– С чего это мне обижаться! Съезди, конечно, развейся… Вернешься, насколько я понимаю, в воскресенье?
– Ну, да! В понедельник же на работу… Да ты не волнуйся, я буду каждый день звонить! И когда до места доберусь, да и с лодки могу… Ну, а когда буду выезжать обратно – само собой!
– Надеюсь… – скептически заметила Ирина. – Тебе термос приготовить?
Из дома Алексей выехал затемно, рассчитывая уже к утру быть в Хотыни…
Когда за очередным поворотом показались крыши первых домов, Алексей съехал с трассы к обочине и остановил машину у съезда на грунтовку, ведущую в деревню. Не без оснований опасаясь, что в низине у реки, где находилась деревня, его сотовый может оказаться "вне зоны доступа", он решил позвонить Ирине отсюда, с возвышавшейся над окрестностями трассы. Однако, набрав номер, вместо ожидаемых привычных длинных гудков услышал неприятный музыкальный перелив, а на экране появилось сообщение: "Недостаточно средств для выполнения соединения. Пополните ваш баланс". С досадой сунув телефон в карман, и отогнав мелькнувшую мысль, что возвращаться – плохая примета, Алексей снова сел за руль, развернул машину и направился назад в райцентр, в котором, по его мнению, наверняка должно было быть отделение Сбербанка, а стало быть, и банкомат или хотя бы платежный терминал.
Полтора десятка километров, отделявших Хотынь от райцентра, он проскочил быстро, и теперь ехал по центральной улице, внимательно вглядываясь в редкие вывески на домах по обеим ее сторонам. Характерную зеленую вывеску Сбербанка Алексей заметил еще издали и, припарковав машину рядом у обочины, торопливо зашел внутрь. У стоявшего в глубине зала банкомата стоял всего один мужчина в камуфляжном костюме и коротких резиновых сапогах – обычной для большинства сельских мужиков одежде. Алексей стал за ним и, изредка поглядывая через его плечо, терпеливо дожидался, пока тот закончит свои манипуляции. И вдруг фигура стоявшего перед ним человека показалась ему хорошо знакомой. Холодея от неожиданной догадки, он тихо и неуверенно спросил:
– Леонид?... Ленька?...
Мужчина заметно вздрогнул и, не поворачивая головы, невнятно пробормотал:
– Обознались, гражданин!
После чего небрежно сунул полученные купюры в бумажник и быстро вышел из зала наружу. Алексей растерянно проводил его взглядом…
Добравшись, наконец, до Хотыни, Алексей был поражен произошедшими в ней переменами. На месте старых, полуразвалившихся заброшенных изб красовались небольшие дачные домики всех возможных конструкций и архитектурных решений. Там же, где их еще не было, уже тоже высились штабеля досок, бруса, кучи песка и щебня, вовсю кипели строительные работы. Во дворах либо рядом с ними у дороги стояли автомобили хозяев дач, с подмосковными или московскими номерами. Реже встречались номера тверские, а кое-где можно было заметить и питерские.
Притормозив у одной из дач, Алексей вышел из кабины и подошел к занятому покраской калитки мужчине средних лет в ярких длинных шортах:
– Простите, тут когда-то жил один старик, Иван Алексеевич… Не подскажете, как его найти?
– Извини, дорогой, приезжие мы, дачники, из Москвы… Да только местных тут, насколько знаю, уже не осталось! А где он, говоришь, жил?
Алексей посмотрел по сторонам, с трудом узнавая местность:
– Кажется, там, ближе к реке!
– А, знаю! – обрадовался мужчина, довольный, что может чем-то помочь. – Там сейчас тоже наши, москвичи живут. Они этот участок давно уже купили, лет пять назад! А старик, наверное, или умер, или в город, к родным перебрался.
Алексей поблагодарил его и уже собрался, было, вернуться за руль, но остановился и задал еще один вопрос:
– А тот вон домик… он чей?
Он указал рукой на свой собственный дом, выделявшийся среди других крайне запущенным, неухоженным видом.
– Да, ничей! Уже многие им интересовались, хотели купить участок, да только хозяев найти не могут! И в администрации тоже ничего не знают… Сейчас, вот, решили дать объявление в газету и, если хозяева не объявятся, то администрация его изымет. А после уже и купить можно будет. Так что, если интересуешься, подъезжай ближе к осени!
