— Послушай, детка, не худо бы нам с тобой хоть немного отдохнуть от этих забот обо всех страдальцах на свете!
Он почувствовал, как Дженни вдруг выпрямилась и отстранилась от него, и тогда он постарался скорее исправить свою ошибку.
— Ведь мне хочется, чтобы ты поправилась, — начал он заискивать. — Ты готова заботиться обо всех на свете, только не о себе!
Но девушку испугали не только его слова, что-то чуждое почудилось ей в его тоне.
— Ах, Питер! — вырвалось у неё. — Разве можно говорить обо мне или о ком-нибудь другом, когда миллионы солдат идут на бойню, а миллионы женщин и детей умирают с голоду!
Снова началась борьба, Питеру пришлось взвалить на свои плечи её бремя и быть героем, мучеником и «красным». В тот же день, по капризу судьбы, к ним забрели трое агитаторов из безработных. До чего надоели Питеру эти бродячие агитаторы — нестерпимые болтуны. У Питера так и чесался язык отрезать: «Бросьте трепаться! Ваши «убеждения» просто уловка, чтобы работать языком, а не киркой и лопатой».
И он мысленно спорил с ними. Он слышал, как один из них спрашивает его:
— А много ли ты сам поработал киркой и лопатой? Он слышал голос другого товарища: «Кажется, ты всегда умел найти себе лёгкую работёнку». Справедливость этого довода ничуть не уменьшала раздражения Питера, и его не радовала встреча с товарищем Смитом, братцем Джонсом и соратником Брауном, только что выпущенными из тюрьмы; каково ему было выслушивать истории этих неудачников и смотреть, как они берут со стола лучшие куски, на которые зарился Питер, и — горше всего — делать вид, что им удалось заговорить ему зубы!
Пришло время, когда Питеру стало уже невмоготу. Сидя целые дни взаперти, он сделался раздражительным, как цепной пес. Если ему не вырваться на волю, уж конечно он выдаст себя. Он начал уверять, что ему вредно сидеть взаперти, что доктора ему велели побольше находиться на свежем воздухе. И он начал выходить и почувствовал значительное облегчение. Он стал понемногу тратить деньги — забьется в тихий уголок в ресторанчике и закажет бифштекс, и ест в свое удовольствие, не чувствуя на себе укоряющего взгляда какого-нибудь «товарища». Питеру приходилось сидеть в тюрьме, жить в приюте и в доме сапожника Смизерса, но нигде он не питался так скудно, как в доме сестер Тодд, которые почти весь свой заработок отдавали на защиту Губера и на издание «Клэрион», социалистической газеты Американского города.
§ 24
Питер отправился к адвокату Эндрюсу и попросил у него работы; он сказал, что ему хочется приносить пользу делу Губера, и ему дали работу в Комитете защиты, где целый день только и разговору было, что о деле Губера, и можно было получить ценные сведения. Он старался никому не перечить и скоро приобрел друзей; вскоре он близко сошелся с одним из главных свидетелей защиты и узнал, что тот когда-то был замешан в бракоразводном процессе. Питер узнал фамилию женщины, а Гаффи решил как-нибудь заманить её в Американский город. Дело было тонкое — женщина не должна была подозревать, что её хотят использовать для каких-то целей. Она приедет отдохнуть и развлечься, и снова вспыхнет старая любовь; Гаффи же тем временем подстроит западню, их накроют— и лучший свидетель защиты Губера потеряет репутацию!
— Их всегда на чем-нибудь можно поймать, — заявил Мак-Гивни, весело расплачиваясь с Питером Гаджем за информацию, — на этот раз — пятьсот долларов.
Питер был на седьмом небе, но как раз в это время его постигла ужасная неприятность. Дженни всё чаще поговаривала о замужестве и недавно сообщила ему, почему необходимо поторопиться со свадьбой. Она сказала ему об этом, опустив глаза, дрожа и краснея; Питер был так ошеломлен, что уже больше не мог притворяться. До сих пор, при всех любовных кризисах, он обнимал и успокаивал Дженни, но тут он на минуту обнаружил перед ней свои подлинные чувства.
Дженни тотчас же впала в истерику. Что всё это значит? Разве он не намерен на ней жениться, как обещал? Ведь должен же он понять, что откладывать больше нельзя! А Питер, который раньше не знал, что такое истерика, совершенно потерял голову и бросился вон из дома, хлопнув дверью.
