— Наверное, на этот вопрос непросто ответить.
— Умный чекист, — без тени улыбки, серьезно сказал старик. — Я бы хотел с тобой про внука перемолвиться. — Он опять кивнул головой на дверь.
«Ну вот, теперь начнет жаловаться, — с неудовольствием подумал Игорь Васильевич. — Мне сейчас только этого и недоставало». В нем росло непонятное, совершенно непроизвольное раздражение, неприязнь к старику. То ли за его грубоватую манеру говорить, то ли за обсыпанный сигарным пеплом неопрятный френч, то ли еще за что-то, чего Корнилов понять не мог, и от этого раздражался еще больше. Ему приходилось все время сдерживаться, чтобы не показать своего чувства. Старик этого совсем не заслужил.
— Я опасаюсь за внука...
— Что-нибудь случилось?
— Может быть, и случилось, — старик смерил Корнилова хмурым, исподлобья, взглядом, словно хотел решить окончательно, говорить с ним откровенно или не говорить.
— В тот день, когда девчонку ограбили, Игнашка прибежал домой не в себе. И в неурочное время... Ему еще целый час в своем техникуме торчать было положено.
Старик опять пристально посмотрел на подполковника. Корнилов слушал внимательно, не показывая даже виду, что торопится.
— У него по понедельникам лекции с девяти до часу. А он вдруг прибегает домой сразу после того, как ограбили кассира. И прибегает с набережной, через проходной... В переулке я бы его увидел. Он всегда с переулка идет...
— Вы его в чем-то подозреваете? — спросил Корнилов.
— Подозреваю. Такие дела, — он кивнул на окно, за которым виднелись церковная ограда и панель из плитняка, — в одиночку не делаются.
— А в какое время внук пришел домой?
— Без двадцати двенадцать.
— Вы это точно заметили? — Корнилов хорошо помнил время ограбления — пятнадцать минут первого.
— Еще бы! — зло сказал старик и, обернувшись, посмотрел на большие часы, стоявшие рядом с диваном. Сейчас они показывали одиннадцать.
— Внук пришел — дверью хлопнул. Он всегда хлопает громко. Нарочно, чтобы мне досадить. Я удивился, что он так рано, и посмотрел на часы. Было без двадцати двенадцать.
Корнилов вздохнул. «Старик или очень не любит своего внука, или все-таки серьезно болен, — подумал он и огорчился. Если старик болен — можно ли полностью доверять его показаниям?»
— Он нервничает эти два дня, — продолжал старик. — Места себе не находит. Я же вижу!
— А еще какие-нибудь наблюдения у вас есть? — спросил Корнилов.
— Нет! — отрезал старик. — Но это носится в воздухе... Беда носится.
— Мы постараемся во всем разобраться. Спасибо вам большое за все, что вы рассказали.
Старик как-то безнадежно махнул рукой.
Корнилов поднялся и молча кивнул. Григорий Иванович протянул ему руку. Ладонь была чуть влажная. Он задержал руку Корнилова и чуть притянул его к себе.
— Внук очень беспокойный. Очень. Он с бандюгой во дворе разминуться не мог. А молчит. Или струсил? — Григорий Иванович отпустил руку Корнилова и отвернулся.
Корнилов вышел из комнаты, осторожно притворил дверь. Игнатия Борисовича во второй комнате не было, и подполковник прошел в переднюю. Из-за приоткрытой двери в кухню доносились голоса. Мужской, чуть глуховатый, Игнатия Борисовича, и звонкий, женский.
— Ты слишком много думаешь об этом, — взволнованно говорила женщина. — Это ужасно, это захлестнет...
Корнилов осторожно постучал в дверь. Голос моментально смолк, и появился Игнатий Борисович. Он был несколько растерян и улыбался чуть виновато.
— Вы уже уходите?
— Да, я вам благодарен за содействие, — Игорь Васильевич пожал руку молодому человеку и пошел к выходу.
— А вы... — Казаков рванулся было за Корниловым, но остановился, глядя, как подполковник открывает дверь. — Дед, конечно, ничем не помог вам?
— Помог, помог! Ваш дедушка много мне тут написал, — сказал Корнилов, выходя на лестничную площадку. Он похлопал рукой по карману и улыбнулся.
— Помог? — удивился Казаков. — Очень хорошо. А мы с мамой днем на службе...
