Драматург - Чехов Антон Павлович 3 стр.

— Вот она, второй дом для сливок общества.

Я выбрался наружу, и водитель такси спросил:

— Подождать?

— Нет, я могу задержаться.

— Все так говорят.

Он рванул прочь, сжигая резину. Вне сомнения, звук был горькой музыкой для угонщиков машин за толстыми стенами. Я некоторое время смотрел на тюрьму, закурил. Моя дневная норма табака пошла ко всем чертям. Глядя на тюрьму, я почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Сам вид узилища унижал. Не было никаких шансов, что вы примите Маунтджой за что-то другое, а не за место лишения и наказания. И попасть туда было сложно. Проверка за проверкой, на что ушла уйма времени. Моя бывшая карьера полицейского не дала мне никаких преимуществ. Наконец я встал в хвост длинной очереди, в основном состоящей из женщин и детей. Похоже, они знали друг друга и шутливо переговаривались. Признаком новой Ирландии служили две чернокожие женщины. Сидя в стороне, они, казалось, были лишены всяких эмоций — все скрывала усталость.

Затем часовой что-то крикнул, и очередь зашевелилась, двинулась вперед. Меня обыскали с головы до ног и проверили содержимое моей пластиковой сумки. Книгу развернули, пролистали, даже корешок проверили. Затем меня пропустили.

Я решил, что это на меня так фильмы подействовали. Я ожидал, что мы будем сидеть с двух сторон стекла и разговаривать по телефону. Я ошибался. Заключенные сидели за столами, тюремщики стояли у стен. Работал автомат по продаже всякой ерунды, и атмосфера была почти как на пикнике. С минуту я присматривался. Стюарт, сидящий в середине комнаты, поднял руку. Я двинулся к нему, не зная, как себя вести. Ведь я не был ни членом семьи, ни другом. На Стюарте были джинсовая рубашка и свободные джинсы, слишком свободные. Я ожидал, что он похудеет, но он стал рыхлым, как бывает от мучной еды и отсутствия физических упражнений. Он уже обрел тюремную бледность, а левый глаз почти закрылся из-за фингала. Я отдал ему книгу. Стюарт протянул мне руку и сказал:

— Спасибо, что приехали.

Я взял его руку и пожал. Его прежний вид, свидетельствовавший о самоуверенности, деньгах и комфорте, исчез, уступив место яростному контролю над собой, как будто он старался изо всех сил, чтобы глаза не бегали в разных направлениях. Я сел, кивком показал на его глаз и спросил:

— Что случилось?

Стюарт туманно улыбнулся, даже не заметив своей улыбки, и сказал:

— Небольшое разногласие по поводу рисового пудинга. В тюрьме главное — кто съест твой десерт.

Я ничего по этому вопросу не знал и промолчал.

Он осторожно коснулся глаза, говоря:

— Но я учусь, нанял себе крышу. Я всегда схватывал все на лету, но здесь я не сразу освоился.

Я полюбопытствовал:

— А как это действует, в смысле крыши?

Стюарт ухмыльнулся:

— Как и все, за деньги. Я плачу самому огромному бандиту, чтобы он охранял меня сзади.

Я плохо себе это представлял, поэтому спросил:

— Я думал, они заморозили ваши счета. В смысле, разве они не так поступают, если речь идет о наркотиках?

Теперь он улыбнулся широко, и я убедился, что все его зубы пока целы. Крыша отрабатывала свои деньги. Стюарт пояснил:

— Они заморозили часть счетов. Я всегда умел обращаться с деньгами, это не очень сложно. Если у вас крутой адвокат, то вы в игре.

Я повернулся, чтобы взглянуть на длинную очередь к автомату, на вымученные улыбки на лицах посетителей и скучающие глаза тюремщиков. Спросил:

— Вы считаете, что все еще в игре?

Он на мгновение утратил контроль, и я увидел перед собой испуганного мальчишку. Но он снова взял себя в руки и сказал:

— У меня была сестра, Сара.

Я обратил внимание на прошедшее время и повторил:

— Была?

