- Десять месяцев незаметно пролетят, - сказал он Северу. - Тебе шах!
Север и сам видел, что положение на доске критическое, но он решил, что разрулит эту задачу. Так и вышло, пожертвовав ладью, он сделал вилку и забрал ферзя. Затем стал громить противника.
- Ну, это уже избиение младенцев, - заметил Кашкет. - Давай, новую партию?
Время за игрой летело незаметно. Подошел ужин. И тут вместе с баландой пришел Тимоха, вертухай открыл тормоза, опер сопровождающий положенца остался на продоле. Тимохе было примерно 50-55 лет. Расположились за столом. Кашкет, подозвал Севера,- Присаживайся с нами.
Разговор зашел об общем. В последнее время не было поступлений в общак крытой. Братва, хотела знать, с чем это связано. Оказалось, были трудности, но уже все улажено и, грев по проверенным каналам, скоро придет на крытую. Поговорили об убийстве Босяка.
- Мусора замутили, - безапелляционно заявил Тимоха. - А теперь прячут, негодяев. На централе их нет однозначно.
- Я бы не был так уверен, - заметил Кашкет. - Хоть у тебя зеленая по тюрьме, но все-таки. если мусора захотят кого-то спрятать, то они смогут это сделать.
- Базара нет, - согласился Тимоха. - И все же, я ничего о них не слышал. А у меня и среди хозбанды есть свои люди, они то уж все знают, кто, где находится.
- Хорошо, - Кашкет помолчал. - Но если они объявятся, ты и сам знаешь, как с блядями поступают. Оставлять безнаказанными их нельзя.
На этом и закончили. Тимоха побарабанил в дверь. Та сразу же открылась, видимо опер ждал, прям за дверью. Помахав на прощание рукой, Тимоха вышел с хаты. Крытчики пробыли еще неделю, потом этапом на Днепр ушли на лагерь. Все это время, Север общался с Кашкетом и Вишней. Расспрашивал о крытой, о 26-й зоне. Они охотно делились всем, что знали.
- На 31-й получше будет, - как-то заметил Вишня. - Начиная с кормежки и заканчивая отношением ментов к зекам. Скорее всего, ты туда поедешь. - Потом поинтересовался, - Собираешься мурчать? Бродягой хочешь быть?
- Да, нет... Я ведь в армии был, так сказать, автоматчик. Но в стороне, тоже быть не желаю.
- Вот это правильно, - Вишня помолчал, а потом произнес фразу поразившую Севера. Тоже, ему говорил Абдула. - Время придет, сами позовут.
Кашкет, подключился к разговору, - У тебя стержень правильный, и духу хватает, но не зазнавайся, как говорится: Живи попроще, и народ к тебе потянется.
Подошло время Севера. С утра объявили, кому собираться на этап. В сборке собралось около тридцати человек. Все, оживленно разговаривали, казалось, что все знакомы друг с другом. Север тоже быстро нашел знакомого. Львовский щипач, Ростик.
- Куда едем, как считаешь? - поинтересовался он у Севера.
- Сегодня двадцать пятое, этап однозначно на Днепр, по пути будет проходить через Хмельницк, так что может и Изяслов. Надо будет у конвоя поинтересоваться, они то уж наверняка в курсе.
Промурыжили на сборке почти три часа. Началась погрузка в автозак. Все были с баулами, а то и двумя. Север ехал можно сказать налегке, одна небольшая торба. Все самое необходимое. Наконец тронулись, до вокзала добрались быстро. Столыпин стоял на запасном пути.
- Первый пошел! - Раздалась команда конвоя.
Антон, сидел с самого края, он и оказался первым. Не мешкая, выпрыгнул с машины. Столыпин, находился, напротив, в трех шагах. Нырнул в вагон. Солдат указал на открытое купе, забранное решкой. Север зашел, сразу же откинул среднюю полку. Закинул баул, подтянувшись на руках, очутился наверху.
- Самое козырное место в Столыпине, на средней полке, - наставлял его Кашкет. - Поэтому, когда будешь грузиться в воронок, постарайся сесть последним, соответственно будешь первым при погрузке. Зайдешь в Столыпин, лезь сразу же на среднюю полку. Будет посвободнее, да и лучше все-таки в горизонтальном положении в дороге, чем в сидячем.
