Шаги по лестнице отзывались в Зинином сердце громким стуком. Даже если их совсем не было слышно, Зине от страха казалось, что они гремят на весь дом. Дверь с грохотом распахнулась и перед Зиной предстала Мина, полная гнева и ненависти. Её чёрные глаза метали гром и молнии.
- Ну что, гадина, - шипела Мина-кобра, - думаешь, что влезла в постель к моему брату и останешься здесь навсегда? Я же тебя предупреждала, никакого флирта. Теперь пеняй на себя.
- Спокойно, сеньора Мина, у нас и правда, нет никакого флирта, - пыталась оправдываться Зина. Но её оправдания летели в пустое пространство. Мина от гнева её не слышала. Она оставалась глуха ко всем доводам, которые Зина старалась привести. Она слышала только себя, свои слова и больше ничего.
- Убирайся вон и без выходного пособия, - кричала в сумасшедшем припадке Мина. От злости её так колотило, что Зине казалось, ещё чуть-чуть, и та упадёт на пол и забьётся в конвульсиях.
Зина испугалась не на шутку. И всё же, чтобы хоть как-то себя защитить от неправедного гнева, она произнесла фразу, за которую потом будет себя ругать. Но сказанного уже не воротишь:
- Не Вы меня нанимали, не Вам и увольнять! – выкрикнула она в ответ на грозные визги хозяйки.
- Что? – оскалила свои огромные зубы Мина, - ты ещё противоречишь? Ну, ладно. Пеняй на себя. Не хотела я тебе уж совсем делать гадости, но ты сама виновата.
Мина развернулась и быстрым шагом помчалась в гостиную, где на стене висел телефон.
- Полиция, - услышала Зина «магическое», в смысле «ужасное» слово, - я хочу сделать заявление.
Какое заявление Мина делала, Зина уже не слышала. Её как ветром сдуло. Все вещи, которые она принесла туда, всё осталось на месте. Зина только успела надеть ту одежду, в которой пришла сегодня, захватить сумку с документами, без которых никуда не ходила и тихонько выскользнуть. Выскользнуть так, чтобы этого не заметила разъярённая женщина.
От страха Зина не понимала, что она делает. Она летела в неизвестном направлении, только бы её не увидела полиция и не загребла в участок. Если это произойдёт, то её депортируют буквально за сутки, и тогда прощай Ольгина квартира, Фёдора машина и Зинино обеспеченное будущее.
Зина бежала по извилистой улочке и лихорадочно соображала, что ей делать. Наверное, нельзя и домой к себе. Вдруг Мина знает её адрес? Тогда что? Позвонить Алевтине? Вот. Точно. Нужно поговорить с подругой. Может, что посоветует.
- Алло, Аля, у меня трындец! – закричала Зина в трубку.
- Что случилось? – испугалась Алевтина. Такой интонации в голосе подруги она ещё не слышала.
- Ничего не случилось, - нервно хохотнула та в ответ, - если не считать того, что меня сейчас разыскивает вся полиция Неаполя.
- Ты серьёзно? – не поверила Аля.
- Нет, шучу, - ещё больше распсиховалась Зинаида. – Это теперь шутки такие. Аля, ты что, не понимаешь, у меня на хвосте полиция, и я не знаю, что мне делать!
- Так. Не паникуй! – в голосе подруги Зина услышала уверенность, которой ей сейчас так не хватало. – Ты не бегай, как ненормальная, по всем закоулка с целью спрятаться. Всё равно не спрячешься, а отправляйся прямиком в нашу «Пиццерию» и затаись там, как мышь. Пересидишь в ресторанчике ночь, а утром, если полиция к нам не заявится, вернёшься домой. И уже потом придумаем, как тебе быть.
Зина поняла справедливость Алиных слов. Мотание по закоулкам ни к чему не приведёт. В Неаполе есть такие улицы, где иностранцам лучше не показываться. Именно там, в борьбе с преступностью, больше всего и шастает полиции. Ничего не оставалось делать, как сесть в автобус и поехать на улицу Караччиоло.
Зина не любила пить. Можно на пальцах посчитать, сколько раз она напивалась в своей жизни. И то на одной руке, потому что пальцев вполне хватало и на ней.
Но сейчас Зину понесло. Так всегда бывает, когда хочешь напиться, никогда не напьёшься и наоборот. Хочешь остаться трезвым – будешь пьяным вдрызг.
