— Да. Полагаю, что Анита Роджелл это переживет,— сухо ответил Шейн, вспоминая о недавних бурных объятиях.— Я так понял, что это вы подписали свидетельство о смерти,— добавил он.
— Конечно, я. Я наблюдал его в течение нескольких месяцев перед этим, и мне позвонили сразу же после его смерти.
— Есть ли какая-нибудь вероятность того, что его отравили?
— Вы слушали Герниетту,— с горечью сказал Ивенс.— Разносит свою злобу, лишь бы были желающие послушать. Мистер Шейн, если вы опытный детектив, вы должны знать, что ни один медик, будучи в здравом уме, не может исключить возможность какого-либо отравления при любой смерти, какой бы нормальной она ни казалась на первый взгляд. Если мы будем учитывать этот факт, то, пожалуй, придется проводить вскрытие каждого трупа независимо от обстоятельств смерти.
— Возможно, и придется,— спокойно согласился Шейн.
— Ну… да,— доктор сбросил скорость: они подъехали к мосту через Майами Ривер.— Я могу только сказать, что нет ни малейшего основания хоть сколько-нибудь сомневаться в том, что смерть Джона Роджелла была нормальным и естественным следствием его сердечного заболевания. Это заключение я дал в присутствии полиции и я на нем настаиваю.
— Вот здесь, доктор,— поспешил сказать Шейн, когда они оказались рядом с его меблированными комнатами.— Спасибо за то, что подвезли… и за информацию.
Он ступил на тротуар, помахал ручищей, подождал, пока доктор отъедет, и устало побрел к боковому входу. Поднявшись на один пролет лестницы, он вошел в угловую квартиру и стал дожидаться появления Тимоти Рурка или его телефонного звонка.
Глава VII
Прошло уже два часа, и три раза Шейн прикладывался к стакану, когда дверь отворилась, и ввалился Тимоти Рурк в плаще, туго затянутом вокруг тощей талии. Глаза его зловеще блеснули при виде мирной картины, которую являл собой Шейн, привольно раскинувшийся в глубоком кресле. Дымок сигареты уплывал ввысь, выпивка стояла под рукой.
— Ей-богу, Майкл! Ты единственный, кто способен извлечь жемчужное зерно из навозной кучи.
Шейн дружелюбно хмыкнул и спросил:
— Трудно было выбираться?
— Погляди на эти чертовы руки,— Рурк выставил на обозрение свои ладони. На них вздулись волдыри, причем некоторые лопнули, и обнажилось кровоточащее мясо.
— Плавал кругами по этому дерьмовому заливу два часа,— проскрипел Рурк. Он извлек бутылку чистого бурбона из стенного шкафчика с напитками, в котором ориентировался с непринужденностью давнего знакомого. Вытащив пробку, он взял стакан, где два полурастаявших кубика льда плавали в остатках воды, которой Шейн запивал спиртное, наполнил стакан на четыре пальца, слегка взболтнул и выпил залпом. С чувством причмокнув, Рурк опустил свое мосластое тело в кресло напротив Майкла и прокряхтел:
— Ей-богу, Майкл, после всего, что я для тебя сварганил, собачка просто обязана иметь яд в брюхе.
— Она его имеет,— заверил Шейн.— Ты ее раздобыл, а?
— Естественно, я ее раздобыл,— тон у Рурка был воинственный.— Пока ты там наслаждался домашним уютом со вдовой. Когда ружье пальнуло, я выглянул из кустов. Дай, думаю, посмотрю, как тебе вдребезги разнесли голову. Должен же я описать Люси все кошмарные подробности. И что же я вижу? Ты стоишь себе под фонарем с бесчувственной ношей в руках, а эта красотка пялится на тебя, как будто до того никогда в жизни не видела мужчины.
— Это был отвлекающий маневр,— бодро пояснил Шейн,— чтобы дать тебе возможность пошуровать лопатой.
Он полез за карманным телефонным справочником и принялся его листать.
— Ну и как она, Майкл? После того, как ты завел ее в дом и сгрузил шофера?
— Да слишком много там народу вокруг, чтобы выяснить. Как-нибудь в другой раз, может, я и дам тебе исчерпывающий отчет. А где собака?