Заходить в свой дом Алексей не захотел. Отогнав машину в конец деревни, где к реке вел широкий и пологий спуск, он снял с багажника лодку и отволок ее на берег. Затем поднялся назад к машине, выгрузил рюкзак с едой и рыболовными принадлежностями, чехол с удочками и спиннингом, и, закрыв машину, вернулся на берег. Погрузив в лодку весь свой нехитрый багаж, оттолкнул ее от берега, завел подвесной мотор, и вскоре уже деревня осталась далеко позади, а затем и вовсе скрылась за поворотом.
Спустившись ниже по течению на километр-другой, Алексей заглушил мотор, достал из широкого чехла обе удочки, разложил их на всю длину и уже собрался закинуть в воду, когда вспомнил, что не приготовил наживку. С досады попытался сплюнуть за борт, но сделал это так неловко, что угодил прямо на туго накачанный борт лодки. Еще более раздосадованный происходящим, он со вздохом зачерпнул ладонью воды из реки и тщательно смыл свой плевок. Причина плохого настроения, как он уже догадался, крылась вовсе не в переменах, встреченных им в некогда хорошо знакомой и любимой старой деревне. И даже не в том, что не застал в живых старика. Все это были события, хоть и не слишком приятные, но понятные и естественные. Тревогу и беспокойство вызвала та странная встреча в райцентре. Он вновь и вновь пытался восстановить перед глазами фигуру стоявшего у банкомата мужчины. Но чем упорнее он пытался ее вспомнить, тем расплывчатее и туманнее она становилась. И если поначалу он был почти полностью уверен, что перед ним стоял именно Ленька Быков по прозвищу "бычок" – старый и верный студенческий друг и сосед по общежитию – то теперь сомнения стали пересиливать первое впечатление. "Нет, правильно сказал этот мужик – обознался я, о-бо-знал-ся! Просто фигура очень похожа…"
Он полез в нагрудный карман куртки, вытащил из него небольшую плоскую флягу и, заранее сморщившись, сделал небольшой глоток. Чешская "зубровка" привычно обожгла глотку и ударила в нос терпким ароматом полыни. Пошарив в рюкзаке, достал большую пластмассовую кружку, зачерпнул из реки воды и крупными глотками с наслаждением выпил. После городской, водопроводной, чистая и прозрачная речная вода показалась особенно вкусной. "Зубровка", тем временем, уже добралась до желудка, обдала его жаром и, всё ускоряя свой бег, вместе с кровью заспешила по жилам. В голове Алексея слегка зашумело, настроение заметно улучшилось. "Ну, и ладно!" – вслух произнес он. – "Теперь можно и рыбалкой заняться!"…
ГЛАВА 6.
Появление в деревне отца Глеба поначалу ничем особым отмечено не было. Ну, разве что одним, на первый взгляд несущественным, но крайне важным для людей сведущих, обстоятельством. Дело в том, что все прежние переселенцы – а на тот момент в деревне проживало уже более десятка семей – прибывали сюда, как правило, либо летом, либо, на крайний случай, ранней осенью. И это было вполне оправдано. Причины, толкнувшие их на столь радикальное решение, могли быть – и, разумеется, были! – разные и в каждом случае свои, уникальные. Но выбор времени и места добровольного ухода от цивилизации всегда подчинялся главному правилу: и время, и место, в первую очередь, должны были позволить людям обеспечить себя самым необходимым – крышей над головой и пищей для пропитания. Решившиеся на столь рискованный шаг люди отлично сознавали, что помощи теперь ждать будет неоткуда. И, согласитесь, решать эти проблемы в далекой, затерянной в лесах деревушке, значительно проще в теплое время года. Попутно заметим, что именно этим во многом и объяснялись причины, по которым в деревне практически никогда не появлялись "бомжи" в привычном, обыденном значении этого слова. Обитатели городского "дна", как никто другой, понимали, что, даже не имея обустроенного, комфортного места жительства и постоянного источника дохода, выжить в крупном городе несравнимо легче, чем в самой благополучной деревне, где благополучие это создается исключительно собственным и весьма тяжелым трудом.
Отец Глеб, вопреки всем этим резонным соображениям, выбрал для своего переселения, пожалуй, едва ли не худшее время года – середину весны. Время, когда даже у самых рачительных хозяев зимние запасы подходят к концу, а до появления новых еще весьма далеко.
