— Но причём здесь я? — Илона пожала плечами.
— Признаюсь, что я немного виноват перед своим кузеном, — продолжал Матьяш. — Теперь мне нужно загладить вину.
— С моей помощью? Нет, Ваше Величество. Я не могу.
Король печально вздохнул и, почесав кончик носа, сказал:
— Кузина, но если ты не согласишься, он останется в тюрьме.
— Почему? — удивилась Илона, подбирая с пола упавшее вышивание и проверяя, не потерялась ли иголка. — Почему, если Дракула невиновен? Разве невиновный должен сидеть в тюрьме? Ведь Ваше Величество не зря называется справедливым королём. А разве может справедливый король допустить несправедливость?
— Кузина, это политика, — снова вздохнул Матьяш. — Да, я допустил ошибку и незаслуженно посадил моего кузена в тюрьму, но теперь он на меня злится. Поэтому исправить ошибку мне непросто. Тот, кто злится на меня — мой враг, а освободить врага я не могу. Но вот если бы у него появилась супруга вроде тебя, она примирила бы меня с ним.
— У меня это не получится, — Илона, наконец найдя иголку, покачала головой и снова принялась за вышивание. — Дракула не станет слушать моих увещеваний, даже если я соглашусь на ту роль, которую отводит мне Ваше Величество.
Услышав «если», Матьяш обрадовался, хоть и старался не показать этого:
— Кузина, но тебе не придётся ничего говорить. Твоя свадьба с моим кузеном сама по себе изменит всё в лучшую сторону. Подумай. Ведь ты поможешь не только мне и моему кузену, но и многим тысячам христиан, которые окажутся спасены от смерти. Тебе, наверное, известно, что Дракула — весьма талантлив как военачальник, поэтому, как только он получит свободу, я начну готовить поход на турок. Дракула обеспечит мне победу, я уверен.
Илона подумала немного и начала колебаться. Всё говорило о том, что она должна исполнить свой долг, помочь многим христианам, но ведь речь шла о браке! Жертва казалась слишком большой. Слишком. «Нет, я не могу. Может, я неправа, но я не могу», — твердила себе Илона, а вслух произнесла:
— Но почему именно Дракула? Разве у Вашего Величества нет других достойных военачальников, чья верность безусловна и не нуждается в подкреплении через договорной брак?
— Разумеется, есть, но ни один из них не имеет прав на валашский трон, а мне там нужен свой человек, — просто ответил король.
Илона молчала, а Матьяш решил поменять тактику:
— Кузина, прошу тебя, скажи, что тебя смущает. Уверяю тебя, что Дракула вовсе не так страшен, как о нём рассказывают. Просто у него много врагов, которые сочиняют о нём ужасные истории, а Дракула не стремится ничего опровергнуть и оправдаться, потому что страх — это тоже оружие. Дракулу боятся, и это позволяет ему легче одерживать победы, но тебя ему пугать ни к чему.
— Я верю Вашему Величеству, но это не по мне, — призналась Илона. — Если бы речь шла о другом человеке, возможно, я бы согласилась. Но Дракула...
— А ты забудь о Дракуле, — вдруг перебил король: — Пусть для тебя он станет просто моим кузеном Ладиславом. Что ты скажешь тогда? И погоди отказываться. Сперва взгляни на портрет.
Юные особы, сидевшие возле Эржебет, сразу встрепенулись:
— Портрет? Что за портрет?
— Недавно я заказал портрет своего кузена Ладислава, — ответил король. — Я подумал, что если это сватовство, то пусть оно будет по всем правилам. Невеста должна увидеть жениха прежде, чем скажет окончательное слово.
Илона ничего не сказала, но красавицы продолжали трещать:
— Портрет Дракулы? То есть... портрет кузена Вашего Величества? А где же портрет? Где?
— Пойдите в соседнюю комнату и прикажите, чтоб его внесли, — произнёс король.
Все красавицы вскочили и побежали исполнять королевскую просьбу-приказ, а через минуту вернулись, и за ними теперь следовали двое слуг. Один тащил подставку, а другой — картину, обёрнутую в сукно. Установив портрет, но в обёрнутом виде, слуги поклонились королю, затем — дамам, после чего, пятясь, вышли и плотно прикрыли за собой дверь.
Юные особы потянулись к картине, однако услышали строгий голос Матьяша:
— Нет, это для Илоны. Пусть она и откроет.