Всё так и случилось. Зина совсем не хотела напиваться. Она хотела только немного расслабиться, чтобы руки не дрожали, и сердце отпустило страх, который выматывал всю душу.
Но, видать, на голодный желудок, да ещё от стресса, который она только что перенесла, Зина назюзюкалась, что говорится, в стельку. Этот лимончино,- какая зараза придумала такой ликёр? – пился настолько легко и вкусно, что Зина совсем и не заметила, как оказалась пьяна.
Весь вечер и пол ночи она кляла себя за то, что не ушла сразу, когда Мина ей предложила это сделать, а стала в позу. И весь вечер и пол ночи она опрокидывала в себя рюмку за рюмкой, чтобы справиться с тем, что ругала себя за это.
Итальянцу, некрасивому и неизвестному, который присел за её столик, она всё время задавала один и тот же вопрос:
- Ну почему я сказала Мине, что не она меня брала на работу? А? – вместо «А?» у неё получалось «Ак», потому что, от выпитого в таком количестве спиртного Зинаида уже внятно не говорила, а просто икала.
Неизвестный итальянец только масляно улыбался, гладил её по руке и куда-то приглашал.
От ликёра Зина стала смелой, она ругала полицию, всю итальянскую систему и плела заплетающимся языком жалобные песни насчёт несчастной доли нелегалов.
Она настолько опьянела, что ей вообще было уже на всё наплевать, поэтому она, не думая, куда идёт и что делает, вышла вслед за незнакомцем и села к нему на заднее сидение в машине.
Чего она с ним поехала, Зина не знала, но, видать, это был перст судьбы.
Всё это станет ясным потом, ну а пока, от безысходности, от отчаяния, от каких-то необоснованных обид, Зина влезла в чужой автомобиль и её повезли в чужом направлении. Но ей было всё равно.
В машине Зина продолжала выяснять отношения с эфемерными полицейскими. Она уже научилась размахивать руками так же, как и местное население. Только добавила в этот жест и свою нотку. Обзывая полицейских итальяшками-какашками она, ничего не соображая, ещё и крутила им комбинации из трёх пальцев, то есть дули.
Всю долгую дорогу Зина громко ругалась и кричала. Неаполитанец, который так опрометчиво пригласил её с собой по каким-то, только ему известным надобностям, начинал понемногу нервничать. Он, привыкший к женщинам своего воспитания, никак не мог понять славянской души. А Зинина душа жаждала выхода.
Неаполитанец, глядя в зеркало заднего вида на очередную дулю, которую Зина с остервенением тыкала ему в затылок, не выдержал и вспылил. Не зная Зининого языка и не понимая, что эти фигуры предназначены совсем не ему, незнакомец вдруг разорался на своём диалекте, который Зинаида и понять-то толком не могла.
Он резко остановил машину, быстро из неё выбежал, открыл заднюю дверцу и вытолкал Зинаиду взашей, причём с такой силой, что она не удержалась, а полетела кувырком куда-то вниз в глубокий овраг.
Всё это он проделал, продолжая орать и размахивать руками. И с таким же криком незнакомец сел в машину и на высокой скорости укатил в неизвестном направлении, оставив Зинаиду одну в кромешной тьме.
Зина летела кубарем, больно ударяясь во всевозможные кочки и земляные валуны. Она бы летела ещё дальше, но смогла затормозить, ухватившись за какой-то куст, который попался на её пути.
Зинаида почти отрезвела. Куда делась та смелость и та бесшабашность. Оказавшись одна в глубоком овраге или, хуже того, пропасти, Зина боялась пошевельнуться, чтобы ещё дальше не скатиться в пугающую глубину.
А ночи в Неаполе, как на любом юге, фиолетово-тёмные, словно чернила в чернильнице. Темно, хоть глаз выколи. Невидно, можно сказать, даже вытянутой руки. Хорошо, привычка вешать сумку через плечо, не оставила Зинаиду даже в пьяном состоянии, и теперь документы были при ней. Сделай она по-другому, то и сумка и всё её содержимое валялось бы сейчас, где-то, на дне каменного ущелья. А там пойди, найди её в такой темноте. Глубокая ночь и глубокая темень, даже звёзды не мерцают на небе. И непрекращающийся шум морских волн, идущий откуда-то снизу пропасти. Шум, сводящий с ума. Ужас!