Он стоял в дверях, в нерешительности глядел на подполковника, словно ожидал, что тот его о чем-то еще спросит. Но Корнилов прощально махнул ему рукой. Уже взявшись за ручку дверей в подъезде, он услышал, как лязгнул запор на дверях квартиры Казаковых.
3
Ровно в двенадцать Корнилов уже сидел в своем кабинете. Варвара, секретарь отдела, своей обычной скороговоркой перечисляла всех, кто приходил или звонил в его отсутствие.
— Из «Вечернего Ленинграда» звонили. Зам. редактора. Ждут статью ко Дню милиции. Говорят, вы их подводите. Ведь обещали. Шефу будут жаловаться... Два раза из Выборга Зайцев спрашивал. Наверное, что-нибудь срочное. Соединить?
— Ни с кем не соединяй, — сказал Корнилов. — До двух часов.
— И с «Вечеркой»? — удивилась секретарша. Игорь Васильевич замотал головой. — Пожалуется ведь... — На лице у нее отразилось такое искреннее сожаление, что Корнилов улыбнулся. Варвара отличалась редкой способностью все драматизировать. В отделе к этому давно привыкли и любили дружески подтрунивать над ней.
— Этот альбом — срочно в НТО. — Секретарша с интересом посмотрела на фотографию, которую показал ей Игорь Васильевич. — Пусть переснимут. А портрет этого гаврика... — он поставил на лбу молодого мужчины легкую галочку, — пускай увеличат отдельно. Размножат и разошлют для широкого розыска. В транспортную милицию не забудь. Пусть ознакомят участковых инспекторов. Соседям тоже послать. И в Москву... И срочно, срочно, Варя! Белянчиков на месте?
— Уже два раза заходил. Спрашивал вас.
— Предупреди, что понадобится через полчаса. И Бугаева с Орликовым предупреди.
Варвара кивнула и хотела выйти, но Корнилов остановил ее.
— Пошли их в буфет. Пусть чайку попьют с бутербродами, — он усмехнулся. — Сидеть им сегодня без обеда. Ко мне никого не пускай.
Закурив, он минут десять сидел, положив перед собой листки чистой бумаги. План проведения операции сложился у него еще в то время, когда он ехал с Васильевского острова в управление. И теперь он еще раз мысленно прикидывал последовательность действий, стараясь предусмотреть все детали. Корнилов понимал, что главное сейчас — быстрота. Где-то по городу ходит вооруженный преступник. С кем столкнет его случай или злая воля, кто еще может стать его новой жертвой? Любая промашка, скоропалительный, непродуманный шаг могли увести розыск в сторону...
Варвара принесла стакан чаю и бутерброды. Корнилов кивнул ей благодарно. Спросил:
— Фотографии не готовы?
Она сделала круглые глаза:
— Игорь Васильевич, вы ж пятнадцать минут назад их дали!
В двенадцать сорок, когда в его кабинете собрались Бугаев, Белянчиков, Вася Алабин и совсем молодой сотрудник Слава Орликов, недавно закончивший Высшую милицейскую школу, перед Корниловым уже лежал детальный план операции и пачка фотографий, переснятых из альбома.
Корнилов обвел глазами сотрудников. Как всегда, сосредоточенный, хмурый Белянчиков смотрит в упор своими немигающими глазами. Нетерпеливый Семен Бугаев что-то быстро-быстро рисует в своем блокноте и одновременно шепчет на ухо Васе Алабину. Наверное, что-то очень смешное шепчет, потому что Алабин весь надулся, с трудом сдерживая смех. «Алабин, наверное, уже рассказал об альбоме, — подумал Игорь Васильевич. — А может, и нет. Ведь он только что с Василеостровского приехал. Не успел, наверное...» Орликов сидел напряженный, застывший, старательно скрывая свое волнение и любопытство. Корнилов видел, что молоденький лейтенант волнуется — все время облизывает нижнюю губу и сам этого не замечает. «Приятный парень, старательный, — подумал Игорь Васильевич. — Может, и приживется...»
— Получены новые данные по ограблению в Тучковом переулке. — Корнилов коротко рассказал о мальчишке, принесшем альбом в Василеостровский райотдел. Заметил, как Белянчиков скептически поджал губы, скосился на Алабина.
— Показания школьника подтвердил еще один свидетель. Так что ты, Юрий Евгеньевич, оставь свой скепсис. И школьникам надо верить. Мы третий день топчемся на месте. И не смогли, кроме этого мальчика, разыскать ни одного свидетеля. А свидетель только и ждал, когда к нему обратятся! — Игорь Васильевич сказал это зло и заметил, как налились краской щеки Бугаева. Это он с работниками Василеостровского райотдела опрашивал жителей Тучкова переулка.