Чем больше он размышлял о создавшемся положении, тем яснее ему становилось, что он нажил себе дьявольскую неприятность. Как служащий Транспортного треста, он привык считать себя в безопасности, зная, что ему не страшны законы и он всегда сможет увильнуть от наказания; но он чувствовал, что из этой беды даже сильные мира сего не смогут его вызволить. Разве могут они устроить так, чтобы он женился на девушке, а потом, когда кончится процесс, отделался от неё?
Питер был так взволнован, что тут же позвонил в контору Гаффи и вызвал Мак-Гивни. Это было опасно, потому что обвинители подслушивали телефонные разговоры, и можно было предполагать, что так же поступает и защита. Но Питер пошёл на риск. Он просил Мак-Гивни встретиться с ним на старом месте; там они обсудили это дело, и самые худшие опасения Питера оправдались. Когда он рассказал обо всём, Мак-Гивни засмеялся ему в лицо. Ему показалось это прямо уморительным, и он хохотал до тех пор, пока не увидел, что Питер окончательно разъярился.
— Чего вы смеетесь? — огрызнулся Питер. — Если я засыплюсь, откуда вы будете получать сведения?
— Черт возьми! — отвечал Мак-Гивни. — А на кой черт ты завёл себе такую девочку?
— Я взял ту, какая мне подвернулась, — отвечал Питер. — Да ведь все они на один лад — попадут в беду, а потом с ними никак не распутаешься.
— Ну, положим, очень даже можно распутаться, — возразил Мак-Гивни. — Почему же ты раньше не говорил мне об этом? Но раз уж тебя связали по рукам и ногам и ты должен жениться, это твоё личное дело; я-то тут при чём?
Они долго обсуждали этот вопрос. Человек с крысиным лицом уверял, что Питеру никак нельзя жениться на Дженни, а потом объявить брак недействительным. Уж тогда он наживёт себе настоящую неприятность и потеряет всякую цену и погубит свою карьеру шпиона. Ему надо дать девушке денег и отправить её куда-нибудь, где ей сделают всё, что нужно. Мак-Гивни обещал найти доктора, который возьмется за это.
— Да, но как я перед ней оправдаюсь? — воскликнул Питер. — Как ей сказать, почему я не женюсь на ней?
— Уж придумай что-нибудь, — посоветовал Мак-Гивни. — Почему не сказать ей, что ты уже женат? — И, заметив, какой у Питера обескураженный вид, прибавил: — Ну, конечно, всё это можно уладить. Я тебе раздобуду жену, если понадобится. Но думаю, ты и так обойдёшься, — просто сочини своей девочке какую-нибудь жалостную историю. У тебя есть жена, ты надеялся развестись с ней, но это тебе не удалось; твоя жена пронюхала, где ты скрываешься, и вздумала тебя шантажировать. Наври ей что-нибудь; объясни, что эта история может повредить защите Губера. Если она уж так искренне предана делу, она не станет тебя позорить, может быть она даже ничего не скажет сестре.
Питеру очень не улыбалось такое объяснение. Он представил себе Дженни ничком на диване, в истерике, как она лежала, когда он ушёл от неё, и с ужасом думал, какая предстоит душераздирающая сцена. Но выхода не было, приходилось пойти на это. К тому же ему следует поторопиться, потому что через несколько часов вернётся с работы Сэди, и тогда будет уже поздно.
§ 25
Питер поспешил вернуться в домик сестёр Тодд; на постели, всё ещё всхлипывая, лежала бледная маленькая Дженни. Казалось бы, она уже давно должна была излить весь запас своих слёз; но не тут-то было, ведь женщины могут лить слезы до бесконечности. Как только Питер заикнулся о том, что он женат, маленькая Дженни с пронзительным криком вскочила с кровати и остановилась перед ним с выражением ужаса на лице. Питер пытался объяснить ей, что он ни в чем не виноват, что он надеялся со дня на день расторгнуть брак и всё уладить. Но Дженни схватилась за голову и кричала:
— Ты обманул меня! Ты изменил, мне!
«Ну совсем как в кинокартине», — нашёптывал на ухо Питеру какой-то зловредный чертёнок.