Радовало ещё и то, что в сумке мобилка, а в мобилке фонарик. Зина включила его и ахнула: проклятый итальяшка, знал, где выкидывать. Зина держалась за куст полого склона, в котором не было конца. Если бы не этот спасательный «зелёный круг», за который она ухватилась в своём ночном полёте, то не видать ей больше света.
Но, дуракам и пьяницам везёт. Повезло и Зине. Будь она трезвая, то ни за что не выбралась из этого ущелья. Никогда и ни за что. А в пьяном виде она на пузе проползла все выбоины и колдобины и выбралась-таки наверх.
Правда, вид у неё был ещё тот. На улице стояла глубокая осень, земля, подмоченная мелкими и затяжными дождями, была влажной, поэтому белые брючки, белая курточка, с такой любовью купленные на днях в магазине, превратились за это ночное приключение в бомжатские лохмотья.
Слёзы радости, что благополучно вылезла сама, а не с помощью полиции, от которой так старательно бежала, текли по лицу бурным потоком, который Зина размазывала грязными руками. В общем – «красавица».
Как назло, потухла мобилка, и узнать, который час, не представлялось возможным. В общем, всё один к одному. Хорошо, выглянула на минутку луна и осветила дорогу. И Зина, не имея другой альтернативы, пошла туда, куда глаза глядят.
Но, так уж фишка легла, что оказалась Зинаида в конце своего пути в каком-то саду, где висели удобные качели, на которых лежал тёплый плед и небольшая подушечка.
Зина себе вопросов не задавала. Да и к чему их задавать, если она устала до жути, если её ноги уже не шли, а ползли. Она была до безумия счастлива, что этот путь, наконец-то, обрёл вполне цивилизованный вид. Она забралась на этот диванчик-качели, свернулась калачиком, накрылась пледом и, согревшись, заснула сном младенца.
«Всё, что будет потом – будет потом, а сейчас мне нужно выспаться. Дальнейших испытаний я просто не выдержу», - эта философская мысль была последней в Зининой голове за прошедшую и такую невероятную ночь.
Современный человек, по своей сути, ленив и пассивен. Ему не свойственная борьба, она ему противна и она его утомляет. Ему лень бороться с трудностями, которые попадаются ему на пути. Ему лучше сложить руки и ждать, что всё разрулится само собой.
Зина не была исключением. Она тоже устала бороться и точно так же отстранилась от реальности. Удобно устроившись и на всё махнув рукой, Зинаида уснула. Её сон был безмятежен. Во сне ей казалось, что все испытания позади, и что, наконец, наступил покой.
Да, так думала Зинаида, но судьба, которая крутит колесо жизни, как хочет, решила и здесь сделать по-своему. Она подготовила Зине с ног сшибающий удар. Всё то, что недавно произошло, было душистыми цветочками по сравнению с тем, что Зинаиду ожидало. Будущие ягодки имели сокрушающую силу, силу, которая способна уложить в нокаут даже такого знаменитого на весь мир атланта, как Виталий Кличко.
Италия! Удивительная страна. Глубокая осень, конец ноября, почти начало зимы, а на улице не холодно. Тёплое туманное утро спрятало под газовой занавеской чудесный сад, накрыло его влажной пеленой, чтобы, как настоящий мастер своего дела, слегка растушевать, разбавить такое, разгулявшееся не на шутку, буйство красок.
Вечнозелёные заросли раскидистых кустов переплетались с жёлтой, розовой, оранжевой листвой засыпающих на зиму деревьев. Экзотические стройные пальмы, как настоящие южные красавицы, лениво шелестели своим распушенным лохматым головным убором, затеяв лёгкую игру с нежными струями утреннего ветерка.
Даже розы, яркое и прекрасное свидетельство поздней осенней любви, с ещё большим наслаждением отдавали в это утро свой чудесный аромат, и, словно практикующий химик, смешивали его с запахами хризантем и пожухлой листвы.
Казалось, ничто не могло нарушить идиллию этой чудесной красоты, но шум прибоя, шум морских волн, не по-осеннему бьющихся о крутой берег и с сильным грохотом отталкивающихся от него, напоминали о том, что не так уж всё спокойно и безмятежно этим утром.