— Свидетель опять какой-то хлипкий, — усомнился Белянчиков. — Старый да малый... Еще неизвестно, не уведут ли они нас в сторону от дела.
— Все может быть. Но того, кто проворонил этого старика, я все-таки накажу... — Корнилов встал из-за стола и положил перед сотрудниками раскрытый альбом и пачку увеличенных фотографий подозреваемого парня.
— Да, картинки с выставки, — прокомментировал Белянчиков. — А на парня поглядишь — умняга-скромняга. Жаль, что у него на руке наколки нет. Как было бы здорово — увеличили бы еще раз в пять и прочитали: «Вася. 1945. Не забуду мать родную...»
— А что, фотография — это мало? — обиделся Алабин. Ему, как человеку, первым беседовавшему с мальчишкой, хотелось, чтобы к находке отнеслись с большим вниманием. — Не какой-нибудь фоторобот, а подлинное фото! Надо только срочно разослать...
— Разошлем, разошлем, — усмехнулся Белянчиков. — Ты не волнуйся. Если тут ошибки нет, то кое-что из альбома можно выжать.
— Не будем терять времени. — Корнилов снова сел в кресло и пододвинул к себе листки с записями.
— Альбом только что поступил в продажу, а в набор сдан почти год назад... Так что фотография старая. В лучшем случае сделана летом прошлого года. Заметили, на уличных фонарях флаги? А летом какие у нас праздники? Ты, Семен, возьмись уточнить время.
Бугаев кивнул.
— Обрати внимание на книжки. Видишь, тут на столике, — Корнилов перевернул альбом вверх ногами, чтобы были видны названия. — «Василиса Прекрасная», «Гадкий утенок», «Крошечка-хаврошечка». Ну, ты сам знаешь, как действовать... На парня посмотрите. Он явно кого-то ждет. Или тех, кто выбирает книжки, или продавщицу...
— Да-а, то ли дождик, то ли снег... — тихо сказал Бугаев. Он уже пришел в себя после того, как Корнилов пригрозил ему взысканием за оплошность.
Все засмеялись.
Корнилов постучал ребром ладони по столу.
— Семен, едешь в Дом книги. Вместе с Алабиным. Вдруг придется разделиться. Юрий Евгеньевич с Орликовым берут на себя Лениздат. Надо выяснить, кто делал этот снимок. Фотограф, наверное, помнит время съемки. Но самое главное — не один же снимок он там делал! Небось десяток кадров нащелкал. У меня все. Вопросы есть? Звоните сразу же, если обнаружится что-то новое. Контрольный звонок — каждый час.
Все стали расходиться. Только Белянчиков чуть задержался. Уже взявшись за дверь, спросил:
— Ты в субботу не поедешь на рыбалку? Ребята собралась в Усть-Лугу сгонять. Петрунин говорит, клев там феноменальный.
Корнилов улыбнулся.
— Раз Петрунин говорит, значит, клев есть. — Подполковник Петрунин из Куйбышевского райотдела считался в уголовном розыске первым спецом по рыбалке. — Только я, Юра, не рыбак нынче. Мы с Олей в Павловск поедем. Там, знаешь, в октябре рай земной.
Белянчиков посмотрел на него с сожалением.
Когда закрылась дверь за капитаном, Корнилов посмотрел на часы — было пятнадцать минут второго. Они обсуждали план операции ровно полчаса. Пять минут ушло на разговор о рыбалке. На чистом листке бумаги подполковник написал: 13.30...
В 14.30 надо было ждать контрольных звонков. Если что-нибудь не прояснится раньше... Он позвонил в картотеку, справился, не опознали ли парня с фотографии. В картотеке управления человек из альбома не числился.
«Что еще можно выжать из этой картинки? — думал Игорь Васильевич, снова и снова вглядываясь в людей, столпившихся у стола с книгами. — Почему стоит здесь этот парень? Кого он ждет из попавших на фото? Пожалуй, никого. Женщина с мальчиком по возрасту не может быть ни его женой, ни матерью. Пожилая дама в белой соломенной шляпке? Тоже нет. А парнишка с книгой в руках? Нет, не приятель. Велика разница в возрасте. Может, брат? А если даже и брат? Что с того! Холодно, холодно...»