Было, впрочем, и еще одно обстоятельство, озадачившее и удивившее жителей деревни, пожалуй, даже в большей степени. Пришел отец Глеб не традиционным и, по твердому убеждению местных жителей, единственным путем – со стороны располагавшейся выше по течению Дедовой Луки. Деревни, хоть и небольшой, но, в отличие от Щукино, благоустроенной и обеспеченной всеми основными благами цивилизации – природным газом и электричеством – и, к тому, же связанной с районным и областным центрами автодорогой. Тем не менее, в Щукино отец Глеб пришел прямо из густого, малопроходимого леса, простиравшегося на многие десятки километров на юго-запад, вплоть до берегов озера. В советское время вся эта территория числилась государственным заказником и поэтому была практически не заселена.
В длинном, ниже колен, черном драповом пальто, из-под которого виднелась еще более длинная черная ряса, почти полностью скрывавшая простые кирзовые сапоги, покрытые толстым слоем грязи, в черной мятой шляпе с опущенными вниз полями, едва скрывающей длинные пряди спутанных седых волос, отец Глеб появился на опушке леса у дальней окраины деревни, постоял немного, с нескрываемым удовольствием обозревая открывшуюся перед ним картину, и принялся спускаться вниз, неловко и неуверенно ступая по мокрому и скользкому косогору. Спустившись, постоял еще минутку у околицы, после чего неспешно обошел всю деревню, иногда останавливаясь у никем не занятых пустовавших изб, пока, наконец, не остановил свой выбор на одной из них.
В тот же день, ближе к вечеру, узнав о появлении в деревне еще одного жителя, Рыков оделся и направился к дому, в котором, как ему сообщили, обосновался новичок. Подойдя к дому, хмуро окинул взглядом скотный двор с рухнувшей крышей, покосившуюся веранду, окна со старыми деревянными давно некрашеными рамами, тяжело вздохнул и, подумав про себя: "Попа нам только недоставало! И что с ним дальше делать прикажете?", поднялся по полусгнившим ступеням к входной двери. У двери немного задержался, прислушиваясь и пытаясь уловить хоть какие-то звуки внутри дома. Затем громко постучал и, не дожидаясь ответа, решительно потянул дверь на себя.
В избе стоял сырой затхлый запах, но большая русская печь, занимавшая едва ли не половину единственной небольшой комнатки, уже топилась, негромко потрескивая полусырыми дровами. Новый поселенец сидел на небольшом табурете за самодельным фанерным столиком и, склонившись боком к затянутому помутневшей от времени полиэтиленовой пленкой, заменявшей оконное стекло, поминутно поправляя сползавшие на нос круглые очки в простой металлической оправе, читал небольшую, но весьма толстую книгу в черном кожаном переплете. Услышав скрип половиц, он снял очки и обернулся к двери, встретив появившегося в проеме Рыкова приветливым улыбающимся взглядом.
– День добрый! – поздоровался Рыков и, пройдя к столу, по-хозяйски достал из-под него второй табурет и устроился напротив священника.
– И вам доброго здравия! – продолжая улыбаться, отозвался тот. – Чему обязан?...
Рыков замялся, не зная, с чего начать.
– В общем, я здесь вроде местного старосты! – после небольшой паузы пояснил он. – Ну и, разумеется, должен знать, кто и зачем к нам пожаловал. Живем, сами видите, на отшибе и осторожность тут – дело совсем не лишнее!
– Да, да, конечно! – торопливо согласился священник. – Я и сам собирался пройти, познакомиться с жителями, вот только хотел обогреться да подсушиться немного... Но раз уж вы меня опередили – спрашивайте. Что именно вас интересует? Секретов у меня никаких нет…
– Ну, что-то особенное выпытывать у вас мы и не собираемся! Ни милиции, ни паспортного стола у нас нет… Поэтому давайте вначале просто познакомимся! Звать меня Леонид Альбертович, я тут, видимо, самый старший – и по возрасту, да и по времени тоже. В том смысле, что живу здесь дольше всех, почти двадцать лет уже…Так что, правильнее, наверное, считать меня не старостой, а старейшиной!
На последней фразе Рыков слегка усмехнулся, поскольку считать себя старейшиной никак не намеревался. Во всяком случае, еще, по крайней мере, лет двадцать.