Все четыре особы окружили кузину Его Величества, и начали осыпать просьбами с четырёх сторон:
— Илона! Илона! Ну что же ты! Пожалуйста, дай нам посмотреть. От тебя не убудет.
Даже Эржебет присоединилась к просьбам:
— Девочка моя, дай же нам посмотреть.
Пришлось уступить. Илона отложила вышивание, встала, подошла к картине и развернула сукно. Поначалу стало страшно, что придётся встретиться взглядом с человеком, изображённым на холсте. Пусть это оказалось бы нарисованное лицо с нарисованными глазами, но всё равно было как-то не по себе.
К счастью, человек на портрете смотрел куда-то в сторону, будто не замечая свою возможную невесту, и от этого стало спокойнее, но одеяния из красного бархата, почти что цвета крови, напоминали, что на картине изображён не кто-нибудь, а Дракула.
Илоне также бросилось в глаза, что он заметно старше её. Не старик, конечно, но в чёрных усах и таких же чёрных длинных волосах уже виднелась седина, да и лицо немного осунулось, что тоже говорило о возрасте, ведь с годами все лица становятся либо осунувшимися, либо одутловатыми.
Возможная невеста вдруг вспомнила свои недавние рассуждения о том, что острые черты лица обычно присущи злодеям, и подумала, что Дракула своей внешностью подтверждает правило. Острый прямой нос, острый подбородок, острые скулы. Округлую форму имели разве что брови и нижняя губа, видная под линией усов, а вот сами усы вместо того, чтобы плавно закручиваться вверх, по моде, тянулись прямо и лишь на самых кончиках завивались в колечко.
«Весь прямой и со многими острыми углами. Есть ли в этом человеке хоть что-то мягкое и доброе?» — размышляла Илона, разглядывая изображение, а тётушка, поднявшись с кресла, почему-то не торопилась приблизиться к портрету, как и юные придворные дамы. Возможно, они оставляли место Матьяшу.
— Итак, кузина, — произнёс он, становясь по правую руку от Илоны, — представь, что это просто человек, с которым я хочу породниться. Просто человек, которого ты не знаешь. И вот я спрашиваю тебя: могла бы ты за него выйти? Что ты ответишь?
Наверное, кузен Матьяш ожидал услышать «могла бы», но Илона исчерпала ещё не все доводы:
— Ваше Величество, я бы ответила, что мне нужно посоветоваться с родителями. Прежде всего, с отцом.
Король всплеснул руками, как в самом начале разговора, а затем очень уверенно возразил:
— Нет, с отцом советоваться не нужно.
— Почему? — удивилась Илона.
— Потому что твой отец всецело поддержит меня, как полагается родственнику и верноподданному, — всё так же уверенно произнёс Матьяш. — Моё желание состоит в том, чтобы ты, кузина, вышла замуж, поэтому твой отец, когда узнает о моём желании, согласится со мной. Однако я не хочу злоупотреблять своим положением, и именно поэтому спрашиваю тебя, кузина. Именно тебя, а не твоего отца. Я хочу узнать, как ты отнесёшься к этому браку, и если бы я увидел твои слёзы и отчаяние, то отступился бы. Однако я вижу, что ты смеёшься и сомневаешься, поэтому продолжаю тебя уговаривать. Ну же, кузина! Ты ведь понимаешь, что мой кузен Ладислав — такой же человек, как и все. Дьявольских рогов или ещё чего-нибудь эдакого у него нет. Почему бы тебе ни выйти за него? Соглашайся!
IV
Илона так и не согласилась на странный брак, предлагаемый Матьяшем, но всё же обещала подумать, а король, конечно, воспринял это как свою победу. Ничем другим нельзя было объяснить то, что настроение Его Величества стало превосходным. Когда он пригласил свою кузину, матушку и четырёх юных особ пойти прогуляться в дворцовый сад, то весело щурился от яркого весеннего солнца и всё время пересказывал строки из Овидия, смысл которых сводился к одному — никогда нельзя отказываться от новой любви.
Возможно, только теперь Илона по-настоящему заметила, что наступила весна. Оказавшись на песчаной дорожке сада, грустная вдова вдруг почувствовала едва уловимый аромат шиповника. Тёмно-зелёные кусты с белыми или розовыми цветами виднелись тут и там, а над ними возвышались огромные лиственные деревья с широкими тенистыми кронами, как будто украшенные белыми свечами подобно рождественским елям — так, свечками, цвели каштаны. Как же внезапно наступило это цветение!
