- Вы сошли с ума, господин Собакин. У вас навязчивая идея. Причем здесь Зяблицкий? Я говорю о Людвиге Шварце, нашем управляющем.
Теперь тишина наступила абсолютная. Придя в себя, сыщик уточнил:
- Вы утверждаете, что в Филипповском переулке встречались с немцем?
- Ну да. Прошу, господа, об этом молчать. Вам я открылась только из-за вашей сумасшедшей версии. Надеюсь, вопросов больше нет?
«Вот так штука!» - тоскливо подумал Александр Прохорович.
Правда, было видно, что начальник сдаваться не желает.
- Мне придётся проверить ваши показания. Господин Шварц подтвердит ваши слова?
- Подтвердит, если вы сошлётесь на меня и скажете, что его показания необходимы для утверждения истины. Он это поймет.
- В таком случае, не смею вас более задерживать, – сухо сказал Собакин. – Я думаю, что после беседы с ним, когда всё разъясниться, я непременно с вами увижусь, и тогда мы продолжим этот разговор.
- Как угодно, дорогой Вильям Яковлевич, как угодно, - примирительно сказала Лариса Аркадьевна. – Вы будете на отпевании? Тогда я с вами не прощаюсь. Увидимся, господа.
Когда Турусова ушла, Собакин спросил подчинённых:
- Что скажете?
- Говорил я, что она выкрутится, – упавшим голосом сказал Канделябров.
- Так может, это правда, Вильям Яковлевич, что она непричастна к убийству, - вступился Ипатов.
- Чёрта с два, молодой человек. Это она, – твёрдым голосом ответил сыщик. - Едем на похороны, а потом займёмся Шварцем.
- Может лучше сразу переговорить с немцем, Вилим Яковлевич. Пока она с ним не снюхалась, - рассудил Канделябров. – Помните, я вам ещё давеча сказал, что она теперь любого купит.
- Не суетись, Спиридон. Эта дама уже подстелила себе соломки на случай падения. Она наведалась ко мне спозаранку с упреждающими целями. И, признаться, своего добилась. По её воле мы меняем курс на немца. Но вот, что мне интересно: откуда она узнала о ходе расследования? Голову даю на отсечение – она знала о том, что я её обвиняю в убийстве ещё до прихода сюда. И о том, что мы знаем о Филипповском переулке тоже. Поэтому и была так спокойна, что успела подготовиться к нашему удару. Нет, но какова?! Какой манёвр сделала! Как она немца-то заполучила? Либо к рукам прибрала, либо деньги посулила.
- А может и то и другое, – плюнул в сердцах Канделябров.
Отпевали Арефьевых на Малой Дмитровке, в Успенской церкви. В церкви было душно от множества свечей и цветов. Два гроба стояли рядом на возвышении. Тело Анастасии Арефьевой лежало уже под плотным покрывалом. Как-никак прошла неделя после смерти, а погода стояла, по-летнему, тёплая. Тяжелый тлетворный запах плыл под сводами старого храма. Батюшка, не скупясь, кадил, но помогало мало. Анны Матвеевны не было. Стоящие позади всех монашки перешёптывались, что та лежит при смерти. Турусова стояла, опустив голову. Белый как мел Мелецкий приткнулся где-то сбоку среди посторонних. У него дрожали и кривились губы, как если бы он думал заплакать и не мог. Чуть поодаль, в чёрных шелках, под густой вуалью стояла Залесская. К Собакину подошел Рушников и они, выйдя на паперть церкви, о чем-то там долго говорили. Вернувшись в храм, сыщик нашёл глазами Шварца. Тот безучастно смотрел на происходящее, стоял принужденно, переминаясь с ноги на ногу. Собакин подошёл к нему, наклонился и что-то зашептал на ухо. Немец в ответ кивнул. Ипатов заметил, что сзади управляющего встал седой и усатый Канделябров в форме чиновника железнодорожного ведомства и, как приклеился.
«Теперь пойдёт за ним хвостом», - сообразил Александр Прохорович.
Панихида шла своим чередом. Запели «со святыми упокой». У выхода из монастыря стояли похоронные дроги и кареты сопровождения.
- Последите за Турусовой. Может, заметите что-нибудь, - сказал помощнику Собакин. – Хотя, вряд ли. Она дама осторожная. После похорон возвращайтесь домой самостоятельно.