Народу в купе набилось под завязку. Два человека на самых верхних полках, затем пятеро, включая Севера на средней, и шесть внизу. Могло быть и хуже, подумал Антон. В соседнем купе разместились "рыцики"*. Их было немного, всего пять человек. Как выяснил Север, шли на пятьдесят восьмую с сорок седьмой. Сорок седьмая в Сокале и пятьдесят восьмая в Изяслове, это особый режим. Особики были одеты в полосатую робу и шапочки, как в кинофильмах о гитлеровских лагерях. Они явно не унывали, постоянно шутили, прикалывались с конвоем. Последними, загрузили девчонок. Они проходили по одной, быстрым шагом мимо клеток не глядя по сторонам. Зеки притихли. Север насчитал восьмерых. Последней, тяжело опираясь на палку, переваливаясь, нескорым шагом шла пожилая женщина. Да какое там пожилая, просто старушка. Ей было не менее семидесяти лет. Север не удержался, - Бабушка, тебя- то за что мучают?
Старушка приостановилась, - Я сынок, судью ножом заколола. Он сыночка моего на десять лет посадил.
- Насмерть?
- Нет. Живой зараза, уж лучше бы сдох! - Она, поковыляла дальше.
- Во, бабулька дает! - Внизу, с жаром обсуждали услышанное.
Столыпин загрузили полностью. Конвой, не откладывая дела в долгий ящик, начал проверку. Когда дошла очередь до Антона, он спросил у сержанта, - Командир, куда еду-то? А то ведь никто не удосужился сообщить.
- Сейчас посмотрю, - сержант заглянул в сопроводиловку. - Изяслов, готовься выходить в Хмельницком.
Следом за Севером, другие тоже стали спрашивать. Сержанту надоело, - Дальше положенного не увезут.- И больше на задаваемые вопросы не реагировал.
Вагон дернулся, немного проехал, потом остановился. Опять дернулся. Тягали их бесконечно долго, в конце концов, пристегнули к составу. Приблизительно через час, они тронулись. На централе всем выдали паек; большую банку кабачковой икры, соленую селедку и хлеб. Арестанты начали перекус. Север решил воздержаться. До Хмельницка, было не так уж и далеко. К ночи, по любому будут на месте. Поешь, захочется пить, тем более что духота стояла несусветная. Попьешь, надо будет в туалет, проще немного поголодать. Ему не привыкать. Подожду до Хмельницка, а там видно будет. Ему говорили, что в Хмельницке, кормежка не в пример лучше, чем во Львове. Вот и посмотрим, а паек еще пригодится. Прибыли поздно вечером, загрузили в воронок, приехали на централ. Всех, Север насчитал двадцать семь человек, кинули в небольшую камеру, судя по шконарям рассчитанную на десять человек. Здесь обитали огромные тараканы. На Львовской тюрьме, они тоже были большие, встречались не меньше майского жука, но таких монстров как здесь, Антон в жизни не видел. Они совсем безбоязно лазали по хате, не обращая внимания на зеков. Промаялись до самого утра, поспать так и не удалось. В десять часов дернули на шмон. Арестанты имеют свое весло* и кружку, так вот, здесь эти предметы изымались. Позже, уже заехав в хату, и дождавшись обеда, Север понял, в чем дело. Сидельцам, администрация выдавала на время кормежки, свои ложки. Но, что это были за ложки! Оловянные, совершенно круглые, с ручкой не длиннее пяти сантиметров, с круглым набалдашником на конце ручки. Есть такой ложкой с непривычки было трудновато, но арестанты приспосабливались, никуда не денешься, кушать-то надо. Оказалось, что это куриные поилки, с птицефабрики. Мелочь вроде, но администрация не упускала случая унизить людей. Баланда оказалась получше, чем во Львове. Все-таки местный централ был намного меньше. Через три дня поехали дальше. Загрузились в Столыпин и через шесть часов прибыли в Шепетовку. Оттуда, воронком до Изяслова. Особисты, ехали в одной машине с общим режимом. Тридцать первую и пятьдесят восьмую разделял только забор. Особый режим, так же как и в Сокале, находился в старом монастыре. Советы, приспосабливали такие здания под тюрьмы повсеместно. Вот и тюрьма во Львове, ведь тоже была когда-то женским монастырем св.Бригитты. Сначала заехали на пятьдесят восьмую, выгрузили рыциков, а через пять минут, Север выпрыгнул с машины в блоке приемке. Встречал ДПНК и пять контролеров. Проверив по списку, повели в жилую зону. Первые ощущения, Севера. Это чувство простора. За время сидения по камерам, он уже отвык от таких масштабов. Воздух был чистым, дышалось полной грудью. Не хотелось даже думать, о чем-то плохом. Зашли в карантин. Весь этап провели в ПВР*, а по старому в ленкомнату. В скором времени, нарисовался завхоз карантина. Лет тридцати не старше, он был по пояс обнажен, видимо только что занимался спортом. Торс и руки, как у профессионального гимнаста. Оказалось, что в прошлом, он чемпион Европы по кикбоксингу., не говоря уж о других регалиях.
