когда. Когда она ощущала такие же эмоции в отношениях между мужчиной и женщиной? Что-то забытое шевелилось в её груди, шевелилось и мешало сосредоточиться на главных проблемах.
А город удивлял Зину всё больше и больше. Дом Ванцетто стоял в живописном зелёном уголке, где вокруг него точно также прятались в зелени и другие дома.
Тут же, где курсировало их такси, о зелени местные жители, наверное, и не мечтали. Булыжная мостовая, по которой тряслась их машина, а вместе с ней и сидящие подруги, и по сторонам обшарпанные трёхэтажные дома – вот такая картина предстала у Зинаиды перед газами в эти сумрачные часы.
Дома лепились друг к другу, стояли так близко один к одному, что создавалось впечатление, будто они ищут поддержки, чтобы не упасть ненароком.
Улочки узенькие, кривые, тут и пешеходам-то разминуться трудно, как их такси лавировало между ними, Зина только удивлялась.
Наконец они подъехали к двухэтажному дому на два подъезда. Собственно, и подъездами их назвать нельзя. Просто это было два входа в две квартиры.
Справа дверь вела в квартиру хозяйки, а слева – в квартиру, в которой теперь приходилось жить Зине вместе с Алевтиной. Она была удивительной, эта квартира, и прекрасной. Зина в неё влюбилась с первого взгляда.
Во-первых, перед домом был маленький, метра два-три квадратных, дворик, огороженный от улицы металлическим забором с калиткой. Во-вторых, на первом этаже никаких помещений не было, от входной двери сразу вела лестница на второй этаж, где находилась большое жилое пространство, разделённое на секции: кухня, гостиная и спальня, мраморный пол которой плавно перетекал в мраморный пол балкона, ставшим третьей и самой прекрасной составляющей этой квартиры.
Так вот, в-третьих, из гостиной в две ступеньки выходила стеклянная дверь на огромный открытый балкон-веранду, который располагался вдоль всего этого помещения и не уступал ему по площади, превращаясь, таким образом, в ещё одну комнату, только летнюю, открытую и с великолепным мраморным забором. Окна квартиры тоже смотрели на балкон, на котором стоял дачный круглый столик, плетённый из бамбука и такие же стулья.
Очевидно, он являлся крышей другого помещения, вход в который был с обратной стороны здания, иначе, на чём бы он держался. Но, это было последним, о чём подумала Зина в тот момент, когда ступила на балкон и замерла от восхищения.
Весь периметр балкона, да и не только периметр, но и середина его, были заставлены всевозможными горшками и большими, и маленькими с невообразимыми растениями. Герань, такой вездесущий цветок, здесь имел вид лианы. Она плелась по мраморным перилам балкона и спадала вниз большими красными соцветиями. И герань, и другие растения - всё это колосилось, цвело, пахло и дурманило голову.
Свет, льющийся из окон комнат, делал эту веранду светлой, так что, вечер, который уже окончательно опустился на город, не смог укрыть такую красоту от Зининых глаз.
- Эта квартира, наверное, стоит сумасшедших денег, - тон сожаления проскользнул в её голосе. – А у меня всего пятьдесят евро в кармане.
- Да, квартира не из дешёвых, но ведь мы будем снимать вдвоём, и потом, девчонка, которая до тебя здесь жила, оплатила её давно, так что, месяц ты ещё можешь пожить нахлебницей, - успокоила Аля.
- А кто здесь жил до меня?
- Одна молдаванка. Еуджения. Мы её Женькой звали.
- А почему она ушла?
- Она не ушла. Власти депортировали. Вон, видишь, сумки стоят в углу – это её вещи. Выдворили из страны в течение двадцати четырёх часов, даже шмотки не успела с собой взять. Теперь будем ей отсылать через своих.
- А кто это «свои»?
- Да, есть тут одна парочка. Она наша, украинка, зовут Настя, вышла замуж за итальянца Бруно. Так у них теперь бизнес – пересылка вещей в Украину. Ты можешь собрать посылку, накупить там всякого барахла, и отправить через них своим детям.
- И сколько стоит такое удовольствие?
- Всё зависит от веса. Слушай, может, поужинаем? Я такая голодная. Смотри, уже ночь на дворе. Мне завтра с утра рано вставать, идти на работу, так что, давай, я тебе в постели обо всём расскажу.
Зина была поражена. Алевтина точно такое же время прожила в Неаполе, как и она, но подруга уже настолько вжилась в подпольную жизнь этого города, столько уже всего знала, что Зина просто диву давалась: как? когда она это успела?
