— Не беспокойся о том, что случилось раньше, — ответила мать. — Та, старая помолвка — ещё не свадьба. Обещание, которое даётся во время помолвки, можно взять назад, и в этом нет бесчестья ни для одной из сторон.
Илона молчала.
— Ты хочешь ещё что-нибудь спросить у нас? — участливо осведомился отец.
Дочь помотала головой. Она знала, что если скажет хоть слово, в голосе послышатся слёзы.
— Ты не хочешь узнать даже имя будущего мужа? — шутливо удивилась мать, улыбнулась и продолжала: — Его зовут Вацлав Понграц. Он из той семьи Понграцев, которые живут в Липто. Это далеко отсюда, в Словакии. А семья очень богатая. Они одалживали деньги даже королям. Теперь мы породнимся с этой семьёй. Очень большая честь, в том числе для тебя. На этот раз решение окончательное. Ты выйдешь замуж этой весной. Рождество и Пасху мы встретим в столице. К тому времени тебе исполнится тринадцать, а после состоится свадьба.
Илона молчала.
— Ты рада, дочка? — спросил отец.
Илона не ответила и побежала прочь, в свою комнату, где на видном месте по-прежнему стояла шкатулка с белой бабочкой внутри. Сколько раз Илона представляла, как отвезёт эту шкатулку своему прежнему жениху, откроет и скажет: «Смотри, я сохранила твой подарок». И вот теперь оказалось, что никуда эта бабочка не поедет. Тот мальчик уже не ждёт её, потому что ему тоже сказали, что свадьба отменена. А может, ему уже нашли новую невесту?
Если раньше шкатулка, стоявшая на видном месте, напоминала о будущем счастье, то теперь колола глаза и заставляла плакать. Илона схватила её и снова побежала, но теперь вниз, в большой зал, где горел камин. Хотелось поскорее избавиться от напоминания. Казалось, что если сделать это, то станет легче. Илона подбежала к камину, открыла шкатулку и поспешно, чтобы вдруг не передумать, вытряхнула в огонь ту единственную драгоценность, которая хранилась внутри.
Бабочка сгорела в одно мгновение — вспыхнула огненной звёздочкой, которая тут же пропала, а дно шкатулки, обитой красным бархатом, опустело. Напоминание исчезло, но легче почему-то не стало. Илона села на пол, заплакала, и именно в таком виде, плачущей, её застала мать.
— Ну, что ты! Не нужно, — сказала мать, усаживаясь на пол рядом с дочерью. — Доченька, всё хорошо. Значит, ты успела привязаться к тому мальчику? Ничего. Ты забудешь его. И я обещаю тебе, что твоя новая свадьба не отменится.
— Зачем нужна новая свадьба? Зачем? — спросила Илона сквозь слёзы.
— А ты совсем не хочешь, чтобы она была? — мать, кажется, была озадачена.
— Нет, не хочу.
— Доченька, ты не должна так говорить. Это очень выгодный брак. Мы не могли и мечтать о таком. Разве ты не хочешь, чтобы наша семья возвысилась?
Конечно, Илона должна была думать о семье и всё же осмелилась возразить:
— А разве мой прежний жених совсем не знатный?
— Дело не только в знатности, — мать покачала головой. — Если мы породнимся с липтовскими Понграцами, от этого станет хорошо не только нашей семье, но и твоему кузену Матьяшу, который нуждается в твоей помощи.
Это сейчас все знали, кто такой Матьяш — блистательный венгерский король, а в те времена почти никто ничего о Матьяше не слышал. Даже Илона, которой тогда исполнилось лишь двенадцать. Она знала лишь то, что у неё есть кузены — два сына тёти Эржебет. Младшего звали Матьяшем, и он действительно мог нуждаться в помощи, потому что в семье тёти случилось горе. Тётин муж, господин Янош Гуньяди, умер, когда воевал с турками, и с тех пор всю семью Гуньяди стали преследовать несчастья.
— Матьяшу всего четырнадцать лет, поэтому он не может сам себе помочь, — продолжала объяснять мать.
— А что с ним случилось?
— Он в плену у богемцев[2]. Матьяш оказался там не по своей вине и очень хочет вернуться домой. Нужны деньги, чтобы выкупить его. Нужно заплатить шестьдесят тысяч золотых, но у твоей тёти нет столько денег. И у всей нашей семьи нет. А Понграцы обещали дать столько, сколько нам не хватает, если...