- Меня зовут, Виталий Холод. Холод, это фамилия не погремуха, - представившись, он указал еще на двоих, что зашли вместе с ним. - Это бугор и кладовщик, шурша в их распоряжении. Потом сдадите вещи на хранение, не забудьте подписать бирки и прицепить к торбам, во избежание эксцессов. Как вы уже, наверное, в курсе, зона красная, но рулят здесь не менты, рулим мы. Конечно не без поддержки администрации. Менты стараются не лезть в наши дела. Зона рабочая, работы хватает, и хозяину главное, чтобы выполнялся план. Каким путем, ему насрать, лишь бы работа делалась. Сейчас отдыхайте, можете здесь подварить чая, но на будущее, есть пищевка. Там держите продукты, у кого они есть, там же все чаепития и прием пищи. На обед вы опоздали, так что придется ждать ужина. Бугор покажет вам спальное помещение, и свободные шконки. Располагайтесь.
Произнеся столь краткую, но по заложенной в ней информации богатую речь, он вышел. Бугор, не стал утруждать себя словами, а просто пригласил всех следовать за ним. Зашли в спальное помещение, барак был здоровым, более чем на сто человек. Свободных коек хватало. Север застолбил шконку возле окна, кинув на нее свою куртку, прихватил баул и отправился в шуршу получать постельные принадлежности. Матрац оказался добротным, одеяло не свалявшимся, простыни и подушка новые, с веселой расцветкой в голубой цветочек. Насчет быта, начло складываться неплохое мнение. Еще на тюрьме, Вишня говорил ему, что в этом плане на тридцать первой все в полном ажуре.
- Посмотрим, что там с ужином, если и кормят нормально, то может не все так уж и плохо.
Его отвлек от раздумий Граф, пришедший с ним этапом. Родом из Житомира, шел через Львовский централ транзитом. В дороге, Север присматривался к нему. На Хмельницкой тюрьме, они были в одной хате, и у него создалось впечатление, что он не тот человек, за которого себя выдает. Окружающие, считали его блатным, да и держался он соответственно. Было много разговоров на тему, вот мол, придем на лагерь, будем ломать режим. Пустые разговоры ни о чем. Север предпочитал помалкивать, и пока не увидит, что здесь за постанова, ничего не предпринимать.
- Там, нарколог с санчасти пришел, собирает всех у кого 14-я статья, - сообщил, Граф. - Все уже там, пошли, тебя ждем.
Они вышли в локалку. Локалка* была приличных размеров. Имелся турник, брусья. Пять больших деревьев, оживляли пространство, закованное в бетонные стены. Две березы, два клена и сосна. Вдоль стен, аккуратные, ухоженные клумбы.
Лепила* ждал за столиком, рядом на лавочке сидели трое новоприбывших.
- Ну вот, все в сборе. Меня зовут, Николай Иванович. Завтра будьте готовы, заберу вас на санчасть, пройдете курс реабилитации. Чтобы снять 14-ю статью, вам надо пройти шестимесячный курс лечения. Месяц в санчасти идет за два, потом раз в месяц будете приходить ко мне на прием. И уже через полгода, я буду ходатайствовать перед судом, о снятии с вас 14-й статьи. Пока не снимите, об "удо" даже не помышляйте. Всем, все ясно?
- Чего уж тут не ясного, - за всех ответил Граф.
- Хорошо, смотрите, чтобы я вас не искал завтра.
- Куда, мы с подводной лодки? - Хохотнул, Север.
- Как сказать, как сказать, - загадочно произнес, лепила и отошел.
Антон, оглядел людей, с которыми ему предстояло завтра идти на санчасть. Граф и его приятель Давид, Ростик и еще один здоровяк. Его, Север не знал, но приметил давно. Тот все больше молчал, а молчуны Антону всегда импонировали.