Наверное, всё зависело от работы. Зина жила у хозяев постоянно, да к тому же они ей не разрешали никуда выходить. А у Алевтины работа была почасовой, она приходила утром на работу, а вечером уходила домой и свой свободный вечер могла проводить так, как ей того хотелось и моглось.
- Ой, Зинуля, с вечера субботы и до утра понедельника у меня выходной, пойдём на танцы? – предложила Аля.
- Ты что, даже на танцы ходишь? И не боишься, что полиция поймает? – ахнула Зина.
- Боюсь, но что делать, если танцевать хочется, - засмеялась Алевтина, - и потом, мне, ведь, нужно познакомиться с итальянцем, вдруг я замуж выйду?
- А ты хочешь мужа итальянца?
- Тут от желания ничего не зависит, - вздохнула Аля, - мне нужно обеспечить себе и ребёнку безбедное существование. А как я его могу обеспечить, когда сама нахожусь на нелегальном положении. И вообще, глядя на эту жизнь, понимаешь, в каких злыднях проходят лучшие твои годы.
- Но ведь, это же риск, - Зина от волнения даже села в кровати. Девчонки уже давно поужинали и теперь лёжа в постели вели «светские» беседы. - Они такие экспрессивные, такие … - Зина подбирала слово, - «шизанутые», по-другому и не скажешь. А если тебе такой встретится, что тогда? Попадёшься ему под горячую руку, он тебя прибьёт, спрячет у себя в огороде под домом, и никто искать не будет. Никому мы в этой стране не нужны.
- Вообще-то, итальянцы в основной своей массе законопослушные граждане, и с полицией дела иметь не хотят. Ну, а мне такой не попадётся, потому, что я для себя выстроила совсем другу концепцию.
- И как она выглядит?
- Все хотят себе красивого мужа, богатого и любящего, - Алевтина по порядку загнула пальцы на руке, - правильно?
- Наверное, да, - нехотя согласилась с ней Зина, чувствуя в вопросе подруги скрытый подвох
- Вот! – воскликнула та. – А мне не надо красавца. Я выйду замуж за инвалида, старого и некрасивого. Единственное условие – это, чтобы был состоятельным. И я, как жена, имела право на его состояние.
- С ума сошла! – Зина от волнения даже руку к груди прижала. – Зачем тебе такой «перец»?
- Ничего ты, Зинаида, в жизни не понимаешь, - засмеялась Аля, - это же прекрасно, когда муж старец в инвалидном кресле. Ты посмотри, какие в этом выгоды. Что ему нужно, так это хорошо и вкусно покушать и поговорить, всё! На большее у него нет сил. Даже если он чем-то будет недоволен, что он мне сделает? Ровным счётом – ничего. Что нужно мне: законная прописка, его фамилия и его кошелёк, что этот старец мне сможет, не особо напрягаясь, предоставить. И ему хорошо – у него молодая, красивая, здоровая и любящая жена, и мне прекрасно – я в Неаполе!
- Но за ним надо всю жизнь ухаживать! – в сердцах воскликнула Зина.
- Ты знаешь, я за это короткое время такого насмотрелась, что инвалид в кресле меня уже не особо пугает. И вообще, инвалид в Италии и инвалид у нас в Украине – это две большие разницы. Ты смотри, как за ними здесь ухаживают, везде въезд для коляски: и по тротуарам, и в транспорте. Они путешествуют по всему миру. У них для этого есть все возможности, и материальные, и физические. Так что, выйдя замуж за инвалида, я буду в большом плюсе.
- Это, в каком?
- Он меня никогда не сможет ударить.
Уже было далеко за полночь, тишина накрыла землю мягким покрывалом, весь город спал в уютных кроватях, только Зина ворочалась с одного бока на другой. Ей не спалось. Новая постель и разговор с Алей растревожил её сознание, она уже не один час прокручивала его в голове, понимая, что какое-то полезное зерно в этом есть.
Конечно, замужество в её планы не входило, но ведь и планы она строила ещё у себя в Беленьком. А для того, чтобы понять, что нужно, надо хотя бы покрутиться и повертеться в той жизни, о которой мечтаешь.
В общем, мысли не давали покоя. Работы нет, денег тоже, а как выкручиваться из такого положения, Зина и представить не могла. Правда, Аля сказала, что в субботу они пойдут на площадь Святого Бенедикта. Там, на этой площади обосновались украинские нелегалы в поисках работы и туда же приезжают автобусы со всякой украинской снедью: с салом, с чёрным хлебом с изюмом, с домашней колбасой – в общем, со всем тем, чего не купить и не найти в итальянских магазинах.