И чайки – гордые небесные буревестники. Они своим тревожным криком рассеивали природный покой, поднимали флору и фауну на ноги, будили её и громко сообщали о том, что утро вступило в свои права.
А вот Зина, вопреки природе, просыпаться не хотела. Она, слыша сквозь сон и шум прибоя, и крик взбалмошных чаек, хотела ещё, хоть на мгновение, остаться во власти сна. Перспектива нового дня её не прельщала. Воспоминания прошедшей ночи, затихшие вместе со сном, ударили в висок с новой силой пробуждающегося утра. Поворачиваясь на бок, она даже слегка застонала от ран телесных и ран душевных.
Сначала Зинино внимание сконцентрировалось на собственном теле. Оно всё болело. Не было ни одного места, которое она бы не ощущала. Конечно, так лететь кубарем в бездну. Спасибо счастливому случаю, подставил вовремя преграду в виде куста, за который она, словно воздушный гимнаст, ловко ухватилась, не то, лежать бы ей сейчас на дне пропасти.
Во-вторых, внутренний голос, проснувшийся вместе с тёплым утром в душе, вопил благим матом, ругая Зину вдоль и поперёк за то, что в её голове не осталось ни одной умной клёпки:
«Какого лысого я так напилась? – ругала она себя по чём зря. – И какой леший в задницу толкнул, чтобы я села в машину незнакомца? Этого шизанутого итальяшки, который выбросил меня в пропасть, как ненужный хлам? Что на меня нашло?»
И тут, как всегда это бывает, из глубоких недр памяти неожиданно выплыла картина. Зина вдруг вспомнила, что, когда она задумала поехать в Италию, то заглянула в гороскоп, чтобы узнать о своём решении и о его последствиях. Всё, что она там прочла, её устраивало, но одна фраза удивила необычайно. Тогда она это выражение не смогла ни понять, ни сопоставить со своим характером. Ведь по своей сути Зинин знак говорил о целесообразной решительности, о практичности. А та фраза, которую она прочла в конце текста, развернула её совсем в другую сторону.
И только сейчас, лежа на чужих качелях, в чужом саду и непонятно где, Зина это выражение поняла со всей отчётливостью. Это злосчастное выражение как приговор, звенело в ушах: «Часто не разбирается в мотивах своего поведения».
«Вот! – воскликнула Зина в молчаливом разговоре, - Вот, где собака зарыта. Предупреждал же меня гороскоп, думай, говорил он мне, а потом действуй. Так нет, я сначала напилась до поросячьего визга, до того состояния, когда ничего не понимаешь, что творишь, и вот теперь – «вуаля!»
В конце своего такого бурного молчаливого разговора Зина наконец открыла глаза и. . . Перед ней стоял пожилой сеньор и внимательно её разглядывал.
Сколько ему лет, Зина всё равно не угадала бы. Итальянские мужчины в своём внешнем виде имели черту денди. Всегда подтянутые, молодцеватые, одеты с иголочки, они никогда не выглядели на свой настоящий возраст. Не один раз Зинаида попадала впросак, видя перед собой ровесника, а на самом деле семидесятилетнего старца. Вот и сейчас, мужчина был в возрасте, но, сколько ему лет, понять невозможно.
Зина даже не испугалась. Честно говоря, она уже устала всего бояться, поэтому решение дальнейшей своей судьбы отдала на откуп провидению. Как оно поступит, так и будет.
Провидение же в лице пожилого сеньора заговорило приятным тембром:
- Ты кто такая? Откуда здесь?
- Не волнуйтесь, - улыбнулась Зина, потому что никакой агрессии со стороны незнакомца она не почувствовала. – Я не воровка. И не нищенка. Меня зовут Зина и я здесь по недоразумению.
Зина слегка смутилась, потому что слукавила. Она сказала сеньору, что не нищенка, а у самой в кошельке остались незначительные крохи. В баре под пьяную лавочку она растратила почти все евро, которые на тот момент у неё были. Тогда Зина не думала и не гадала, что очутится в какой-то глуши и вдалеке от дома, где у неё в укромном месте припрятаны кое какие средства на непредвиденный случай. И как всегда, когда этот непредвиденный случай случился, она оказалась почти без средств.
- В твоей речи слышится акцент. Ты что, иностранка? – удивился сеньор.