Сказал и исчез в толпе любопытных зевак и нищих. Ипатов проследовал со всеми до кладбища, видел, как там убивалась Турусова, заламывая руки над могилами родственников, слышал, как перешёптывались знакомые семейства Арефьевых, как судачили они о той баснословной сумме денег, которая свалилась на бедную родственницу. Говорили, что не сегодня-завтра третий гроб понесут на кладбище и деньги Анны Матвеевны перейдут той же Ларисе. Видно было, что всё устройство похорон находится в руках управляющего. Немец ходил туда-сюда, приказами и деньгами подгоняя и направляя служителей кладбища к нужным действиям. Священники обращались к нему как к главному родственнику. Турусова была безвольна, по-женски слаба и беспомощна, как и подобает неутешной родственнице. Ипатов подумал-подумал и с соболезнованиями к ней не подошёл. Ничего особенного он не заметил и удрученный вернулся на Сретенку. Там уже был Кондратьич. По его собственному выражению, он «избегался за немцем зазря».
В майских сумерках того же дня Собакин привёз домой Шварца. Тот явно устал, но виду не показывал и держался независимо.
В кабинете хозяина он первым делом цепко огляделся и застрял глазами на портрете Брюса. Потом с интересом стал разглядывать диковинную инкрустацию передней дверцы старинного секретера. Ипатов и сам не раз с любопытством косился на необычное изображение на ней золотого тамплиерского креста с эмалевой красной сердцевиной. Над ним распростёр крылья перламутровый серебристо-чёрный орёл с мечом в когтях. Под крестом, на фоне золотого восходящего солнца были выведены красные буквы «Nekam Adonai».
Насмотревшись, Шварц сказал странную фразу:
- Всё верно. Вы сын того самого Брюса.
Собакин не удивился словам немца, но и не ответил ему.
- Известная вам госпожа Турусова сказала, что вы можете подтвердить некоторые приватные обстоятельства ваших с ней отношений.
- Если это разрешила сделать Лариса Аркадьевна, то – извольте. Я вам доверяю.
- Вы подтверждаете ваши кхм… любовные отношения с этой женщиной?
- Да.
- Где происходят ваши свидания?
- Я не обязан на это отвечать, но вам скажу. В Филипповском переулке, на Арбате.
- Как долго они продолжаются?
- Началось это вскоре после моего вступления в должность управляющего. А это значит – с весны прошлого года.
- И, если понадобится, вы подтвердите это на суде?
- Несомненно.
- Простите за вопрос, но вы уверены, что кроме вас, в Филипповском переулке госпожа Турусова не принимала других мужчин?
- Ну, знаете ли! Вы оскорбляете даму. Я терплю эти слова только потому, что знаю причину такого допроса. Уверяю вас, Лариса Аркадьевна благосклонна только ко мне. А сейчас она находится в таком тяжёлом душевном состоянии, что и со мной разорвала отношения.
- А как она относилась к Зяблицкому и он к ней?
- Я уже объяснял вам. У них были нормальные дружеские отношения в рамках общения в домашней обстановке. Не более того. За это я ручаюсь.
- Где в доме ваших свиданий находилась спальня? – неожиданно спросил сыщик.
- За гостиной. Это самая задняя комната.
- А где стояла кровать?
- Справа от входа.
- Куда выходили окна спальни?
- На забор, кусты сирени и сарай для дров.
«Все в точности», - отметил про себя Собакин, а вслух сказал:
- Господин Шварц, я уверен, что госпожа Турусова в сговоре с доктором Зяблицким убила свою племянницу. Если бы не ваши показания, она уже сегодня была бы арестована. Я также убежден, что ваша с ней долгая романтическая связь – обман. Скажите по совести, зачем вы покрываете эту страшную женщину?
- Я никого не покрываю, как вы изволили выразиться. Ваши выводы ошибочны. Такое бывает. Более того, я бы попросил вас при мне говорить уважительно об этой женщине.
Наступило молчание. Собакин что-то обдумывал. Ипатов нервно елозил на кресле, понимая, что у них с начальником обозначился полный провал и надо скорее заканчивать эту комедию.
«Что ж, бывает и такое, что думаешь зазря на честного человека. А если всё-таки прав Брюс, то доказать это уже невозможно. Наверняка Лариса уже обработала всех свидетелей», - размышлял молодой человек.
Прервав затянувшееся молчание, Собакин сказал:
- Господин Шварц, я не привык проигрывать. Но, если мне суждено в этот раз потерпеть фиаско, то я всё-таки хочу знать правду.
Управляющий поднял брови в знак непонимания. Тогда Брюс вдруг как-то замысловато провел рукой по лбу, приложил руку к сердцу, затем быстро, как глухонемой изобразил что-то пальцами и скрестил на груди руки.