- Тебя, как зовут? - Обратился он к нему.
- Паша, - он, как-то по детски улыбнулся.
- Что-то, ты Паша, не похож на наркомана. Скорее уж на спортсмена, спортом занимался?
- Камэск по боксу, - кратко ответил, Паша.
- Вот это, да! Ладно, времени поговорить у нас еще достаточно, месяц на крестах зависать. Так что обо всем наговоримся, давайте, до завтра! - Он пошел на барак.
Не успел дойти до шконки, как его тормознул, шнырь. - Ты, Шиманский? - Утвердительно спросил он.
- А что такое?
- Тебя в шурше, Имиль ждет, - он, отошел.
Что ему понадобилось? Север, от визита в шуршу, не ожидал ничего хорошего, но выбора не было, надо идти. Стукнув два раза, он приоткрыл дверь и зашел, плотно прикрыв ее за собой. Имиль сидел на низеньком стульчике, перед ним стояла торба. Север сразу же узнал ее. Почти все вещи были выложены наружу. Шуршевик, без зазрения совести, копался в его вещах, и было явно, что это для него в порядке вещей. Увидев Антона, он взял в руки черный джинсовый костюм.
- Я, на той неделе комиссию прошел, - сообщил он, Антону. - У тебя, прикид неплохой имеется, давай договоримся: Ты, мне костюмчик, а я тебя отмазываю пока ты здесь, от работ. Завтра по утру, весь этап, что сегодня прибыл, выйдет подметать плац. Могу уладить.
- Положи на место. И торба, чтобы была аккуратно собрана, так как была. Ты понял?
- Да я... Я, тебя суку сгною!
У Севера в ушах зашумело, глаза начал застилать красный туман. - Эта мразь, помела назвать его, сукой!
Ни секунды не раздумывая, он ногой нанес сильнейший удар сидящему на стульчике шуршевику. Удар пришелся прямо в физиономию. Следом последовал второй, в корпус. Выбивший из Имиля весь воздух. Пнув его еще раза два, Север не торопясь, стал складывать вещи обратно в сумку. Скорчившись на полу, Имиль жалобно скулил. Взяв торбу в руку, Север вышел с шурши, направился в сторону спальни. Навстречу попался завхоз. - С торбами нельзя, только после ужина, - сообщил он, Антону. - Что это Имиль себе позволяет! Бл..., совсем от рук отбились! - Он, двинулся к шурше.
Не успел Север, расположиться на шконке, как на него налетел ураган. В голове, что-то хрустнуло, потом в глазах потемнело? и он отключился. Как долго он был без сознания, Север сообразить не мог, но за время его отключки, на бараке появился начальник карантина и зам хозяина по режиму. Север сидел на полу, привалившись к кровати. Голова гудела, челюсть сломана, мысли метались, он все не мог сосредоточиться. - Наверное, еще и сотрясение, - подумалось ему.
Режимник, задумчиво смотрел на Антона, - Очухался? Рассказывай, за что кладовщика избил?
- Это, личное, - язык еле ворочался во рту.
- Так, не успел заехать, и уже личные разборки. Нехорошо. В яму его! Завтра будем разбираться, да врача к нему пошлите, что-то он невнятно говорит. Виталик, по ходу ему челюсть сломал, кстати, уже третья будет, а?
- Не рассчитал, - завхоз, всем своим видом выражал недовольство.
- Рассчитывать надо! С тобой, тоже потом поговорим, жду завтра у себя. - Он вышел.
Начальник карантина, в звании майора, обратился к Северу, - Бери постель, мыло, зубную щетку, и за мной.
Идти было недалеко. ШИзо находилось сразу же за карантином. Там их поджидал ДПНК, зашли внутрь.
- Пустые камеры есть? - спросил дежурный у старшины.
- Третья.
- Открывай.
Север зашел, дверь захлопнулась. Не успел, как следует оглядеться, вновь загрохотал замок. Пришел дежурный врач. Оглядев челюсть Антона, вынес вердикт, - Так и есть, сломана, надо на санчасть.
Пошел договариваться с ДПНК. Север прождал около часа. Позже он понял, что решили не раздувать этот инцидент. И дело было не в том, что ему сломали челюсть, а в том, что Имиль, которого Север отоварил, только что прошел комиссию на "удо". Начальник карантина хотел, во что бы то не стало, замять происшедшее. Знали об этом всего несколько человек, а между собой, они быстро обо всем договорились.
