- В Греции отличный бренди "Метакса", рекомендую.
- Ты собираешься смотреть портрет, или пришел рассказывать свои дорожные впечатления? - спросил Алиньяк.
- Показывай портрет, Жан-Луи, и никогда не вмешивайся в разговор мужчины и женщины.
- Никогда не говори "никогда"! - Алиньяк стремительным движением снял с картины чехол.
- Вот дьявол! - почему-то на испанском языке воскликнул Боксон; потом подошел к портрету почти вплотную, потом на несколько шагов назад, потом чуть в сторону, чтобы взглянуть на картину сбоку.
- Слушай, Жан-Лу, - заговорил Боксон, - то, что ты - гений, тебе уже говорили. Когда будут описывать историю твоей жизни, я надеюсь, что упомянут и меня. Жан-Лу, я не знаю, чем отблагодарить тебя за твой талант. Ты опять создал шедевр - и я заявлю об этом под любой присягой. Парень, я горжусь дружбой с тобой!
Портрет был прост: Катрин Кольери в белом на солнечно-розовом фоне, с предельно-фотографической точностью изображения - в скрупулезной манере Жан-Луи Алиньяка. Ощущение радости и нежности коснулось Боксона, картина сияла величием шедевра, подчеркнутого своей простотой.
- Николь, - сказал стряхнувший наваждение Боксон, - зачем ты пришла именно сейчас? Я не могу в твоем присутствии восторгаться другой женщиной!
- Похоже, Чарли, ты действительно влюблен, - в голосе Николь скользнула печаль. - Мне осталось только позавидовать ей.
- Николь, это, конечно, слабое утешение, но гораздо раньше её у меня была ты... - дерзнул смягчить огорчение Боксон.
- Дурак ты, Чарли! - усмехнулась актриса. - Впрочем, как и все мужчины. Наоборот, я рада за тебя. Если, конечно, можно за кого-то радоваться. Люби свою певицу, вы с ней потрясающая пара.
Боксон молча подошел к Николь, поцеловал ей руку, потом повернулся к наблюдавшему эту сцену Алиньяку:
- Когда женщина понимает мужчину, это похоже на счастье!..
- Поставь свечу своему святому, Чарли! - отозвался Алиньяк, - Ты выглядишь счастливым, возблагодари своего ангела за это.
...В маленькой церкви Сен-Мартин в послеполуденный час было сумрачно, прохладно и тихо. Боксон зажег свечу перед распятием, перекрестился, присел на скамейку. Даже самому себе он не мог бы ответить честно: верит он в Бога или нет. Когда заходил разговор о религии, Боксон обычно говорил так: "В мире столько горя, что если бы был Бог - он бы этого не допустил". Но, отправляясь на очередную боевую операцию, Боксон заходил в церковь - просто поставить перед распятием свечу. На войне, в постоянном соприкосновении со смертью, стать суеверным очень легко - подмечено давно и весьма точно. Полковник допускал лишь минимум суеверия - он не мог позволить себе роскошь зависимости от мелких случайностей и неумных ритуалов.
Чаще всего Боксон ходил в церковь просто посидеть, отдохнуть от суеты, поразмышлять под звуки органа или хора, или фисгармонии - в зависимости от того, где находилась эта церковь - в Париже, в африканском городке или в гватемальской деревушке.
В церкви Сен-Мартин Боксон обратился к Богу с такими словами: "Господи, я благодарен тебе за твою милость ко мне. Господи, храни любимую мою - Катрин. А ко мне, Господи, будь просто справедлив".
"Бог не лавочник и торговаться с ним - святотатство" - говорил Боксон, рассуждая иногда о загробной жизни и о грядущем Апокалипсисе; и никогда не позволял себе вульгарного: "Не согрешишь - не покаешься!"
Священник появился почти бесшумно, он шел по проходу между рядами скамеек очень медленно; остановился в нескольких шагах, и Боксон повернулся к нему лицом. Священник спросил:
- Как давно вы не были на исповеди, полковник?
- Вы обратились ко мне очень странно, святой отец, обычно служители Божьи называли меня "сын мой"...
Священнику было далеко за шестьдесят, на правой стороне лица отпечатались глубокие рубцы от ожогов.
- Хорошо, сын мой, но вы не ответили на вопрос...