Игорь Васильевич устало откинулся на спинку кресла, не спуская глаз с фотографии. Он смотрел на нее долго, неотрывно, до тех пор, пока не зарябило в глазах. Затуманились, расплылись фигуры людей — словно дождем размыло свежие краски. И только молодой мужчина в полосатой рубашке остался целехонек, не расплылся.
«Что же еще, какая еще информация заложена в снимке? Стоп! — Неожиданная мысль заставила подполковника насторожиться. — А почему отвернулась от объектива продавщица? И никакого внимания тем, кто рассматривает книжки на ее столе... Говорит с кем-то из знакомых? С молодым человеком, с подругой? Конечно же!
Шли по Невскому два приятеля — икс и игрек. Игрек увидел знакомую девицу за прилавком и подошел. Икс с девицей не знаком, и книги его не интересуют. Остановился в ожидании игрека, думает о чем-то своем. А игрек болтает с девицей. Вон как заговорил ее — она даже не смотрит на покупателей! — Корнилов представил себе такую картину и оживился. — Когда готовили фотографию к печати, могли обрезать, чтобы выглядела красивее. Как это у фотографов называется? Кажется, кадрировать. Вот и «скадрировали» собеседника продавщицы. Логично?»
...В 14.15 позвонил Бугаев. Доложил, что в магазине опознали продавщицу, но еще восемь месяцев назад она уволилась. Живет на Большой Охте.
— Где работает, они не знают, — сказал капитан. — Я сейчас еду на Охту, но ведь дома можно и не застать. Алабина оставляю в магазине, пускай уточнит время, когда продавались книги, и попробует выяснить, где эта Валя Прошина работает. Может, в филиале знают.
...Ровно в половине третьего опять зазвонил телефон.
— Товарищ подполковник, лейтенант Орликов докладывает, — услышал Корнилов взволнованный голос молодого сотрудника. «Чего он волнуется? Серьезные новости иди с непривычки?»
Сказал ободряюще:
— Докладывай, докладывай, не торопись.
— Снимок сделан фотокорреспондентом «Смены» Бабкиным. Юрий Евгеньевич поехал к нему домой, а я из редакции звоню. Жду, может, Бабкин здесь появится.
— Негатив нашли?
— Нашли, товарищ подполковник. Никаких неожиданностей.
— Если этот Бабкин придет в редакцию, спросите у него, не кадрировал ли он снимок. — Корнилов подробно объяснил Орликову, о чем следовало спросить фотокорреспондента.
И опять в кабинете тишина. Игорь Васильевич достал из сейфа пачку документов, стал перечитывать, делая короткие пометки на листе бумаги. Уже давно следовало сесть за составление очередной справки, но не лезли в голову проценты раскрываемости. Мыслями подполковник был далеко, вместе с Белянчиковым у фотокора Бабкина...
Корнилов ненавидел ожидание. Оно выматывало его хуже, чем бессонные ночи. Сейчас еще стало полегче. Сказывалась привычка.
А первый год работы заместителем начальника управления был самым трудным годом его жизни. Он долго не мог перестроиться. Привык действовать сам и потому особенно мучительно переносил часы, когда, спланировав и досконально разобрав действия сотрудников, оставался в своем кабинете на Литейном, в то время как они выезжали на операцию.
...14.40. Снова Бугаев.
— Звоню от Вали Прошиной. Застал ее дома. Она сегодня работает в вечернюю смену. Променяла книжки на ткацкий станок. Говорит, с книжками интересно, да мало платят... — Корнилов услышал, как звонкий женский голос произнес со смехом: «Ну зачем вы, я ведь пошутила...»
— А если ближе к делу? — недовольно пробурчал подполковник, удивляясь, чего ж это Бугаев там шутки расшучивает. Нашел время. Хлебом не корми, дай побалагурить.
— Не опознала она никого на снимке. Да я через пятнадцать минут приеду.
— Молодец. Приезжай. — Корнилов положил трубку, и тут же раздался новый звонок.
Белянчиков разыскал Бабкина и тоже обещал скоро приехать.
— С кучей снимков, Игорь Васильевич, — обрадованно сообщил он. — Есть интересные кадры!
Корнилов встал из-за стола повеселевший. «Раз уж хмурый Юра ликует — значит, кадры действительно стоящие». Он чувствовал, он был уверен, что новые снимки дадут дополнительную информацию! «И девчонка эта, продавщица, может быть, чего-нибудь вспомнит. Как быстро ее нашли!» — подумав так, подполковник насторожился. Он был чуточку суеверен и боялся слишком явного везения.