— За две недели до того, как меня взяли, ее нашли мертвой.

— Мне очень жаль.

Стюарт склонил голову набок, как будто прислушивался к какой-то далекой музыке, и проговорил:

— Вы ее не знали, о чем вам сожалеть?

Я чуть было не сказал «Тогда пошел ты», но он продолжил:

— Сара Брэдли. Двадцать лет, училась на последнем курсе института, собиралась получать степень по искусству. Взгляните…

Он полез в карман рубашки, вынул фотографию и подвинул ее мне. Очень симпатичная девушка, черные кудри падают на огромные глаза, резко очерченные скулы, широкая, открытая улыбка и ослепительно белые зубы. Фотографу удалось запечатлеть выражение спокойной уверенности. Девушка точно знала, что она делает. Я заметил:

— Очаровательная девушка.

И подвинул фото ближе к Стюарту. Он оставил снимок лежать на столе и сказал:

— Она жила в парке Ньюкасл, снимала домик на паях с еще двумя девушками. Они были на вечеринке, а когда вернулись, нашли Сару у лестницы. У нее была сломана шея.

Он уставился на меня, и я заметил:

— Жуткий несчастный случай.

— Ничего подобного.

Я потерял нить и спросил:

— Вы не считаете этот случай ужасным?

— Я не считаю, что это был несчастный случай.

Его слова ударили мне по мозгам, я начал понимать, куда это ведет, зачем меня просили приехать. Я потянулся за сигаретами и произнес:

— Bay…

Стюарт протянул руку и почти взвизгнул:

— Не курите! Я живу в облаке дыма круглые сутки семь дней в неделю, дайте мне возможность спокойно подышать.

Какого черта, я решил отнестись к нему с юмором. Торговец наркотиками, не терпящий дыма, — какие тут могут быть комментарии. Не говоря уже о дымовой атаке со стороны других заключенных. Он спрятал лицо в ладонях, потом встряхнулся и продолжил:

— Под телом моей сестры, под телом Сары, нашли книгу Синга.

— Синга?

— Даже вы наверняка слышали о «Плейбое Западного мира». Сара его ненавидела, всю эту дребедень. Она ни за что не стала бы держать эту книгу у себя дома. И прежде чем вы приступите, хочу сказать, что книга не принадлежала ни одной из двух других девушек. Я спрашивал. Они никогда ее раньше не видели.

Я собрался с мыслями и возразил:

— Будет вам, Стюарт, вы сами сказали, что Сара изучала искусство. Синг наверняка есть в программе.

Он наклонился ко мне, и я почувствовал его дыхание на своем лице. Смесь зубной пасты и освежителя рта. Его лицо было напряженным.

— Я только прошу вас все проверить. Я хорошо заплачу, очень хорошо. Вот, я тут написал ее адрес, разные подробности… Пожалуйста, Джек

Я не представляю, что нужно, чтобы выдержать в тюрьме, какая навязчивая идея может помочь тебе тянуть лямку изо дня в день. Я решил быть честным, что никогда не было умным ходом.

— Стюарт, я не вижу, что здесь можно проверить.

Он положил ладони на стол, собрал в кулак всю свою энергию и сказал:

— Тогда вы ничего не теряете. Вы получите солидный гонорар… за что? За то, что зададите несколько вопросов. Я никогда, поверьте мне, никогда никого ни о чем не просил. В суде адвокат советовал мне, как впервые судимому, просить о снисхождении. Но я не стал, и теперь я вас умоляю.

Я так надеялся, что мне уже никогда не придется разбираться с чьей-то смертью. Я впутывался в предыдущие дела против своей воли, и это оборачивалось ужасающими последствиями.

Я решил пройти все этапы и спросил:

— Что говорят полицейские?

Стюарт коротко, резко рассмеялся. Люди, сидящие за столами, повернули головы.

— Будьте реалистом, Джек. Неужели вы думаете, что торговец наркотиками может рассчитывать на их помощь? Они только пожалели, что это не я сломал свою проклятую шею.

— Вскрытие было?