— Если я выйду замуж за Вацлава Понграца?
— Да.
Мать говорила с такой убеждённостью, как если б сама обещала свою дочь Понграцам, а ведь на самом деле это решение принял Михай Силадьи, старший отцов брат.
У Михая не было детей, но он знал, что его младшая племянница ещё не замужем, поэтому пообещал её Понграцам, чтобы получить от них деньги и заодно создать политическую лигу, а младшему брату он сообщил об этом почти так же, как родители сообщили Илоне:
— Послушай-ка, Ошват, я нашёл для твоей младшей дочери отличную партию.
III
Родительский замок, в котором Илона прожила всё детство и отрочество, находился в таком глухом уголке Эрдели, что ни одна большая беда туда не заглядывала. Великие беды любят приходить в такое место, где людей побольше, а в захолустьях слышны лишь отголоски горестных событий.
Спокойного течения жизни в маленьком замке особенно не изменило даже турецкое нашествие летом тысяча четыреста пятьдесят шестого года, когда султан со своим войском осадил крепость Нандорфехервар[3] на Дунае. Конечно, отец Илоны вместе со своим старшим братом Михаем, которому во всём подчинялся, ушёл на войну и забрал с собой нескольких слуг и работников, выдав им оружие, однако забирать было почти некого, так что уклад жизни остался почти прежним.
Конечно, все в замке очень беспокоились за тех, кто отправился воевать. Теперь каждое утро мать Илоны приказывала служанкам и оставшимся в замке слугам собираться в капелле. Преклонив колени перед потемневшим от времени деревянным распятием, которое висело на стене над мраморным алтарём, вся челядь во главе с хозяйкой молила Господа, чтобы был милостив, даровал победу христианам.
Такая же молитва возносилась каждое воскресенье в храме городка, куда мать Илоны продолжала ходить вместе с дочерью на воскресную мессу, а дочь, склонившись справа от матери, искренне молилась и в капелле, и в храме, но по выходе оттуда уже не могла продолжать грустить и тревожиться. Летнее солнце было таким ярким, а летнее небо — таким голубым. В подобные дни очень трудно всё время думать о грустном, особенно когда тебе не исполнилось даже двенадцати лет. Пусть старшей сестры, которая вышла замуж и уехала, уже не было рядом, но остались подруги, с которыми Илона играла в весёлые игры и забывала обо всём.
Война с турками окончилась внезапно. Илона узнала об этом, когда в замок пришло письмо, где отец сообщал, что жив, совершенно здоров и скоро вернётся домой, потому что турки отступили. Так же благополучно эта война закончилась для старшего отцова брата — Михая, а вот для мужа тёти Эржебет, которого звали Янош Гуньяди, всё закончилось плохо, хотя поначалу казалось, что опасность позади.
Отец и дядя Илоны, участвовавшие в обороне Нандорфехервара, после отступления турецкой армии поехали домой, поскольку посчитали свой долг выполненным, и это спасло их, ведь после их отъезда в Нандорфехерваре появилась чума.
Муж тёти Эржебет, который возглавлял оборону Нандорфехервара и потому не мог покинуть крепость даже после ухода турок, умер от чумы, а ведь многие в королевстве говорили, что ему всё нипочём и всегда везёт.
Это был очень могущественный человек. Одно время он даже управлял Венгерским государством от имени короля, но когда Яноша забрала смерть, положение семьи Гуньяди сильно пошатнулось, из-за чего в свою очередь пошатнулось положение семьи Силадьи, ведь две семьи оставались связаны очень тесно — не только через родство, но и через общие политические дела.
Михай, дядя Илоны, всегда поддерживал Яноша. И, разумеется, поддерживал свою сестру Эржебет, Яношеву вдову, а ей пришлось несладко, потому что её старший сын, Ласло, сделавшийся новым главой семьи Гуньяди, сильно поссорился с тогдашним венгерским монархом.
Не прошло и года после смерти Яноша, как старший сын тёти Эржебет оказался казнён по высочайшему повелению, а младший сын, Матьяш, стал королевским пленником. Положение семьи Гуньяди, а также положение семьи Силадьи пошатнулось ещё больше.