Нет средств описать всю бурю чувств, охватившую при этих действиях, невозмутимого немца. Шварц, с чувством залопотал какую-то нечленораздельную ерунду, бросился к Вильяму Яковлевичу и схватил его за руку.
«О-о-о, - подумал про себя Александр Прохорович, – да они оба свихнулись. Вот так клюква! Что же мне теперь делать? Как бы связывать не пришлось. Где там Канделябров прячется?»
Тем временем Собакин с удовлетворением следил за беснованием немца, а потом, как ни в чём не бывало, обратился к Ипатову:
- Друг мой, соблаговолите оставить нас с господином Шварцем наедине.
Ипатов кивнул и кубарем выкатился вон, конечно же, налетев за дверью на Канделяброва. Спиридон Кондратьевич тс-ыкнул на молодого человека и опять приложил ухо к неплотно закрытой двери. Внезапно она с грохотом захлопнулась. После такого обстоятельства, сколько не изощрялся бывалый слухач, но уловить что-нибудь, хотя бы из замочной скважины, не представлялось возможным. Пришлось парочке ретироваться в кухню. Здесь, в привычной для себя обстановке, хмурый Спиридон сварил им крепкий кофе и, попивая его, шёпотом изрёк:
- Вот анафема какая объявилась! Уж пусть лучше Варвара будет на нашу голову и фиаска с Турусовой в придачу, но только бы не «эти»!
- А кто такие «эти», Спиридон Кондратьич? – тоже шёпотом спросил Ипатов.
- Кто-кто… франкмасоны, вот кто.
- А чего они хотят от Вильяма Яковлевича?
- Прихода антихриста.
- А что, Вильям Яковлевич и это может? – опешил молодой человек.
- Ты, парень, смотри, с этими шутки плохи, – погрозил пальцем Спиридон и добавил в раздумье: - Теперь будут петлю затягивать.
- Да объясните вы мне, что случилось-то? Что вы так занервничали?
- Занервничаешь тут, – сердито пробурчал Канделябров и пнул своего рыжего любимца так, что тот кубарем выкатился из кухни.
- Кто, нехристь, печёнку сожрал? – припомнил он коту.
Потом, крадучись, сбегал наверх, поприкладывался ухом к двери, – безрезультатно – и вернулся назад.
- Видишь ли, - начал он, – масоны или, по-другому, вольные каменщики - члены тайной организации. Началось всё это давным-давно в Англии, точнее в Шотландии, откуда родом предки нашего Брюса. Поначалу, это были действительно гильдии каменщиков, мастеров-строителей. В средневековой Англии вся жизнь человеческая была строго упорядочена. Там даже плату за труд определял их парламент. Представь, каждому английскому сословию был указан весь распорядок жизни: и какой цвет одёжи носить, и в какие игры играть, и кому какие блюда готовить, например, в постные дни. Во как! Я это, между прочим, приветствую: во всём должен быть порядок. Но, понятное дело, что народ был недоволен. Насчёт денег, я имею в виду. Каменщику за четырнадцать часов работы платили шесть пенсов. Крутись, как хочешь. А иногда и этих денег могли не дать. Был у них, к примеру, Генрих VIII, который для своих нужд сгонял каменщиков со всего королевства и не платил им ни гроша. В ответ на такое притеснение рабочий люд стал потихоньку объединяться в тайные союзы, которые от их имени вели переговоры с заказчиками и тайно, по-справедливости, делили честно заработанные денежки. Дело пошло. К примеру, после постройки каменного моста через Темзу , известные каменщики – Винфорд и Бек стали очень состоятельными людьми. Со временем эти союзы стали именовать ложами по названию крытого помещения около стройки, где строители хранили свои инструменты, ели и отдыхали. Считается, что «вольными» каменщики стали называться потому, что самые мастеровые из них были резчиками «вольного» - «free stone» - мягкого известкового камня. Но, я-то думаю, что «вольными» их стали называть из-за того, что на стройки нанималось много беглых крепостных и всяких лихих людей: заработок хороший и жить можно артельно, при стройке. А самое главное то, что по тогдашним английским законам, если владелец не сыщет своего крепостного беглеца в течение года и одного дня, то тот становился свободным человеком, то есть – вольным. На ихних стройках кого только не было. Наряду с простыми людьми туда нанимались набожные высокородные дворяне и всякая там чистая публика из смирения тела и духа. Туда же ссылали граждан по суду отбывать наказание за незлостные преступления. Были на стройке и иностранцы - беглые рыцари-тамплиеры, которых во многих христианских странах Европы папы римские объявили вне закона. Короче говоря: разношёрстность полнейшая. Для того чтобы в любом месте