— Внизу, в машине,— Рурк вздохнул и поморщился, распрямив затекшие ноги. Он отправился в кухню за чистым стаканом и льдом, пока Шейн искал номер самого известного в Майами токсиколога и просил телефонистку соединить его.
Когда Рурк не торопясь вернулся в комнату и вылил остатки виски в стакан, Шейн говорил в трубку:
— Это Бэд Толливер? Майкл Шейн, Бэд. Ты можешь сделать срочную работу для меня сегодня вечером?
Он послушал секунду и сказал:
— Я не думаю, что это займет много времени. Ты мог бы управиться вручную прямо у себя в твоей подвальной лаборатории. Анализ содержимого желудка мертвой собаки на яд.
Шейн поднял брови и слегка усмехнулся, держа трубку в нескольких дюймах от уха, поскольку оттуда изливался поток протестов. Потом прервал их убедительным голосом:
— Я тебя нисколько не порицаю, Бэд, но дело куда важнее, чем просто дохлая собачонка. Если я прав, то мы должны получить у полицейского судьи ордер на труп, который должны завтра кремировать. Вот почему надо все делать так быстро.
Он еще секунду послушал и кивнул:
— Я доставлю ее прямо к тебе. Он положил трубку и сказал Рурку:
— Толливер считает, что его профессиональное достоинство пострадает, если он станет работать с собакой. Едем вместе, Тим?
Рурк снова уселся в кресло, держа обеими руками высокий стакан. Он помотал головой, достал из кармана кожаный кошелек для ключей и кинул его на стол.
— Возьми мою машину. Она припаркована перед домом. Собака в багажнике. Доставь Дэффи к Бэду и возвращайся, ладно? Я попробую кое-что вспомнить о Генриетте Роджелл. Если это удастся, то я думаю, что мы сможем выдержать поездку в архив редакции «Ньюс». А если нет, то по крайней мере я догоню тебя.
И он многозначительно поднял стакан.
Шейн взял ключ и посоветовал:
— Попробуй все-таки вспомнить, Тим.
Он спустился в лифте, пересек пустой вестибюль и вышел к потрепанному «форду» Рурка.
Бэд Толливер был холостяк, живший в пятикомнатном оштукатуренном доме в северо-восточной части города. Когда Шейн остановился перед домом, свет на крыльце был включен. Рыжеголовый детектив вышел из машины, открыл багажник. Маленькое тельце пекинеса с окостеневшими лапами лежало на дне багажника; когда-то лоснившаяся шерстка потускнела от грязи, пасть была полуоткрыта и как бы с насмешкой скалилась.
Шейн вынул легкое тельце за передние и задние лапы и понес, держа его перед собой. Парадная дверь отворилась, как только он ступил на крыльцо, и Толливер провел его внутрь.
Токсиколог был одного роста с Шейном и несколькими годами моложе. У него была совершенно лысая голова, умное костистое лицо задумчиво морщилось, пока он шагал рядом и посматривал на ношу детектива.
— Сколько времени она пробыла в земле?
— Что-то около суток.
Шейн подождал в опрятной гостиной, пока хозяин запер парадную дверь и пригласил пройти в глубину дома. Там Толливер открыл дверь рядом с кухней и включил свет на лестнице, ведущей в подвальную лабораторию.
Когда они спустились, Шейн положил останки Дэффи на сверкающий белой эмалью стол и отошел.
— Ты знаешь, у меня нет достаточного оборудования здесь, дома, Майкл,— только для каких-нибудь простых исследований. Что я должен искать?
— Предположительно она скончалась вчера вечером после десятиминутных конвульсий, съев кусочек цыпленка в молочном соусе. Цыпленка ей дала одна старая леди, подозревавшая, что в кушанье содержится яд. С другой стороны, говорят, что это была болезненная собачка, часто страдала расстройством желудка.
— Конвульсии в течение десяти минут — похоже на солидную дозу стрихнина,— рассеянно промолвил Толливер, снимая крахмальное хирургическое одеяние с крючка на стене и просовывая руки в рукава.— Если так, найти яд будет легко.
— Нужно доказать, что ее смерть определенно была вызвана ядом, содержавшимся в цыпленке. Тогда мы сможем настаивать и на вскрытии тела человека, Бэд.
— Понятно,— бодро отозвался токсиколог, повернулся к стеллажу со сверкающими хирургическими инструментами и стал отбирать те, что были необходимы для операции.