Продукты Зинаиде не нужны, а вот работа ещё как нужна. Хорошо, что завтра пятница, всего один день, и наступит решающая суббота, в которой, может, ей повезёт, и она найдёт себе работу. На такой оптимистической ноте Зинины глаза, наконец-то, закрылись, и она провалилась в сон, тревожный и пугающий, потому что снилась старая облезлая ворона, громко каркающая и сверкающая своими чёрными глазами так, что сердце сжималось в зловещих предчувствиях.
«Ну и пусть, что всю ночь снились ужасы, - думала Зина, - зато какой чудесный день на дворе». А день действительно был прекрасный. Тёплый, не изнуряюще жаркий, а такой комфортный, от которого Зинино настроение зашкаливало и разливалось по всему телу чувственной жизненной волной.
Алевтина давно ушла на работу, поэтому Зина была предоставлена сама себе. После завтрака на мраморном балконе, ей захотелось пройтись по улочкам города, подышать морским воздухом, а может, даже, и искупаться в морских волнах.
Конечно, легкое чувство страха всё же присутствовало в Зининой груди, но крик чаек, словно голос Сирены, толкал Зину в спину. Ей, несмотря ни на что, хотелось на волю.
Почти четыре месяца она сидела взаперти, выполняла наказы хозяев и не распоряжалась собой. И вот теперь она могла делать всё, что её душенька пожелает. А душенька желала свободы.
Сбежав по ступенькам с лёгкостью семнадцатилетней девушки, Зина во дворе столкнулась нос к носу с хозяйкой их квартиры – Терезой, молодой ещё женщиной, симпатичной и приятной.
Зинино настроение светилось во всём её облике – от летнего цветного костюмчика до сияющих глаз, у Терезы с настроением тоже было всё о,кэй, поэтому женщины улыбнулись друг другу, поздоровались, Зина спросила у хозяйки, как ей добраться до моря, распрощалась с ней и двинулась по извилистой улочке к набережной.
Она шла с сияющей физиономией, улыбалась всем прохожим, и ей казалось, что и они так же счастливы. «Ну, не может быть плохого настроения в такой необыкновенный день», - думала Зина, когда неожиданно, краем глаза, заметила женщину, которая внимательно следила за ней.
Итальянка имела какой-то суровый взгляд и преклонный возраст. Она стояла возле дверей своей, очевидно, квартиры, и когда Зина, быстро проходила мимо неё, делая вид, что не видит обращённого на себя внимания, схватила её за руку так сильно, что Зинаида дёрнулась всем телом.
От неожиданности она даже не выдернула руку, так и стояла в ожидании, что женщина объяснит ей своё поведение. Но итальянка, не выпуская Зининой руки, быстро и непонятно заговорила на своём местном наречии.
- Нет, нет, оставьте свой диалект, - замахала Зина свободой рукой, - говорите по-итальянски.
- Твой путь усыпан шипами, - услышала она в ответ на свою тираду.
- Не поняла, - воскликнула Зина, А как тут понять, если эта ужасная женщина несёт бред сивой кобылы. Какие-то шипы. О чём она вообще говорит?
- Этот путь для тебя опасен, чего тут непонятного, - проворчала сеньора.
- Что Вы имеете в виду? – Зине стало неуютно под взглядом чёрных глаз незнакомки.
- Не каждого вот так запросто я останавливаю посреди дороги, но ты – дело другое. Раскрой свою ладонь, чтобы я могла ясно увидеть, что тебе грозит.
Зина не верила цыганкам, не верила в гадание, не раскладывала на желание пасьянс. Она знала, что это не Богоугодное дело, поэтому, никогда с подругами не гадала на кофейной гуще. Ей казалось, что таким необдуманным поступком можно не отвратить, а только накликать себе беду.
Но в данную минуту под магнетическим взглядом незнакомки её ладонь раскрылась. Какое-то внутреннее чутьё подсказало Зине, что сейчас не нужно полагаться на свои принципы, а нужно делать то, что говорит эта пожилая женщина.
А та с её рукой творила что-то невообразимое: то нежными движениями гладила по ладони, осторожно касаясь своими пальцами и разглаживая её, то близко подносила к глазам, словно хотела в ней что-то разглядеть, то прикладывала к носу, как бы, внюхивалась в ладонь. Зине казалось, что ещё чуть-чуть, и она её укусит, словно маленький ребёнок, попробует на зуб.