– Понимаю, – кивнул головой священник. – Ну, а меня можете называть отец Глеб, или просто – батюшка. Вы только не подумайте… Я не настаиваю, чтобы все тут сразу в христианскую веру обратились! Господь сам наставит вас на Путь Истинный, когда время придет! Просто "батюшка" мне как-то привычнее и удобней…
– Не возражаю! – согласился Леонид. – Батюшка, так батюшка… Только что ж занесло вас сюда, в этот забытый богом уголок? Да еще в такое неурочное время!
– Ну, это только мы так считаем, что сами выбираем и свой путь, и время для него, – усмехнулся отец Глеб. – На самом деле все в руках Господа нашего, и всё есть его Божественный промысел!
"Ну, вот, понесло!" – недовольно поморщился Леонид. – "Сейчас проповедовать начнет…"
– Нет, нет, – словно читая его мысли, поспешил уточнить отец Глеб, – я вовсе не собираюсь сейчас излагать вам основы православия! Давайте я просто расскажу вам, что привело меня в этот, как вы выразились, "богом забытый уголок", а там уж судите сами… Да, кстати, может чайку хотите? Мне тут ваши сельчане и чаю принесли, и сахару. И даже конфет с печеньем! Хорошие у вас тут, добрые люди живут! А то у меня ведь с собой кроме нескольких книг да иконы памятной, почитай, ничего и не было, никаких припасов!...
– Можно и чаю! – согласился Леонид. – А люди… Они везде, в основном, хорошие и добрые! Хотя, конечно, не всегда. И не все…
Отец Глеб поднялся из-за стола, и с неожиданной для его, очевидно, немалого возраста и солидной комплекции прытью принялся суетиться у печи, на которой стоял уже горячий старый, изрядно закопченный чайник. С висевшей на стене самодельной деревянной полки достал две алюминиевые кружки, початую пачку сахара-рафинада и небольшую мисочку, в которой оказалось с полпачки печенья и несколько конфет. Расставляя свои нехитрые припасы на столе, он продолжал рассказывать.
– Видите ли, родом я из Закарпатья, из небольшого городка Хуст, что на границе с Румынией и Венгрией. Вы, наверное, сейчас подумали, отчего ж я в таком случае не стал католиком? В тех краях православие, вроде бы, не очень жалуют… Все верно! Но дело в том, что по национальности мы русины – не знаю, слышали вы о таком народе, или нет. Не слышали? Неудивительно! Нас уже не одну сотню лет всё пытаются ассимилировать – с украинцами, румынами, чехами, венграми… Где-то – как, скажем, в той же Венгрии – это уже фактически произошло, где-то мы еще сохраняем свои корни, язык, историю… Ну, и веру, конечно же! Мой отец был православным священником, и его отец – тоже! И меня, как только вырос, тоже отправили в Киев, в духовную семинарию. А после ее окончания – в один из приходов в Прибалтике. Оттуда в другой, в Смоленской епархии, потом еще… У нас ведь служба, как в армии – куда прикажут, туда и идем служить! В общем, помотались мы с матушкой вдосталь, даже за Уралом побывали!
Услышав знакомое название, Леонид удивленно покосился на священника.
– Да, да! – заметив его взгляд, подтвердил отец Глеб. – Были и за Уралом, в Соликамске… Но вот уже третий десяток лет как обосновались – думаю, окончательно – на берегу озера в небольшом поселке Трухино. Места красивейшие, церковь старая, намоленная, и прихожане все – очень хороший народ! И, что особенно радует, не забыли о Боге! Церковь посещают регулярно, к проповедям прислушиваются… А уж в престольные праздники народу собирается великое множество! Бывает, что в церковь внутрь и не попасть сразу, дожидаться нужно! Кажется, живи себе, радуйся, да благодари Господа нашего! Да только в последние годы стали появляться в округе приезжие разные… И не дачники даже – дачников-то у нас и до того немало было! И московские приезжали, и питерские… Да, почитай, со всех краев приезжали! А эти новые… Земли все в округе скупили, домов богатых понастроили, заборами поогораживали – к озеру теперь и не подойти стало! Повсюду таблички понаставили: "Частная собственность. Охраняется законом". Да только не законом она охраняется! У них там псы бегают злющие, хуже волков! И охрана вся ходит с оружием. А на воротах вывеска: "Элитный рыбацкий клуб "Судак-Хаус"!