— Будешь торчать здесь и караулить?
— Да нет,— поспешил ответить Шейн.— Не сегодня. У нас с Рурком еще одно дело. Позвони мне домой, ладно? Сколько это займет времени?
— Полчаса или около того.
— Отлично,— бросил Шейн и быстро поднялся по лестнице, а Толливер между тем склонился над мертвой собакой с профессиональным рвением и интересом.
Десятью минутами позже Шейн вошел в свою квартиру. При его появлении Тимоти Рурк проворно вскочил. Он допил остатки виски и торжествующе выпалил:
— Получилось, Майкл! Едем в «Ньюс» и проверим.
Шейн подождал его у двери, захлопнул ее и спросил, когда они подходили к лифту:
— Получилось что?
— В моей так называемой памяти засела одна штука с той самой минуты, как ты налетел на меня сегодня с этим делом Роджелла. Она проливает интересный свет на Генриетту. Понимаешь, Майкл, около пяти лет назад все газеты расписывали ее тяжбу с братом. Она требовала подсчета стоимости его имущества и претендовала на половину.
— Подробности выветрились у меня из головы,— продолжал Рурк уже в вестибюле.— Я забыл, чем там все кончилось. Но он сделал свое состояние не на Западе,— я думаю, в горном деле. И я полагаю, что она тоже работала на рудниках, на этом и основаны ее требования. И тогда половина миллионов Роджелла действительно принадлежит ей, а она хотела иметь свои деньги законным путем, на свое имя, вместо того, чтобы жить с ним в большом доме и получать от него подачки.
Они были уже возле машины, и Шейн спросил, сядет ли Рурк за руль. Но репортер помотал головой и открыл правую дверцу:
— Не с этими волдырями. Пока не заживут, не сяду.
В громадном помещении архива редакции «Дейли Ньюс» Рурк уверенно шел по длинному проходу, образованному громадными шкафами, на ходу дергая за шнурки выключателей и зажигая верхний свет. Наконец он замедлил шаги, остановился перед одним шкафом и вытащил ящик с табличкой «Ре — Ро».
Он вытаскивал толстенные картонные папки, раскладывая их на столе под ярким светом и рылся в них.
— Вот последний материал о Роджелле. Его некролог и тому подобное.
Рурк медленно перебирал газетные вырезки и с интересом задержался на свадебной фотографии.
— А вот и свадьба старины Роджелла как раз несколько месяцев назад. С апреля по декабрь это бракосочетание давало возможность журналисткам затоплять страницы светской хроники душещипательными подробностями…
Шейн тоже изучал фотографию. Она была сделана на ступенях местной церкви, когда новобрачные выходили после венчания. Это была первая фотография, на которой Шейн увидел Роджелла. Джон Роджелл был высок и худ, с таким же словно выдубленным лицом, как и у сестры, в цилиндре и визитке. На фотографии он выглядел крепким и сильным шестидесятилетним человеком, а совсем не дряхлым стариком, чье сердце может не выдержать напора домогательств требовательной юной новобрачной.
Конечно, разница в возрасте супругов бросалась в глаза. В своем белом подвенечном платье, с букетом в руках Анита сияла красотой — воплощение непорочной юной невесты в счастливейший день ее жизни.
— «Мистер и миссис Джон Роджелл, выходящие после кульминационного момента свадебной церемонии»,— без выражения прочел Рурк подпись под фотографией.— Проклятье, если у старикана было целых три месяца с этой женщиной, то я думаю, что он умер счастливым.
Рурк медленно листал вырезки в обратном порядке.
— Как только новость о помолвке прорвалась в газеты, это сразу стало сенсацией. Настоящая сказка о Золушке. И такое, мол, может случиться в Майами. Анита Дейл, девушка из забытого богом городка на севере штата, из бедной семьи, скромно приезжает искать счастья в Волшебный Город солнца, греха и секса со свидетельством об окончании средней школы и шестимесячных курсов секретарей в качестве единственного имущества. Подшивала бумажки за сорок долларов в неделю в маклерской конторе Пибоди… и вдруг сорвала банк,— Рурк постучал по шкафу костлявыми пальцами и неприятно усмехнулся.— Через полгода она восседает во дворце, унаследовав уйму миллионов. Как тебе это «из грязи в князи»? Подойдет для брошюрки «Как добиться успеха»?