Ласло Гуньяди был казнён в тот год, когда Илона получила в подарок бабочку. Илоне про Ласло не рассказали. Лишь спустя восемь месяцев после его смерти она узнала, что отец, привезя из столицы кусок дорогого синего шёлка на первое взрослое платье дочери, привёз ещё и дурные вести, и что родители, поздним вечером запершись вдвоём, говорили о своём незавидном положении.
Лишь спустя восемь месяцев Илона узнала о содержании разговора, но и то без подробностей — мать рассказала не всё, поэтому дочери оставалось лишь додумывать, как вели себя родители.
Илона представляла себе тихую доверительную беседу, и, наверное, именно так всё и происходило. Если б мать громко причитала, а отец рассердился на её слёзы, это стало бы слышно далеко за пределами родительских покоев.
— Агота, за обедом я не сообщил тебе нечто очень важное, — должно быть, произнёс отец, придя в женину спальню и запирая за собой дверь.
— О чём ты говоришь, мой супруг? — вероятно, спросила мать Илоны.
Время было позднее, поэтому мать, конечно, уже готовилась ко сну, но, услышав слова про «нечто важное», обула домашние шлёпанцы на деревянной подошве, накинула халат и приготовилась слушать.
— Я не знаю, что случится, — продолжал отец, присаживаясь на кровать. — Наши дела и так плохи, но как бы не стало ещё хуже.
— Твой племянник Ласло казнён. Куда же хуже? — настороженно спросила мать, присаживаясь рядом.
— Михай и Эржебет поклялись не оставить это так. Они решили отомстить за его смерть.
— Что? — мать ушам не поверила. — Мстить королю? Они безумцы.
— Что же делать, если они — мой брат и моя сестра, — ответил отец. — Я связан с ними. Я не могу остаться в стороне от этого дела, даже если хочу.
— Но ты же понимаешь, что месть королю — это заговор против власти? Ты хочешь быть заговорщиком? Ах, Боже Всемогущий, но это же так опасно, — вероятно, зашептала мать и могла бы расплакаться.
— Знаю, что опасно, — ответил отец. — Если б всё зависело от меня, я бы ничего не начинал.
— Но ты можешь попробовать переждать бурю, — осторожно предложила мать. — Михай отпустил тебя из столицы ко мне и к Илоне? Не возвращайся. Останься с нами.
— Я приехал не к вам, — глухо произнёс отец. — По поручению Михая мне следует объехать все земли Силадьи, чтобы повелеть всем вассалам моего брата собрать воинов и немедленно явиться в столицу. Никто ещё не знает об этом. При дворе думают, что я поехал готовить помолвку дочери. Но когда я начну собирать людей, скрывать станет невозможно. Что, если новость дойдёт до королевского двора слишком быстро? Что, если Михаю отрубят голову, потому что он затеял бунт против короля? Ласло обезглавлен. Михая могут обезглавить. А кто следующий? Я?
— Ах, Ошват, — мать не знала, что ещё сказать, поэтому прижалась лбом к его плечу.
К счастью, отцу Илоны удалось сделать всё правильно. При дворе очень долго не знали о том, что из Эрдели к столице движется не одно, а целых два войска вооружённых дворян. Первая армия, собранная отцом Илоны, двигалась из земель Силадьи, а другая, собранная тётей Эржебет, шла из земель Гуньяди.
Позднее кто-то рассказывал, будто Эржебет ради того, чтобы собрать и вести войско, облачилась в мужской костюм, но в действительности она оставалась в женском платье. Её тёмный траурный наряд воздействовал на воинов куда лучше, ведь они прекрасно знали, по ком этот траур. Эржебет носила траур по мужу, Яношу Гуньяди, который в своё время отразил нападение турок на Венгрию, и по сыну, Ласло Гуньяди, который хоть и не успел прославиться как полководец, но всё равно считался достойным наследником своего отца.
Этот поход стал частью семейного предания, но Илона, слушая рассказы о походе, так и не смогла для себя уяснить, что стали бы делать оба войска, подойдя к столице. Отец и тётя собрали около пятнадцати тысяч, но этого никак не хватило бы, чтобы осаждать такую огромную крепость как королевская резиденция. Возможно, дядя Илоны, Михай Силадьи, надеялся подкупить стражу, ведь резиденция имела несколько въездов, и если бы хоть один оказался случайно открыт, то пятнадцать тысяч вооружённых людей быстро завладели бы крепостью.