Питер пытался взять её за руку и спокойно ей все объяснить, но она вырвалась и, отбежав от него, остановилась у противоположной стены; глаза у нее были расширены от ужаса, точно — он загнал её в угол, как дикого зверька, и собирался убить. Она подняла такой шум, что он боялся, как бы не услыхали соседи; тогда он заявил ей, что если об этом станет известно, то она подорвёт его репутацию, как свидетеля, и сделается орудием гибели Джима Губера.
Тут Дженни притихла, и Питеру удалось объясниться с нею. Он говорил об интригах, какие ведутся против него; противная сторона подослала к нему какого-то субъекта; ему предлагали за десять тысяч долларов продать своих соратников по делу защиты Губера, и когда он отказался, они пошли на шантаж, используя для этого его жену. Им удалось пронюхать, что он замешан в какую-то любовную историю, и таким путем они собирались его погубить.
Дженни все ещё не позволяла Питеру дотронуться до неё, но послушно села, и они стали обсуждать, что делать дальше.
— Пусть будет что будет, — заявила она, — только бы нам не повредить делу Губера. Питер поступил возмутительно, скрыв от неё правду, но она готова понести наказание, и ни за что его не скомпрометирует.
Питер начал её успокаивать; может быть, всё это не так уж серьезно, как она воображает. Он уже всё обдумал: ведь он знает, где живет его старый хозяин Перикл Прайем; он теперь разбогател и охотно одолжит Питеру двести долларов; Дженни сможет, куда-нибудь поехать, где ей помогут избавиться от этой беды.
Но малютка Дженни прервала его. Она во многих отношениях походила на ребенка, но иногда становилась взрослой женщиной. У неё были странные, прочно установившиеся взгляды, и оспаривать их было все равно, что пробивать лбом каменную стену. Она и слышать об этом не хотела: ведь это было бы убийством!
— Ерунда! — сказал Питер, повторяя слова Мак-Гивни. — Ничего особенного, всё так делают.
Но Дженни не слушала его. Она сидела, глядя куда-то в пространство широко раскрытыми, полными ужаса глазами и машинально теребила своё платье. Питер следил глазами за её пальцами, и они начали его раздражать. В этом беспокойном движении было что-то ненормальное, оно выдавало тяжёлые переживания, которые маленькая Дженни старалась скрыть.
— Не надо принимать это так близко к сердцу, — уговаривал её Питер. — Это, конечно, несчастный случай, но он уже произошёл, и теперь надо искать выхода из положения. Как только я развяжусь, я непременно женюсь на тебе.
— Перестань, Питер, — прошептала девушка сдавленным голосом. — Я не хочу с тобой больше разговаривать, если тебе больше нечего мне сказать. Теперь я всё равно не пошла бы за тебя замуж, раз ты мог меня обмануть. Ведь ты обманывал меня день за днём много месяцев подряд!
Питеру показалось, что она опять впадет в истерику, и он струсил. Он принялся уговаривать ее, но она внезапно вскочила.
— Уходи! — крикнула она. — Уходи ради бога и оставь меня в покое. Я подумаю и сама решу, что делать. Во всяком случае, я не стану тебя позорить. Оставь меня в покое! Уходи!
§ 26
Она выгнала его из дома, и Питер ушёл с тяжёлым сердцем, охваченный опасениями. Он бродил по улицам, не зная, что с собой делать; припоминал свои ошибки, и его терзала мысль: могло бы сложиться совсем иначе, если бы у меня хватило благоразумия сделать то-то или не сделать того-то! Наступило обеденное время, и Питер плотно поел в ресторанчике, но даже это не успокоило его. Он думал о том, что, наверное, Сэди уже вернулась домой. Скажет ей Дженни или нет?
Вечером он отправился на массовый митинг, созванный Комитетом защиты Губера, но лучше бы он этого не делал! Бурная, охваченная неистовством толпа действовала ему на нервы. Питеру представлялось, как его разоблачают, привлекают к ответу: ведь этого можно было опасаться. А на митинге присутствовали тысячи рабочих — кузнецы с мозолистыми руками, плечистые портовые грузчики, ломовики с пудовыми кулаками, длинноволосые радикалы разных толков, множество женщин размахивали красными платочками и пронзительно кричали. Питеру они казались Медузами-Горгонами, у которых змеи вместо волос.