Кузен Матьяш, идя рядом и поддерживая Илону под правый локоть, попросил:
— Кузина, улыбнись.
О том же начала просить и тётя Эржебет, шедшая с другого боку от Матьяша. Затем король вспомнил подходящую строку из Овидия, а четыре юные красавицы, шедшие позади, поддержали Его Величество весёлым щебетом, восхищаясь, как хорошо и точно сказано.
Матьяша это раззадорило, и он начал вспоминать ещё:
— Ведь прав был поэт, когда сказал, что женское сердце это источник, из которого сколько ни черпай, он наполняется вновь. За потерями всегда следуют приобретения.
— Это опять Овидий? — спросила Илона.
— Да, — просто ответил монарх.
— Должно быть, Вашим Величеством уже прочитаны все его книги.
— Нет, я даже «Героиды» пока не дочитал, — чуть смутившись, признался Матьяш, и по всему было видно, что он собирается дочитать.
Поначалу Илоне нравилось, что кузен стремится её ободрить, но затем это начало досаждать. «Причём здесь любовь? Мне предложили вступить в брак по договору, — подумала она. — Какое отношение к такому браку имеют чувства?»
Почему-то вдруг вспомнились рыцарские романы, в которых рыцарь спасал прекрасную даму, запертую в башне, и в этой связи брак с Дракулой, предложенный Матьяшем, показался ещё более нелепым, чем в ту минуту, когда Илона только услышала об этом и приняла за шутку. Дракула ведь сейчас сидел в башне в далёкой крепости, и получалось, что всё в мире перевернулось с ног на голову — раньше рыцари спасали дам из башен, а теперь даме предложили спасти рыцаря.
«Вот уж романтично», — мысленно усмехнулась кузина Его Величества, слушая пересказ очередных строк из Овидия, и теперь идея, которая уже давно появилась у неё в голове, оформилась окончательно: «Брак с Дракулой — это не страшно, а просто смешно. Я — жена Дракулы? Надо мной все будут потешаться!»
Илоне вдруг сделалось так стыдно из-за возможных насмешек, что она смутилась, когда к Его Величеству приблизились несколько придворных и напросились в сопровождение: «Они поймут, о чём мы говорим, разнесут эту новость по дворцу, и весь двор будет хихикать».
Пусть король не говорил о Дракуле прямо, а только призывал кузину перестать печалиться о покойном Вацлаве Понграце, ей почему-то казалось, что для окружающих всё очевидно. От чувства неловкости и стыда никак не удавалось избавиться, поэтому Илона принялась считать минуты, приближающие её к окончанию прогулки.
Илона и Эржебет с четырьмя юными дамами вернулись из сада в ту же самую комнату, которую покинули. Матьяш уже не сопровождал их — ушёл, сославшись на дела, и обещал заглянуть через несколько дней — а как только он скрылся из виду, Эржебет строго заявила придворным, которые навязались в спутники к четырём её подопечным красавицам:
— Я вас не задерживаю, господа.
Расставанию с кавалерами не огорчилась разве что Орсолья. А вот три остальные девицы казались раздосадованы. Они, наверное, полагали, что лучше уж выйти замуж, чем жить, как монашка, под присмотром матери Его Величества и ждать «счастья», которое может и не наступить.
«Мне бы их горести», — думала Илона, видя, что портрет Дракулы никуда не делся. Он по-прежнему находился в комнате и напоминал о том, что брак пока ещё возможен, и что выход из того дурацкого положения, в котором Илоне случилось оказаться, ещё не найден.
Картина стояла на подставке, накрытая сукном и будто спрашивала: «Ну, что?» «Нет, я замуж не выйду», — мысленно ответила Илона, а её тётя, вошедшая в комнату чуть ранее, казалось, совсем не обратила внимания на лишний предмет.
Мать Его Величества снова уселась в кресло, велев одной из четверых красавиц взять лютню и спеть что-нибудь. Меж тем кузина Его Величества вернулась к вышиванию. «Ничего, как-нибудь выкручусь», — твердила она себе, но когда песня окончилась, тётя выслала своих подопечных вон, а в ответ на недоумённый взгляд племянницы пояснила:
— Нам с тобой нужно поговорить, моя девочка.