Таким образом, Север оказался в санчасти даже раньше, чем рассчитывал. Житуха там, после тюрьмы казалась райской. Диета; мясо, молоко, овощи, витамины и никаких таблеток. Целыми днями включенный телевизор, свободное хождение по всей санчасти, нарды в каждой хате. Оказалось, что братва на лагере все же есть. Собирался общак, во всяком случае, карантин и санчасть грелись регулярно. На следующий день, к ним в хату зашел парнишка с лагеря. Сказал, что он в ответе за санчасть, поинтересовался в чем у них нужда. С искренним восхищением пожал руку Северу, - Только и базаров, что о тебе. Молодчага! Имиль, давно уже всех против себя настроил. Он, уже год с карантина не выходит, и ест и моется там. Здесь, в жилзоне, его давно приговорили, жаль, если так и уйдет безнаказанным. Читатель, забегая вперед скажу, что через две недели выйдя по "удо", этот негодяй получил свое. Его зарезали в ста метрах от зоны. Вот с Виталей Холодом было посложней, он также не выходил никуда с карантина. Да и один на один, вряд ли, кто в лагере смог противостоять ему. Он подбил вокруг себя небольшую бригаду отморозков, и все приходящие на лагерь арестанты проходили через этот своеобразный пресс. Для начала проходила психологическая обработка. Выявлялись более сильные духом, с ними разбирались отдельно. Но в основном не заморачивались. Сразу ставили перед фактом, что церемонится, здесь никто не собирается, если надо, будет применена сила. Новоприбывшим, на следующий день вручались метлы и выводили на плац, как раз в то время, когда шел развод на работу. Весь лагерь мог наблюдать метущий плац, карантин. По сути, в нормальной, черной зоне, этой работой должны заниматься шныри или первый отряд, который весь считался козлячим. Выгоняли также на работу в запретку, где работать считалось вообще западло. Опять же, в черной зоне, в запретке работали только обиженные. После такой обработки, человек морально ломался. В любой момент, его могли ткнуть носом в его прошлое. Если брать в расчет, что на каждом бараке в среднем было по сто человек, то на каждых сто приходилось примерно двое, трое, кто смог противостоять. И это противостояние дорого обходилось. Ломали ребра, головы, гноили в ШИзо. Правда, иногда находились такие, что просто могли рассказать как надо, и их не напрягали. Таких, было очень мало. Север, не принадлежал к их числу. У него вообще все получилось спонтанно. В результате сложилось все к лучшему. За то время, что провел в санчасти, они как-то незаметно сблизились с Пашей. В хате их было четверо: Паша, Север, Граф и Давид. Львовский Ростик жил по соседству. Они с Пашей целыми днями шпилили в нарды, вели разговоры. Паша был родом с Нововолынска, можно сказать земляк. С детства занимался спортом, сначала плаваньем, в шестнадцать заболел боксом. Победы на ринге следовали одна за другой. Через полтора года, он уже выезжал в Польшу, затем в Чехию. К девятнадцати годам стал кандидатом в мастера спорта. Но денег бокс не приносил. И тут появились подпольные бои без правил. Пару лет держался на плаву. Выезжал биться в основном в ту же Польшу. Наконец в Германии, вскоре после слома Берлинской стены, в небольшом городке Золинген, что недалеко от Дюссельдорфа, Паше сломали ногу. После продолжительного лечения нога восстановилась, но выступать он уже не мог. Там же на западе, первый раз попробовал героин. Вернувшись на родину, присел на ширку, и не останавливался до самой посадки. Закрыли его, как и большинство отбывающих срок на тридцать первой, по 229ст., то есть за незаконное хранение, употребление, перевозка без цели сбыта. Человека, за то, что он гробит свое здоровье, никому не причиняя вреда, сам нуждается в помощи, сочувствии и понимании, сажают в тюрьму вместе с преступниками. Убийцами и грабителями, насильниками и садистами, разбойниками, бандитами и аферистами. О каком перевоспитании может идти речь? Таких, как Паша, на Украине сотни тысяч человек. В то же время барыги, обычно остаются на свободе. Если и закрывают кого-то за сбыт, то это обычно такой же наркоман, который продажей нескольких доз, хотел просто заработать немного денег, чтобы что-то купить жизненно необходимое.