— Конечно. Ни наркотиков, ни алкоголя обнаружено не было. Вывод — несчастный случай. Как вы считаете? Я так и должен написать на ее надгробном камне?

Люди начали вставать, забирать свои пальто, и я почувствовал прилив облегчения. Сказал:

— Ладно, я посмотрю, но ничего не обещаю.

Он протянул руку:

— Спасибо, Джек, и еще спасибо за книгу. Спайк Миллиган как раз подходит для этого сумасшедшего дома. Гарантирую, вы не пожалеете, что помогли мне.

Господи, как же он ошибался.

В комнате для ожидания тюремщик, который провожал нас до выхода, коснулся моей руки и прошептал:

— Вы Джек Тейлор?

— Да.

— Вы когда-то были полицейским?

Я удивился, хотел ответить отрицательно, потом передумал:

— Правильно.

— И теперь вы навещаете торговцев наркотиками?

Я расслышал гневные нотки в голосе тюремщика, и мне очень захотелось послать его к такой-то матери. Увы, возможно, мне снова придется сюда приехать, хотя я очень надеялся, что нет.

— И что? — ответил я вопросом на вопрос.

Он отвел меня в сторону и заявил:

— Тогда ничего удивительного, что они дали вам пинка под зад.

Уже выйдя за ворота, но все еще чувствуя, как горят щеки, я ощутил нестерпимое желание выпить. Даже почувствовал вкус «Джеймсона» у себя на языке, представил, как протягиваю руку к кружке черного пива, первой из длинной серии. Я уже почти решил зайти в паб, как мимо проехало такси. Я остановил машину. Когда мы отъехали, я не оглянулся назад. Водитель начал:

— Знаете почему «Манчестер Юнайтед» никогда не надо было покупать Рио Фердинанда?

Я же думал о человеке по имени Майкл Вентрис, который всю свою жизнь пытался дешифровать иероглифы, начертанные 4 000 лет назад на камнях, найденных на Крите. Много десятилетий письмена ставили в тупик археологов и лингвистов. Вентрис в конечном итоге решил эту задачу, но после такого достижения оказался в пустоте. Он закончил свою жизнь, врезавшись на своей машине в грузовик. Исчез смысл его жизни; самый потрясающий ум его десятилетия утратил фокусировку. Мне очень хотелось схватить водителя за шиворот, но я ограничился тем, что процедил сквозь зубы:

— Заткнись на фиг, вот и вся история.

Потом проговорил:

— Как себя чувствуешь, если влез наверх, а там пусто, полное одичание?

Мы подъехали к О'Коннер-стрит, и таксист сказал:

— Даже не дали мне поговорить про «Лидс».

Я заплатил ему и обнаружил, что желание выпить ослабло. Перешел через улицу, зашел в «Килемор» и заказал бифштекс и чипсы. Съел, даже не ощутив вкуса. Официантка поинтересовалась:

— Понравилось?

— Да, — односложно ответил я.

— Хотите десерт? У нас есть вкусный яблочный пирог и заварной крем.

Я отказался.

Как убить ночь в Дублине? Беда в том, что я чувствовал беспокойство, был на взводе. Если бы я пил, я бы направился «К Муни», и привет, конец истории. Вместо этого я вернулся в гостиницу и попросил ключ от своего номера. Дежурная мне улыбнулась и спросила:

— Довольны визитом?

— Лучше не бывает.

В номере я задумался, не принять ли мне ванну, но не смог себя заставить. Лег на кровать, решив, что полезно будет вздремнуть. Проспал двенадцать часов. Видел во сне отца. Он держал в руке книгу Синга и говорил:

— Все ответы ищи здесь.

Но у меня пока нет вопросов.

Думаю, что я кричал. Потом я оказался на кладбище, стараясь прочесть надписи на надгробных камнях, но там были одни иероглифы. Остального я не помню, но, вероятно, это было что-то угнетающее, потому что я проснулся со слезами на щеках. Вслух произнес:

— Что это такое, черт побери?