- Последний раз я был на исповеди десять лет назад, в Пуэрто-Барриас, в Гватемале. Около той церкви партизаны прятали оружие, и чтобы дождаться связного, не бросаясь в глаза, я укрылся в исповедальне. А через месяц отца Диего убили люди из "эскадрона смерти". Убийц, конечно, никто и не искал. Почему вы назвали меня полковником?
- Я читаю не только "Чивилата Католика", но и светскую прессу. В последние дни там часто упоминается некий полковник на голубом "корвете". А вы приходите в нашу церковь уже лет пять, не так ли?
- Вы наблюдательны, святой отец! Мне нравится Сен-Мартин - у вас всегда тихо, благопристойность молитвенного места не нарушается праздношатанием туристов и фальшивым благочестием фарисействующих мирян... - Боксон развел руками, как бы приглашая воочию убедиться в правоте своих слов.
- Сын мой, - продолжил священник, - я много читал о вашей жизни. "Не судите, да не судимы будете" - сказано в Евангелии. Каждый примет свою кару за свои грехи. Не желаете ли облегчить душу свою исповедью?
- Святой отец, Всевышний знает все мои грехи. Я не хочу уподобляться тем итальянским гангстерам, которые, убивая человека, не забывают перекреститься, а их жены занимают в церкви лучшие места, демонстрируя свою набожность на залитые кровью деньги...
- Эта набожность не спасет их от справедливого наказания - Всевышнего обмануть невозможно...
- Именно поэтому я не буду его обманывать. Лучше я просто пожертвую свою малую лепту на дела церкви...
Боксон подошел к кружке для пожертвований и вложил в неё купюру.
- Да не оставит вас милость Божия, полковник!.. - священник сотворил крестное знамение вслед выходящему из храма...
...Вечером, рассказывая Катрин об этом разговоре, Боксон добавил:
- В 40-м году отец Огюст был капралом. Когда немцы выжигали огнеметами последних защитников линии Мажино, он дал обет: если выживет, посвятит свою жизнь Богу. Он выжил. Эту историю мне как-то рассказал продавец свечей.
- Ты странный солдат, Чарли, - тихо сказала Катрин. - Ходишь по музеям, по театрам, на органные и симфонические концерты, ходишь в церковь, хоть и сомневаешься в существовании Бога, и даже книгу написал. А как же известная солдафонская тупость?
- Катрин, все армейские анекдоты придумали сами солдаты, чтобы было чуть веселее служить. Я офицер, и уровень моей эрудиции должен быть очень высоким, как и уровень моего интеллекта. Я должен быть примером для своих солдат, я должен вызывать к себе уважение. Это очень тяжело, поэтому многие довольствуются лишь авторитетом своих погон, а не авторитетом своей личности. Командир должен быть лидером - не только по должности, но и по своим персональным качествам. К тому же я не просто офицер - я наемник. А у наемников плохой командир немедленно остается без солдат - туда ему и дорога!..
11
Самолет в Сидней улетал из аэропорта "Орли" рано утром, гастрольная команда уже собралась в автобусе, на нем всех отвезут прямо к трапу. Боксон и Катрин Кольери прощались у дверей.
- Гастроли продлятся месяц, что будешь в это время делать? - спросила она, глядя на Боксона поверх сдвинутых на кончик носа зеркальных очков.
- Поищу новый контракт.
- Это необходимо?
- Должен же я как-то зарабатывать себе на жизнь, - он улыбнулся.
- За каждым твоим контрактом - смерть. Может, тебе следует поискать что-нибудь другое?
- Я посмотрю, что предложат, Катрин. Всех денег в этом мире не заработать, мне уже случалось отвергать чересчур выгодные предложения. Или те, которые не соответствовали моим сомнительным убеждениям. Я рассказывал...
- Помню! Когда увидимся?
- Откровенно - не знаю. Все решит новый контракт.
- Мне будет тебя не хватать, Чарли...
- Мне тоже будет без тебя грустно...
Она укрыла взгляд за зеркалами стекол. Он попросил:
- Позволь, я ещё раз посмотрю на твои глаза...
- Пожалуйста.
- Тебе пора, темноглазая женщина...
- До свидания, Чарли...
- Я люблю тебя, Катрин...