узнавать своих товарищей, каменщики придумали тайные знаки и слова, которые стали называться «масонскими». Само слово «масон» - происходит от слова «mason» , что означает «каменщик». Для приобретения выгодных заказов, вольные каменщики зазывали в свои ложи знатных вельмож, лондонских дельцов и, конечно же, ихнее купечество. Понятное дело, что эти господа занимали в ложах самые почётные места и стали называться «умозрительными каменщикам». Эти ненастоящие каменщики использовали готовую организацию для своих целей: в первую очередь для возможности тайно собираться и обдумывать планы, как влиять на политику в своей стране, а потом и во всём мире. Всё это делалось исключительно в их личных целях. Они создали в ложах уже свои легенды и правила игры. «Каменщик» стал не просто каменщиком, а «строителем мира» и потому, таковым может быть любой человек. Все масоны – братья, хоть и из разных сословий, все как один готовы прийти на помощь друг другу. Ты читал у Дюма в «Трёх мушкетёрах» девиз: «Один за всех и все за одного»? Вот это самое и есть. Народ в ложи так и повалил. Пытливых прельщали науками и тайными знаниями, которые, якобы дал Господь избранным людям при своей земной жизни. Всем охота быть выше других и знать то, что другим неведомо. Других заманивали богоугодными делами и благотворительностью. И, что самое интересное – поначалу в масоны принимали исключительно благочестиво верующих во Христа людей. Но, время шло, и ложи потихоньку менялись. На смену обязательному христианству пришло поклонение законам природы, которые даровал людям Единый Архитектор мира. А потому, все религии и верования должны объединиться в одну. По-ихнему получается, что Христос и, прости Господи, какой-нибудь сатанинский языческий болван – одно и то же! Соблюдай их тайные клятвы и верь во что хочешь – вот до чего, голубчики, докатились. Наплодилось их по всему миру уже немало. Связаны они все одной верёвочкой и тянут друг дружки наверх. Приманка для грешного человека у них конечно большая: возможность стать членом мирового сообщества, которое якобы владеет сокровенными тайнами мира и которое даёт своему собрату возможность подняться повыше, и при этом дозволяет общаться на равных, как с братьями, с самыми титулованными особами и влиятельными людьми со всего света. Тут есть о чём задуматься! Ну а в наше время и вовсе эта братия возгордилась и манит людей тем, что тайной властью правит миром.
- Причём здесь Вильям Яковлевич?
- Вот то-то и оно. Все Брюсы были масонами. Тот, что на портрете – Яков Вилимович был заграницей принят вместе с царем в Андреевскую ложу шотландского образца. А здесь, в Москве, в Сухаревой башне Петр устроил тайное общество и назвал его «Нептунов круг». Обсуждали на этих собраниях, правда, всё больше научные вопросы до коих царь был больно пытлив. Он и вступил в их ряды из любопытства да из желания знать побольше о европейской политике. Распорядком на собраниях ведал Лефорт , который, я думаю, стал масоном раньше всех. Из тех, кто упомянут в сохранившихся документах, там бывали: сам Пётр, Брюс, Фарварсон, рыцарь Стефан Гвин (он учил будущих офицеров фехтованию), Магницкий, Феофан Прокопович . Может ещё Апраксин, не знаю точно . У Брюса в Англии связи среди масонов этих о-го-го какие были. Завел он их ещё, когда был в Оксфорде, ну и когда с царём заграницу ездил – Канделябров вздохнул. - Ездили-ездили и доездились: привезли эту заразу в Россию-матушку вместе с иностранцами. А наши-то, поначалу, прельстились за ради просвещения (масоны все образованные и при власти). Но, от этого не легче. Слушай дальше. Когда граф умер, его сын Петр вступил в масонскую ложу в Англии, куда уехал после смерти матери. И пошло-поехало. Служил он королю Георгу II Ганноверскому . Петр Яковлевич мог там большую карьеру себе сделать, но вернулся сюда, в Россию с малолетним сыном Вилимом. Жена с дочерью погнушались к «варварам» ехать. Сын его - Вилим Петрович, как в возраст вошёл, двинулся на дипломатическую службу. Он состоял в московской ложе с известными просветителями Новиковым и Шварцем . Был такой масон из немцев. Вилим Петрович состоял ещё в известной английской ложе «Клио», а может и ещё в каких – не знаю. Фигура была известная. Думается мне, что этот управляющий немец, тоже из тех Шварцев. А то, как бы он так лихо оказался в России на таком хлебном месте. Они – масоны всегда друг дружку толкают наверх.