Наверное, король тоже подумал, что стража любит деньги, и потому испугался. А может, ему стали известны слова, сказанные Михаем перед строем объединённого войска:
— Пусть нас лишь пятнадцать тысяч, но мы всё те же, что и раньше. Мы всё те же, что год назад, когда одержали победу над самим султаном! Неужели мы отступим перед негодяями, которые год назад прятались от султана за нашими спинами!?
Михай говорил о том, что во время обороны Нандорфехервара лишь войска Гуньяди и Силадьи вместе с народным ополчением выступили против турок. Выступили и победили, в то время как войска других знатных семей Венгрии оставались в бездействии, а король, очень напуганный, бежал из страны задолго до прихода нехристей. Наверное, поэтому монарх, узнав, что войска Гуньяди и Силадьи выступили уже против него, снова бежал и снова сделал это заранее.
В тот день, когда армии, собранные отцом и тётей Илоны, объединились и приблизились к столице, короля там уже не оказалось. Он вместе с придворными и с Матьяшем, по-прежнему остававшимся королевским пленником, спешно уехал в Богемию — в Прагу.
Тётя Эржебет очень горевала и говорила всем:
— Я уже потеряла одного сына. Неужели потеряю и второго?
Дядя Михай утешал её, уверяя, что горевать рано:
— Мы вызволим его, вызволим, — но сам пока не знал, что делать.
Лишь отец Илоны радовался, хоть и втайне. Он радовался, что кровопролития не случилось, и решил поскорее устроить помолвку, пока не случилось ещё чего-нибудь, а младшей дочери ничего не рассказывал о семейных печалях и опасных делах.
Это молчание казалось правильным. Зачем «девочке» знать, что её старший кузен Ласло, которого она никогда не видела, казнён? Зачем ей знать, что её отец вместе с её дядей и тётей участвовали в бунте против короля? Совершенно незачем.
Илона узнала об этом только тогда, когда беглый король внезапно умер в Праге, а Матьяш остался там, потому что богемцы не захотели его отпускать просто так и потребовали выкуп в шестьдесят тысяч золотых. Михай и Эржебет Силадьи, посовещавшись, решили, что лучше заплатить, чем торговаться, хоть и не располагали нужной суммой, но тут подвернулись Понграцы из Липто. Дело сладилось, и вот тогда Илона узнала всё.
Ей сообщили не только про Матьяша, но и про Ласло, однако сделали это вовсе не потому, что желали посвятить во все подробности семейных дел. Просто настало время двенадцатилетней Илоне ехать в столицу, чтобы вступить в брак, а в столице она неизбежно встретилась бы со своей тётей Эржебет и, значит, должна была выразить соболезнования по поводу смерти Ласло. Только поэтому «девочке» всё и рассказали.
Буда — столица Венгерского королевства, огромная, шумная. Ещё до того, как вдали покажутся очертания крепости на холме, делалось ясно, что город близко, ведь тракт становился всё шире, а путников и повозок на нём виднелось всё больше.
Овдовевшая Илона, ехавшая в колымаге вместе со своей служанкой Йерне, из-за неприятного разговора невольно вспомнила, когда последний раз посещала Буду. Да, это было более пяти лет назад, по возвращении из Липто, то есть в тот раз Илона ехала по другому тракту — с севера, из Словакии.
А вот по этой дороге, по которой колымага громыхала сейчас, Илона последний раз ехала в Буду невообразимо давно — семнадцать лет назад. Тогда, когда пришлось впервые посетить столицу, чтобы вступить в брак, устроенный дядей, путь пролегал с запада, из Эрдели.
Несмотря на прошедшие годы, путешественница всё помнила, поэтому сейчас, в тёплый день мая, ей вспоминался декабрь. Ведь семнадцать лет назад она совершала поездку именно в декабре.
Сейчас, погожим майским днём, в просвете между красными парчовыми занавесками, прикрывавшими окно колымаги, виднелись пыльная дорога, копыта лошадей, колёса телег и кожаные башмаки путников. Но Илона мысленным взором видела не пыльные колеи, а колеи в рыхлом снегу.