Боксон дождался отлета "Боинга", потом прошел в бар, купил пачку "Лаки Страйк". Клиентов в баре было немного, и симпатичная мулатка за стойкой была не прочь поболтать с импозантным мужчиной с платиновыми швейцарскими часами на правой руке и в костюме от Гуго Босса - мулатка работала аэропорту уже не один год и умела отличать натуральный шелк галстука от дешевого полиамида.
- Похоже, кого-то провожали, - начала она разговор, навалившись на стойку и демонстрируя волнующую темноту в вырезе форменной блузки.
Боксон рассмеялся неожиданно для себя:
- Ага, провожал, но встречу планировал не на сегодня!
- Разве не скучно - жить все время по плану? - заинтересовалась мулатка, стараясь смотреть ему в глаза.
Боксон какие-то секунды выдерживал её взгляд, потом посмотрел на купленную пачку сигарет и, перед тем как направиться к выходу, сказал:
- Мир тесен, сестрёнка, не огорчайся, мы ещё непременно встретимся!..
...Он остановил свой "корвет" в одном из переулков Монпарнаса, достал блокнот, чековую книжку, и с помощью карманного калькулятора попытался подвести итог своему отпуску. Подошло время нового контракта. Боксон не особенно беспокоился о возможной безработице, нищета ему не грозила, в конце концов, всегда есть возможность вернуться офицером в Иностранный Легион, но Боксон предпочитал оставаться свободным художником - выполнять глупые распоряжения не блистающего умом руководства он для себя полагал недопустимым.
Вычислив сравнительно неплохую сумму своего денежного остатка в банке "Лионский Кредит", и прибавив к ней остаток на счете в одном из банков Женевы, Боксон остался доволен результатом - с сумой по миру он пойдет ещё не скоро. Но контракт все-таки нужен. И как всегда, его поиски следовало начинать с просмотра почты. Причем - ещё вчера.
Кафе "Виолетта" оказалось непривычно пустым; Сюзанна и Филиппо беседовали с зашедшим перекусить почтальоном - больше никого в зале не было.
- Чарли, ты совершенно забываешь старых друзей! - сказала Сюзанна, расцеловав Боксона, в то время как несчастный Филиппо старательно смотрел в другую сторону.
- Ты же знаешь, Сюзи, я занятой человек...
- Ну почему ты не зашел к нам с Катрин Кольери?! Нашему заведению так не хватает посетителей...
- Я не смешиваю свои личные дела с бизнесом... Почта есть?
- Тебя опять интересует только почта! - возмутилась Сюзанна, и вздохнула. - Чарли, нельзя быть таким бесчувственным. Тебе только что принесли письмо. А больше ничего нет.
- Сюзанна, - примирительно заговорил Боксон, - именно из-за своей бесчувственности я страдаю больше всех. Будь снисходительна к моим недостаткам.
И шепотом добавил:
- Не гляди на меня так пылко в присутствии Филиппо, у парня могут не выдержать нервы...
Взгляд Сюзанны стал жестким:
- Филиппо знает свое место...
...Он вскрыл конверт, вынул из него листок с прикрепленной визитной карточкой: "Жаклин Шнайдер-Адамс". Письмо оказалось приглашением на деловую беседу, естественно, предлагалось заранее договориться о месте и времени встречи по телефону. В качестве постскриптума имелась приписка: "Если вас интересует контракт на 250 тысяч долларов, то не откладывайте это дело на потом".
Боксон зашел позвонить в небольшую аптеку, он предпочитал хранить в тайне любые подробности предстоящих контрактов, поэтому телефон в кафе "Виолетта" не годился - не стоило искушать Сюзанну и Филиппо возможностью подслушать.
Трубку взяла, видимо, горничная, так что пришлось некоторое время подождать, пока послышался голос хозяйки:
- Рада слышать вас, господин Боксон!
- Вы хотели меня видеть?
- В письме указан мой адрес, вы его прочитали?
- Да, авеню Виктора Гюго...
- Вы можете подъехать ко мне прямо сейчас?
- Я смогу быть у вас примерно через полчаса.
- Хорошо, приезжайте, я сообщу консьержке.
Подъехав к нужному дому, Боксон сказал сидящей у двери женщине:
- Я к мадам Шнайдер-Адамс.
- Да-да, - заговорила консьержка, - мадам Шнайдер меня предупредила, несчастная женщина, нам всем её так жаль...