Приняв душ, я собрал вещи. Мой прежний план — пробежаться по книжным магазинам — уже не привлекал меня, поэтому я сел в поезд, отправляющийся в одиннадцать часов. Никаких тележек с напитками на этот раз. Я думаю, я скучал по украинцу. Теперь я мог читать и предвкушал удовольствие от «Жизнь на взлете» Маттью Стоука. Начал читать, как только мы отъехали от Дублина, и не поднимал головы, пока не добрались до Атенри.

Читал про Чандлера, сидящего на героине, Хэммета, пристрастившегося к кокаину, Джеймса М. Кейна с реактивным самолетом, и все это невероятно соответствовало моему настроению. Эта книга была хорошей чисткой мозгов, она переворачивала желудок Она не столько будоражила кровь, сколько подгоняла ее напором чистого амфетамина. Проза пела и кричала с каждой страницы — помойная яма сломанных жизней с привкусом темной эйфории. Меня прямо-таки лихорадка охватила. Разве часто случается, что роман оказывается литературным ударом по всей системе? Я подумал, что Джим Томпсон убил бы за такое. Если Джеймс Эллрой действительно бросил детективный жанр, то тут у него появился темный наследник

Я закрыл книгу с ощущением, что пробежал марафонскую дистанцию. Я ни разу даже не вспомнил ни о Стюарте, ни о его сестре. Поезд ехал по мосту через Лох-Аталию, и когда я смотрел на залив, на темные облака, висящие над горизонтом, я не знал, испытываю ли я ощущение возвращения домой. Думаю, для этого вам требуется хоть немного покоя. Я зашел в «Роше», быстро прошел мимо прилавка, где продавали спиртное, и купил кое-какие продукты. Решил забыть про греческий йогурт и лемсип. Платя за покупку, я поднял глаза и снова увидел давешнего блондинистого малого. Он мгновение смотрел на меня и исчез. Я решил, что это совпадение.

Миссис Бейли, сидящая за конторкой, сказала:

— Добро пожаловать домой.

Я сунул руку в сумку, вытащил пакет и протянул ей. Ее глаза зажглись, и она воскликнула:

— Обожаю подарки!

Миссис Бейли разорвала бумагу и вздохнула:

— Ириски, господи, у меня от них зубы болят.

— Простите.

— Нет, нет. Я рада, когда у меня болят зубы. По крайней мере, чувствуешь, что еще жива.

Я оставил ее энергично жевать, удивившись, что у нее еще свои зубы. Поднялся в свою комнату, проверил свои книжные полки и убедился, что, как я и ожидал, у меня нет ни одной книги Синга.

Взглянув на календарь с пурпурным сердцем, я прочитал высказывание на этот день:

— «Да не поработит тебя богатство».

Уж я постараюсь.

На следующее утро я читал интервью с Марком Ивансом, продюсером классного британского ужастика под названием «Мой маленький глаз». Одно высказывание Иванса пробудило во мне разнообразные воспоминания.

«Наши камеры не показывают вам, где происходят события, они следуют за ними».

Я сидел и раздумывал, почему эти слова произвели на меня такое впечатление. Была ли это хитрая метафора, характеризующая всю мою жизнь, или просто умное предвидение? Я сварил себе кофе. Я перешел на настоящий кофе, да, да, на зерна, фильтры и все прибамбасы. Больше всего мне нравился аромат: дайте кофе свариться, закипеть и разрешите аромату оттолкнуться от стен. Мне никогда не приедалось это ощущение. Каждое утро, если вы добирались до пекарни Гриффина, вы получали батон хлеба, который они называли грайндер. А черт, за этот хлеб можно было отдать душу; по мере приближения к пекарне запах свежего хлеба усиливался, заполняя всю верхнюю часть улицы, и вдыхать этот аромат было настоящим наслаждением. Это что-то необыкновенное, словами не описать.

Настоящий кофе я покупал тут же поблизости. Если вы всю жизнь пили растворимый кофе, то вы просто обалдеваете. Настоящий кофе это нечто, к его вкусу невозможно привыкнуть. Кроме того, он невероятно бодрит: две чашки — и вы способны летать. Прежде я глотал кофеин, лишь стремясь слегка облегчить похмелье.