— О чём, тётушка? — спросила Илона.
Тётя встала с кресла и направилась в дальний угол комнаты, который в это время дня уже не освещался солнцем. Он казался укромным, тихим, как раз для доверительной беседы, и к тому же там стояла пристенная лавка, позволявшая собеседникам или собеседницам сидеть как можно ближе друг к другу.
Эржебет опустилась на лавку, но не облокотилась на высокую деревянную спинку, а осталась сидеть прямо и жестом пригласила племянницу сесть рядом.
— Не сердись на моего Матьяша, — с мягкой улыбкой проговорила матушка Его Величества. — Он — мужчина, а мужчины частенько говорят слишком прямо. Они не понимают, что женщине такие слова кажутся неприятными, даже если по сути всё верно.
— Тётушка, вы имеете в виду сегодняшний разговор о браке? — осторожно спросила Илона, тоже сев на лавку.
— Да, моя девочка, — ответила Эржебет. — Откуда мужчине знать, что чувствует вдова? А я знаю. Я ведь до сих пор скучаю по своему мужу, хотя со дня его смерти прошло почти девятнадцать лет. Пусть я овдовела не так рано, как ты... но разве от этого легче? Мой Янош был мне не только мужем, но и другом. Порой мне не хватает его совета, а семнадцать лет назад, когда я вместе с твоим дядей Михаем добивалась для Матьяша свободы и трона, мне казалось, что Янош незримо присутствует рядом и подсказывает, что делать.
Тётя судорожно вздохнула и быстрым движением левой руки смахнула с глаз слёзы.
— Не плачьте, тётушка, — сказала Илона, осторожно сжав её правую руку, лежавшую на коленях, но и сама уже готова была плакать.
— Даже в те дни, — меж тем продолжала Эржебет, ненадолго замолкая, если её голос начинал дрожать, — даже в те дни, когда я чувствовала присутствие Яноша рядом, я сделала бы всё, чтобы позаботиться о Матьяше и обо всей семье Силадьи. Даже вышла бы замуж во второй раз. Да, мне тогда было больше сорока лет (считай, старуха), но если бы я оказалась чуть моложе, и понадобилось бы заключить брак ради политического союза, я, не задумываясь, сделала бы это. Чтобы помочь Матьяшу, чтобы помочь твоему ныне покойному дяде Михаю и всей семье Силадьи. В чём счастье для нас, женщин? В том, чтобы помогать своим семьям, быть нужными. И если у нас получается принести пользу, мы обретаем душевный покой. Ведь так?
— Наверное, вы правы, тётушка.
— Конечно, я права, — сказала Эржебет, голос её окреп, и теперь она сама левой рукой накрыла руку племянницы, всё ещё сжимавшую тётину правую. — Вот и ты, моя девочка, уже пять лет не находишь себе места потому, что после смерти твоего Вацлава тебе не о ком заботиться. Но есть способ исправить это. Ты нужна своей семье, позаботься о своих родственниках. Сделай то, о чём тебя просит мой Матьяш. Никто не станет заставлять тебя, потому что ты уже исполнила свой долг, когда вышла замуж семнадцать лет назад. Тогда ты помогла своей семье, а теперь сделай это снова, но уже не столько ради семьи, сколько ради себя. Ты снова почувствуешь себя нужной, почувствуешь сопричастность большому делу и обретёшь душевный покой.
— Тётушка, вы всё правильно говорите, — совершенно искренне ответила Илона, вдохновившись её словами. — Покой — это то, чего у меня нет, но возможно ли обрести душевный покой в браке с таким человеком как Дракула?
— Если всё окажется совсем плохо, то жить с мужем ты не обязана, — просто ответила Эржебет. — Твоя семья тебя защитит. Если тебе не понравится жить с ним вместе, то будете жить врозь. Сможешь остаться здесь, при мне, если захочешь, или вернуться в Эрдели. Главное — это сам брак, который станет залогом крепкого политического союза.
— Тётушка, если бы это оказался кто-нибудь другой, а не Дракула... — начала Илона, но Эржебет перебила её:
— Давай-ка, я расскажу тебе о нём то, чего тебе никто другой не расскажет. Вот все твердят, что Дракула творил страшные дела, но эти люди его не знают. А я знаю и потому могу о нём судить по своему опыту, не с чьих-то слов.