И все эти бешеные страсти разгорелись из-за Губера; Питер сознавал, что для всех этих людей он был предателем, отвратительной гадиной, ядовитой змеей.
Что, если они узнают, чем он занимается! Что, если кто-нибудь встанет и разоблачит его перед этой толпой! Тогда они схватят его и разорвут на клочки. И, может быть, как раз сейчас маленькая Дженни рассказывает обо всём Сэди; а Сэди скажет Эндрюсу, тот его заподозрит в измене и подошлет шпионов следить за Питером Гаджем! Быть может, уже за ним следят и разнюхали о его встречах с Мак-Гивни!
Ему представлялись картины одна ужаснее другой, но волей-неволей приходилось слушать бурные тирады Дональда Гордона, Джона Дюранда и вожака грузчиков — Соренсена. Приходилось выслушивать, как разоблачают проделки Гаффи, одну за другой; как обвиняли районного прокурора в подкупе свидетелей, а его агентов — в шантаже и подделке документов. Питер никак не мог понять: почему всё это проходит безнаказанно, почему этих ораторов не засадят всех разом за решетку? Но делать нечего, приходилось сидеть и слушать, даже аплодировать, делая вид, что он одобряет! И все другие секретные агенты Транспортного треста и районного прокурора должны были выслушивать всё это и притворяться, что одобряют оратора! В зале Питер встретил Мариам Янкович и сел рядом с ней.
— Смотри, — сказала она, — вон там парочка шпиков. Ну и морды же у них!
— Которые? — спросил Питер.
— Вон тот, — отвечала она, — с лицом, как у бандита, а рядом с ним другой, похожий на крысу.
Питер обернулся и увидел Мак-Гивни, и сыщик тоже его заметил, но виду не подал.
Митинг затянулся чуть не до полуночи. Было собрано несколько тысяч долларов в фонд защиты Губера и принято несколько суровых резолюций, которые решено было разослать в низовые организации всех профсоюзов страны. Питер покинул собрание, не дождавшись конца, потому что слишком уж донимали его страхи и опасения. Пробираясь сквозь толпу, он столкнулся в вестибюле с руководителем союза Индустриальных рабочих мира Пэтом Мак-Кормиком.
Питеру ещё не приходилось видеть в таком волнении этого сурового человека. Питер приписал его возбуждение митингу, но Мак-Кормик бросился к нему и взволнованно спросил:
— Вы слышали, что случилось?
— Нет, а что?
— Маленькая Дженни Тодд покончила с собой!
— О боже! — ахнул Питер, невольно отшатнувшись.
— Ада Рут только что сказала мне об этом. Сэди нашла записку, когда вернулась домой. Дженни вздумала утопиться.
— Да что вы! Почему? — в ужасе воскликнул Питер.
— Она очень страдала, здоровье у неё было вконец расшатано. Она просила не разыскивать её тело, не поднимать шумиху — её все равно не найдут.
Как ни был потрясен и ошеломлён Питер, у него невольно вырвался вздох облегчения: малютка Дженни сдержала свое обещание! Питер спасён!
§ 27
Да, Питер был спасён, но на волоске от гибели, и ему предстояло сыграть трудную роль. Надо было вернуться в дом сестёр Тодд, встретиться с обезумевшей от горя Сэди и рыдать вместе с ней и ужасаться вместе с остальными. Он навлёк бы на себя подозрение, если бы не реагировал именно так, и «товарищи» никогда бы этого ему не простили. К его ужасу, Сэди каким-то образом разгадала, что именно толкнуло Дженни на самоубийство. Она загнала Питера в угол и бросила ему в лицо, что он во всём виноват; бедняга Питер отпирался изо всех сил и клялся, что ни в чем не повинен.
И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он понизил как бы от смущения голос и рассказал, что один парень частенько заглядывал к Дженни.
— Дженни просила меня никому не говорить, — Питер немного помолчал, — Дженни призналась мне, что она сторонница свободной любви; она объясняла мне, что такое эта свободная любовь. Я сказал ей, что не верю в это. Вы же знаете, Сэди, что, если Дженни во что-нибудь уверовала, она начинала проводить в жизнь свои убеждения, и я решил не вмешиваться, всё равно толку не будет.