Боксон постучал в дверь на третьем этаже.
- Входите, открыто! - раздался голос из квартиры.
Он шагнул за порог и увидел сидящую в инвалидной кресле-коляске женщину, с отлично сделанной прической, умело подобранной косметикой и в платье, явно купленном не в дешевом универмаге ТАТИ. Подол платья свободно свисал с переднего края кресла - ниже колен ног у женщины не было.
- Добрый день, господин Боксон! - ответила она на приветственные слова. - Закройте, пожалуйста, дверь на замок и проходите за мной.
- Присаживайтесь, где вам будет удобно, - продолжила она в гостиной, обставленной в стиле последнего Луи Бурбона.
Боксон расположился на диване, лицом к двери в прихожую, другая дверь была ему хорошо видна в зеркале над камином.
- Я предполагала, что вы сядете именно здесь, господин Боксон.
Он молча улыбнулся, потом придал лицу выражение внимательного ожидания.
- Я - Жаклин Шнайдер, сестра Гуго Шнайдера.
Боксон встал:
- Примите мои искренние соболезнования, мадам Шнайдер. Ваш брат был моим очень давним знакомым.
- Спасибо, Боксон. Надеюсь, вы позволите мне не употреблять приставку "господин"? Вы можете называть меня Жаклин.
- Насколько я понимаю, речь должна пойти о контракте. Поэтому я буду называть вас мадам Шнайдер. Или мне лучше называть вас мадам Адамс?
- Адамс - фамилия моего покойного мужа. После его гибели я предпочитаю фамилию Шнайдер.
- Я слышал о вашем несчастье, мадам Шнайдер. Все это очень печально.
- Можете курить, Боксон, - она открыла стоящую на столике шкатулку. Это, конечно не кубинские, которые вы курили в Анголе, но никарагуанские, говорят, тоже неплохи.
- Благодарю вас.
Маленькая сигарная гильотина, серебряная настольная зажигалка и хрустальная пепельница с вделанным в дно серебряным талером Марии-Терезии стояли рядом с сигарной шкатулкой. Сама Жаклин Шнайдер курила сигареты "Муратти".
- Я отпустила прислугу, поэтому в квартире мы сейчас одни. Конфиденциальность разговора будет соблюдена. Надеюсь, вы тоже примете это условие.
- Да, мадам Шнайдер.
- Прекратите называть меня "мадам Шнайдер"! Вы для меня - Чарли Боксон, я для вас - Жаклин Шнайдер. Это не фамильярность, это - знак доверия. Вы согласны?
- Хорошо, Жаклин, я согласен, но когда меня призывают к доверительности, я настораживаюсь.
- И не отводите так старательно взгляд от моих отсутствующих ног. Я могла бы надеть протезы, но капроновые чулки на неподвижной розовой пластмассе выглядя безобразно.
- Простите, Жаклин, я не хотел вас обидеть...
- Оставим это, Боксон, перейдем к делу!
- Я весь внимание.
Она достала из прикрепленной к коляске сумочки чековую книжку, ручку и выписала чек. Боксон наблюдал за её действиями, не выказывая никакого интереса.
- Вот чек на пятьсот тысяч франков. Это - аванс. Ещё пятьсот тысяч вы получите после выполнения работы. Всего получится около ста двадцати тысяч долларов.
- Это очень значительная сумма, - отреагировал Боксон, покосившись в сторону лежащего на столе чека. - Мне бы хотелось узнать, за что нынче платят такие деньги.
- Я хочу отомстить за смерть моего брата.
Боксон не смог сдержать удивления:
- Но ведь убийца вашего брата был застрелен полицией при аресте! Мой марсельский адвокат сообщил мне о закрытии дела.
- Тот перуанский бродяга всего лишь инструмент в чужих руках. Я хочу уничтожить истинных виновников смерти Гуго.
Боксон помолчал, старательно подбирая слова.
- Мадам Шнайдер, вы не похожи на сумасшедшую...
- Я надеюсь на это...
- Если у вас есть какие-то причины считать кого-то виновным в смерти вашего брата, сообщите об этом в полицию.
- Полиции нет до этого дела, потому что сведения, которыми я располагаю, просто осядут в полицейских досье, но не дадут законных оснований для привлечения кого-либо к суду. Мне нужна обычная месть, Боксон!