— Ты сказал: «маклерская контора Пибоди»?
— Да. Гарольд Пибоди. Она работала там, когда встретила Роджелла. Пибоди — один из многообещающих молодых консультантов по финансовым вопросам в Майами. Роджелл, вероятно, самый крупный его клиент, хотя и другие пользовались его услугами. Они стали стекаться к нему с тех пор, как он сделал себе рекламу на одной из своих секретарш, подцепившей миллионы. Было условлено, что он будет душеприказчиком Роджелла. Но недавно произошла одна история,— добавил Рурк, убирая разрозненные вырезки.— Тут как раз есть материал об этом. Роджелл покупает пароходную линию, вкладывает миллион в недвижимое имущество в Атланте. Вот что я ищу.
Он задержался на длинных, многостраничных публикациях с заголовками «Старая дева возбуждает дело против брата — мультимиллионера».
— Это день, когда начался судебный процесс,— пробормотал Рурк.— Я сам давал в газету репортаж о первом дне. Посмотрим… Если я пролистаю еще несколько вырезок, мы должны найти вердикт суда.
Он быстро проглядывал газеты, опытным глазом выхватывая несколько ключевых слов или заголовок каждой публикации. Через несколько секунд он остановился:
— Вот он. «Суд решает тяжбу о миллионе долларов в пользу ответчика».
— Она потеряла свою долю,— сказал Рурк Шейну. Присяжные почувствовали, что Генриетту здорово надували, когда она жила в большом доме вместе с братом как формальная хозяйка, расплачиваясь со всем городом и получая ежемесячное содержание, возможно, намного большее, чем она способна была истратить. Все это выявилось из показаний свидетелей во время судебного разбирательства,— пояснил он.— Она никогда не жаловалась на скупость брата или на то, что ей чего-то не хватает. Ее позиция была проста: половина денег должна по закону принадлежать ей, и она хочет ими распоряжаться. Может быть, она сама хотела купить какие-нибудь пароходные линии.
Шейн попросил:
— Пролистай назад две-три вырезки, Тим. Те, что касаются процесса. Там есть один материал, он заинтересовал меня, когда ты искал вердикт.
— Который? — Рурк поворачивал к свету одну страницу за другой.
— Вот он,— остановил его Шейн. Это была двухколонная заметка в середине газеты, озаглавленная «Экономка дает показания», а внизу две фотографии, помещенные рядом. На одной, слева, чем-то запачканной, довольно приятная и немного пухленькая женщина стояла перед подъездом видавшего виды каркасного дома. Над головой женщины кричащая вывеска возвещала: «Пансион Блейров». Подпись гласила: «Бетти Блейр перед своим пансионом в Сентрал Сити, штат Колорадо». На другой фотографии была изображена та же самая женщина почти тридцать лет спустя, еще миловидная, без морщин, но примерно на двадцать футов потяжелее. Подпись: «Миссис Блейр сегодня появилась в суде».
Рурк кивнул и сказал:
— Я был в тот день в суде. Адвокат Генриетты вызвал экономку Роджелл как свидетельницу со стороны истицы, но она практически уже являлась свидетелем противной стороны и не очень-то помогла в этом случае. Похоже, что она была хозяйкой пансиона в шахтерском городке, когда Роджелл начинал свою карьеру. Экономка довольно неохотно показала, что люди в городе до сих пор рассказывают о том, как Генриетта в давние времена, когда они только начинали, бралась за кайло наравне с братом. Кажется, позже они оба столовались в пансионе Блейров, а когда мистер Блейр умер, Джон Роджелл съездил в Колорадо, привез ее сюда и взял к себе в качестве экономки. Адвокат ответчика несколько раз пытался намекнуть, что она могла быть чем-то большим, чем только экономкой, но судья отвел намеки, указав, что адвокат инкриминирует это своей же собственной свидетельнице. В конце концов показания Блейр помогли Роджеллу, потому что она подчеркивала, что никогда ни в чем не отказывала Генриетте, никогда не спрашивала, сколько денег она истратила и на что именно. Среди присяжных были три женщины,— закончил Рурк, хмыкнув,— они спали и видели, как бы им оказаться на месте Генриетты.